Старшая дочь, глядя на мать, тоже подносит блинов:
— Это тебе от меня за давешнее и за вчерашнее.
Остальные две смотрели, смотрели и они поднесли:
— Это, работничек, от нас да давешнее и за вчерашнее.
Поп смотрел, смотрел, поднес блинов, и говорит:
— А это от меня за давешнее и за вчерашнее.
— А ты-то что? — спрашивает работник. — Ведь я, поп, твою попадью, твоих дочек еб, а ты за что?
Поп рассердился:
— Ну, работник, ступай из дома, мне такого не надо.
— Ладно, батюшка.
Вот работник собрался, взял книгу из-под икон и ушел. На улице встал против окна, развернул книгу вниз головой, смотрит и шевелит губами. А был неграмотный. Поп смотрит.
— Да ты, работник, разве грамотный?
— О, батюшка, я хорошо грамотный.
— Дак, работник, у меня дьякона нет, пойдем со мной обедню служить?
— А пойдем, батюшка.
Пошли. Поп оделся в ризы, ушел в алтарь, работник на крылосе. Собрался народ — полна церковь — нового дьякона смотреть. Поп кричит из алтаря:
— Ну, отец дьякон, начинай.
Работник затянул пением:
— Вниз по матушке по Волге…
Поп выглянул из алтаря.
— Почаще, работник, почаще!
Работник стал почаще:
— На полетичку соколичку наказывала…
Поп пустился в алтаре кругом престола в пляс. Потом поп говорит:
— Ты, отец дьякон, хоть бы покадил в церкви-то. Работник нагреб полно кадило жару, ходит по церкви, машет кадилом и говорит:
— Сожгу, еби вашу мать! Сожгу, еби вашу мать! Народ испугался и убежал.
Поп посмотрел — народа совсем мало.
— Ты бы, отец дьякон, спел «Господи помилуй!»
Работник начал:
— Еб твою кобылу, еб дочерей и попадью твою. Попу стыдно стало, он и убежал из церкви.
ФОМА
Жил мужик, у него сын был Фома. Мужик уехал пашню пахать. Мать и говорит:
— Я ведь сегодня, Фома, именинница, забыла отцу-то сказать.
Пирог рыбный испекла, бутылку вина взяла.
— Поедем на пашню к отцу.
Приехали на пашню.
— Я ведь сегодня именинница, пирог рыбный испекла да бутылку вина принесла. А кто там пашню пашет?
— А кум.
— И его бы позвать. Так выпили бы вместе и пирог съели, кум был ее любовник. Надо послать Фому, пусть кум придет сюда.
Фома пошел и догадался. Кум материн хахаль.
— Ты, дядя, если отец пойдет к тебе, так ты лошадь выпрягай и убегай.
Вернулся назад. Она спрашивает:
— Чего, придет кум-то?
— Хотел. Но работы еще очень много. Надо пахать.
Баба посылает мужа:
— Поди лучше сам да возьми косу, по пути травы накосишь. Выпьем да и пойдем домой, там погуляем.
Муж идет с косой звать любовника, а кум испугался, выпряг да и бежать. А муж за ним:
— Куманек, постой, куманек, постой!
Мать видит — дело пахнет гарью, и она за ними, и кричит:
— Куманек, постой!
Фома взял пирог и бутылку и отправился за ними.
Идет — едет свадьба.
— Батюшка, постойте, — Фома говорит, — вы не видели: тут мужик да баба за козой бежали? А коза для свадьбы дурная примета: быть жениху или невесте козлом с рогами.
— Как коза? Какая ж беда!
Гулящие выскочили:
— Надо посмотреть.
Убежали. Одна невеста осталась. Фома и говорит невесте:
— Не ходи замуж за него, плохой мужичонко-то. Он козел вонючий, если выйдешь за него, у тебя рога козьи вырастут.
Невеста перепугалась и отвечает:
— Теперь уж поздно?
— А ты наряди меня невестой, а сама убеги.
Невеста платье скинула. Фома невестой нарядился, их в церкви и обвенчали и праздновать поехали. Отгуляли и спать легли. Фома и говорит:
— Я шибко до ветру хочу.
— Да как теперь? Мы заперты. Потерпи до утра.
— А ты меня на пояске в окошко спусти, а после вытенешь.
На пояске и спустился. Взял за рога козу и привязал вместо себя. Жених ждал, ждал, потянул, а козел:
— Ке-ке-ке.
— Ну, еще не высралась.
Потом втащил — козел. Жених в двери. И рассказал:
— Невесту кто-то в козла превратил. Начался переполох.
А Фома пошел дальше.
Шел, шел, подходит к городу. Стоит избушка, заходит в избушку, залез под кровать. Приезжают барин с барыней; попили, закусили, разделись и на кровать улеглись. И началась ебля. Барин с виду был благородный, а на деле оказался ебака превосходный.
Фома терпел-терпел, не выдержал, об кровать и застучал:
— Трам барабан, трам барабан. Скоро вы там на-ебетесь?
Барин с барышней испугались да в одном белье убежали. Фома приходит в город. Поселился на квартире у старухи и спрашивает:
— А у вас какие здесь церкви? Кто в какую церковь ходит?
Старуха и рассказывает:
— Барин в эту, а барышня вон в ту.
Фома нарядился в баринову одежду и пошел к обедне. Барин на него смотрит и думает: «А одежда-то ведь моя! Постой, я его подкараулю».
Фома пошел, барин подкараулил, остановил, спрашивает:
— А вы эту где одежду взяли, одежда-то ведь моя?
— А я шел, зашел в избушку…
Барин говорит:
— Тише, тише, пожалуйста, я вам денег дам, только не говорите никому.
То же и с барышней, и она денег дала. Фома поступил служить к барину, работал хорошо. Барыня в гости собралась и спрашивает Фому:
— Ну как — я хорошо оделась?
— Хорошо, только хохол не позолочен.
— А как бы позолотить?
— Можно, пятьсот рублей стоит.
— Возьми, вот пятьсот рублей.
— А только надо вначале пену сбить.
Отделал ее… То же сделал и с кухаркой и со старухой. Получил от них пятьсот, двести и сто пятьдесят рублей. Убежал сам. Барин пришел — все лежат, платочком помахивают, чтобы пена остыла.
Барин за ним побежал. Фома нанял за сто рублей бабу: день кверху жопой в копне пролежать, а чтобы он ей палец в кунке продержал. Держит палец, барин едет. Фому не узнал и нанимает его Фому нагнать. Фома согласился, но чтобы барин за него палец в бабьей кунке держал. Фома объяснил барину, что в копне бочонок с пивом. Втулок выскочил, и Фоме нужно сбегать за новым втулком, а пока придерживать пиво, чтобы не ушло, пальцем надо. А он заодно и догонит мастера золотых дел. Они договорились, и Фома пошел. Баба пролежала день, встает и говорит:
— Ну, хватит, давай сто рублей, как договорились. Барин понял, что его снова Фома объегорил.
— Возьми двести рублей, только не говори никому.
Фома нажил деньги и зажил хорошо.
НА ГЛАЗАХ У ПОПА
Жили-были три брата, ходили они к одной попадье, а друг про дружку не знали. Вот один раз приезжают в лес дрова рубить и съехались в одно место, а перед тем заходили все к попадье, и она дала одному кромку хлеба, другому середку, а третьему опять кромку. Нарубили дров, проголодались и захотели поесть. Вынули хлеб и видят, что куски друг к дружке подходят, сложили — вышел цельный батон.
Один брат тогда и говорит:
— Я люблю попадью.
Другой говорит:
— И я люблю попадью.
— Да и я попадью, — говорит третий, — обожаю.
— Вот что, — говорит младший брат, — мы это нехорошо делаем; так перессориться можно. Давайте так сделаем: кто с попадьей при попе хитрее сделает, тот к ней один и ходить будет.
Братья согласились. Пошел к попу старший брат.
Пришел, поп обедает.
— Здравствуй, батюшка!
— Здравствуй, дитя, что скажешь хорошего?
— Да что, батюшка, — стекла у вас в доме дурные: посмотреть с улицы — такой срам видишь, сказать стыдно.
— Да неужели?
— А не веришь, батюшка, поди погляди.
Поп бросил ложку, выскочил из-за стола и побежал на улицу. А попадья живо со стола обед смахнула, да сама на стол. Поп с улицы смотрит в окно и видит: попадья на столе, а мужик на попадье. Поп рассердился, давай стекла щелкать, все перебил до одного.
Пошел теперь средний брат. Приходит к попу и просит продать цыпленка — кур разводить хочет. Цыплята были в подполье. Поп полез в подполье за цыплятами, попадья наклонилась над дырой, а мужик сзади. Поп хочет поймать цыпленка, а попадья кричит: