- Почему ты ничего не сказала мне?

  - Прости, думала, что вскоре пройдет, а из-за перенапряжения болезнь затянулась.

  - Лекарь сказал, что тебе больше не стоит тренироваться, так что отныне будешь сидеть подле меня и как всегда говорить под руку, - он улыбнулся и, наклонившись вперед, нежно поцеловал.

  - Я согласна, - но мои глаза все еще были полны печали, так как в глубине души хотела ему сказать и увидеть его радость, однако разум запрещал.

  Выйдя из лазарета через три дня, все еще не могла поверить в то, что внутри меня теплится новая жизнь, я еще не ощущала его или ее, но каждую ночь стала класть руку себе на живот. Когда Эфин целовал меня, спускаясь все ниже, то сердце замирало от мысли, что ношу его ребенка. Все вдруг перевернулось в одночасье, больше не хотелось думать о предстоящем сражении, о Фароне и его стае, обо всем, что заставляло страдать. Во мне проснулась женщина, желающая сохранить жизнь своего ребенка, во что бы то ни стало и отвести его от беды. Я каждый раз смотрела на Эфина и про себя рассказывала ему о малыше, поэтому зачастую не слышала, о чем он мне говорит. Он же видел мою отрешенность и погруженность в какие-то мысли, видел, как я периодически улыбаюсь сама себе, как что-то тихо шепчу, но не мог понять, отчего я так изменилась.

  Минекая также заметил все странности, происходящие со мной, а я буквально разрывалась изнутри в желании рассказать о себе, поэтому не выдержала и в один из дней подошла к Наставнику, отведя его в сторону:

  - Минекая? Я хочу что-то сказать тебе, но это большая тайна, поэтому надеюсь на молчание.

  - Разве я когда-нибудь подводил тебя? - он улыбнулся и похлопал себя по груди.

  - Конечно, нет.

  - Тогда рассказывай. Я уже давно заметил, как ты тихо радуешься, так что не затягивай, расскажи старику о большом секрете!

  - Я беременна.

  После этих слов Минекая резко подорвался и обнял так крепко, что у меня захрустели кости:

  - Так вот в чем все дело! Вот откуда взялся тот недуг! Как же я рад за тебя, - затем Минекая стал серьезнее. - А Эфин знает? Ведь, если знает, то я не вижу у него счастья на лице.

  - Нет, не знает. И пока ему не нужно знать. Я боюсь повторить прошлые ошибки, тем более, сейчас неспокойное время и мы не знаем, чего нам ожидать от завтрашнего дня.

  - Мне кажется, ты боишься не этого, а того, что он вернется в Тарон к своей номарке.

  - И это тоже, - в этот момент мои глаза наполнились грустью и улыбка пропала.

  - Одно хочу сказать тебе! Не бойся и не переживай, с тобой всегда буду я. Если меня не убьют однажды в бою, - он снова усмехнулся. - И если Эфин не совсем черствый сухарь, то он будет с тобой и своим ребенком, а если окажется наоборот, то ты все равно останешься победительницей, ведь иметь рядом маленький комок счастья, созданный из твоей плоти и крови, это всегда Победа. Поняла?

  - Да.

  - Ну, вот и хорошо, а теперь ступай и осторожно обходи все кочки на земле.

  Минекая всегда мог меня успокоить, он единственное существо на Скайре, к кому я бежала со всех ног. Если бы подобные ему имели возможность жить вечно, ведь так не хочется отпускать тех, кого любишь всей душой и к кому привязан всем сердцем.

  На следующий день к воротам Мазарата прибыл гонец из смешанных, он передал свиток Предводителю и остался ждать ответа. Когда же послание доставили отцу, то в зале собрались все, Правитель зачитал содержимое свитка, в котором говорилось о том, что время вышло, либо отец выдаст Фарону свою дочь, либо Мазарат станет первым на пути номарских войск, который они покорят.

  Отец написал отказ от своего обещания, выразив все свое неуважение к новому Правителю Тарона, таким образом, первый шаг был сделан. Как только гонец скрылся из вида, все поняли, что следующая встреча произойдет уже на поле боя, где либо мы одержим победу, либо нас разобьют, превратив в придаток, от которого будет питаться Тарон.

  ГЛАВА 24

  Великая битва

  Фарон ожидал гонца с минуты на минуту, он не мог найти себе места, так как желал только одного, взять в руки послание и прочесть о том, что Амена в Мазарате и ждет его. Номар рассчитывал на трусость и слабость Нитте, поэтому не задумывался о возможном отказе, когда же за окнами послышался топот Аттарина, то Фарон встал и сказал сидевшей рядом Талье:

  - Иди на улицу, скорее всего это гонец. Забери послание и принеси мне.

  - Хорошо, Господин. - Талья отвечала чуть слышно, дабы не разгневать и без того обезумевшего Правителя.

  Она вышла на порог и встретила номара со свитком в руке, взяв его, быстро вернулась в зал. Фарон в этот момент проследовал к ней и вырвал письмо, оттолкнув Талью к столу, в его глазах сверкали искры, а тело прохватывал озноб. Таким Фарона еще никто не видел, это было помешательство, от которого теперь страдал каждый житель Тарона, однако сам Фарон так не думал, ведь он мечтал, как приведет в город жену и сделает ее хозяйкой наравне с собой.

  Развернув послание, начал жадно вчитываться в каждое слово, но чем ближе был конец, тем яростнее становился его взгляд:

  ' Я, - Нитте, Правитель Мазарата, расторгаю наше соглашение и не признаю твоей власти! Моя дочь никогда не переступит врат Тарона и никогда не станет тебе женой. Крианцы свободолюбивый народ и мы не потерпим присутствия на нашей земле такого самозванца, как ты, младший сын Танафера!'

  Фарон медленно отложил свиток и, подойдя к столу, на котором лежал меч, схватил его и приставил к шее сидящей номарки:

  - Ты принесла мне дурные вести, грязная тварь!

  - Господин, прошу, - Талья зарыдала, не зная, куда себя деть. - Я не виновата, ты же понимаешь это, - она упала на колени и склонила перед ним голову.

  Но он ничего не слышал, продолжая говорить с самим собой:

  - Это мы еще посмотрим, кто из нас самозванец! Я лично скормлю тебя тумо, проклятый Нитте, ты еще будешь просить меня о пощаде, - затем он отошел от несчастной и принялся ходить из угла в угол. - Амена все равно будет со мной, она в Мазарате, я это чувствую.

  Спустя пару часов, номар созвал Совет и объявил о начале войны, результатом которой станет покорение Мазарата, а крианцы познают его гнев. Советники боялись возразить, так как каждый высказавшийся против, мог немедленно лишиться головы, как это и произошло с Тафиром, а семья Главы Совета была казнена на рассвете. Войско в составе смешанных и чистокровных находилось в полевом лагере, разбитом на равнинах близ Тарона, тумо же ожидали в лесах и были готовы к тому, чтобы начать Большую охоту.

  К утру следующего дня Фарон вышел на своем коне к бесчисленной армии и произнес:

  - Сегодня вы узрите мое Величие! Я поведу вас, как когда-то это делал Могущественный Танафер, номары снова будут громом и молнией этих земель и Скайра содрогнется от нашей ярости!

  Номары рычали и ревели, приветствуя нового Лидера, лишь смешанные стояли, молча, не желая войны, но идти против Фарона не решались, так как тумо было все равно, кого разорвать на кусочки:

  - Первым к нашим ногам падет Мазарат! Я лично украшу свои покои головой Нитте, а крианцы поклонятся вам и будут кормить до скончания своих дней, будут отдавать вам своих дочерей для утех, и будут служить как ничтожные рабы. Вы заслужили этого спустя столько лет лишений и унижений со стороны Эфина! И если я поймаю брата, то одам вам на расправу! Пришло и наше время отомстить!

  Армия ликовала в предвкушении крови и насилия, они готовы были на все, лишь бы начать убивать. К полудню огромное войско выступило в направлении Мазарата, за ними по пятам следовали оголодавшие тумо, жаждущие свежего мяса.

  Мазарат тем временем также готовился к встрече с врагом, крианцы выстраивались в длинные шеренги и выходили в центр поля, расстелившееся в двадцати километрах от города. Часть женщин и дети остались внутри, спрятавшись в глубоких подвалах казарм, остальные вошли в ряды воинов и выступили с армией.