Вождь небрежно щелкнул пальцем по берестяному свитку перед собой.

– Позволю себе вмешаться, – мелодично проговорила Бхати. – Свиток Дома Медиумов – важный документ, который дает право хозяину Дома на получение человеческого медиума где бы то ни было.

– Если мне будет позволено, Вождь, – сказал Ханг, – я передам тебе энергетический образ, который подтверждает правоту моих слов.

Елена бессознательно схватилась за нож. Глаза ее полыхали злобой. Арэнкин предупреждающе сжал ее запястье.

После короткого обмена образами Гирмэн еще раз тщательно изучил свиток. И задумался. Было видно, что он охотно вышвырнул бы Ханга прочь из замка, лучше всего на растерзание летучим мышам. Но по правую руку от него сидела Бхати, а за ее плечом стоял верный Сарти, высокопоставленные муспельхи, которые свидетельствовали за весомость свитка.

– Стены этого замка, – медленно проговорил, наконец, Гирмэн. – Еще не видели того, чтобы Вождь выдал его обитателя по велению никчемных знаков на бересте. Убирайся, Ханг. Я не признаю Дом Медиумов и не признаю твои права. Впрочем, если эта женщина согласится уйти с тобой добровольно, я препятствовать не стану.

– Я предпочту броситься вниз со ступеней замка, – прошипела Елена, не отрывая взгляда от Ханга.

– Мы вынуждены настаивать! – поднялась Бхати, сверкая глазами, похожими на драгоценные камни. – Дом Медиумов находится под покровительством муспельхов. Его создание обсуждалось на Совете, и все народы подтвердили его исключительное право на человеческих медиумов.

– По известной причине, – холодно сказал Гирмэн, – я не присутствовал на том Совете.

– Нам это безразлично! – ответила Бхати. – Наг, который был вождем в то время, дал согласие на это условие. Если вы не можете договориться между собой, это ваши внутренние проблемы. Мы же требуем исполнения закона! Если вас не касаются общие законы, может, вам не так важны отношения с нашим народом?

Гирмэн изучил свиток в третий раз. Бхати и Ханг правы, в этом сомнений быть не могло. Оставалось одно – подчиниться закону. Вождь тянул время, выискивая обходные пути. Если Елена достанется Хангу, о жертвоприношении можно забыть. Если б Ханг был готов на компромисс, он не стал бы привлекать муспельхов и попробовал бы поговорить с Вождем с глазу на глаз.

– Бросьте бессмысленный спор! – вмешался вдруг Арэнкин. – Бхати права. Закону выдачи медиумов подчиняются все народы. Но у нас есть собственные законы, преступить которые наг не смеет ни при каких условиях. И вы, муспельхи, это сейчас подтвердите. А если нет – впору обвинить вас в протежировании Дома Медиумов. Я дал клятву. Священную и нерушимую клятву нагов защищать эту женщину, пока я жив. И этот закон для нага превыше всех остальных вместе взятых. И он также был принят на одном из Советов еще в незапамятные времена. У меня нет свидетелей, кроме самой Елены. Но я готов доказать свою правоту любым способом.

Настало молчание. Ханг, одного цвета со своим костюмом от ярости, смотрел на Арэнкина. Гирмэн постукивал пальцами по каменному столу. Бхати сузила глаза и придумывала ответ. Мейетола сидела на ложе, похожая на кобру, готовую к броску. Елена раздумывала, что будет, если она сейчас метнет нож. Она знала, что не промахнется.

– Что же, – вымолвила Бхати. – Вынуждена признать, сейчас схлестнулись между собой два закона, равных по силе.

Ханг в бешенстве уставился на Вождя.

– И после этого, Гирмэн, ты утверждаешь, что не веришь словам?

– Осторожней, Ханг, – прошипел Гирмэн. – У нагов собственные законы, и я сам решаю, чьим словам верить, а чьим – нет. К тому же, я признаю твои доказательства равными правоте Арэнкина.

– Равными?! – Ханг не поверил своим ушам. – Всего лишь равными?

– Слово нага, – нехотя проговорила Бхати, – равно любому другому закону. Я подтверждаю это.

– Слово нага? – вскипел Ханг. – Слово хитрой изворотливой змеи?..

Он осекся. Гирмэн поднялся со своего места. Тень от огромного ворота с семью змеиными головами накрыла альбиноса.

– Достаточно! – сказал он. – Еще одно слово, и я прикажу вышвырнуть тебя прочь и решу этот спор в твое отсутствие! Сядь!

Ханг сначала повиновался, а затем осознал это. От Вождя шел поток силы, заглушающей волю.

– Меджед-Арэнк, – сухим тоном обратился Гирмэн к брату. – Я предоставляю тебе возможность освободиться от клятвы.

Арэнкин ожидал этих слов и едва дождался, чтобы не перебить.

– Нет! – сказал он, едва Гирмэн умолк.

– Ханг Юшенг, – продолжил Гирмэн. – Я предлагаю тебе отказаться от притязаний и проявить уважение к законам нагов.

– Нет! – отрывисто бросил Ханг.

– В таком случае, – сказал Гирмэн, – этот вопрос более не в моей власти, как не во власти любого из живущих в Халлетлове. Я даю вам два дня на то, чтобы решить спор миром. И если этого не случится, пусть Демиурги рассудят по справедливости.

Глава 2.

В подземных камерах всегда полно крыс, воды и плесени. Это закон. А тут еще и вечная мерзлота. Арэнкин швырнул в крысу мелкий камень. Она недовольно пискнула и вальяжно удалилась. Глаза привыкли к темноте часа через два, различалось шевеление смазанных силуэтов.

"Через какую только дыру они сюда забираются? Интересно, почему вазашки относятся к крысам точно так же, как и все остальные? Я неоднократно был свидетелем того, как юнцы гоняют жирных крыс по коридорам с визгами и гиканьем. А как же солидарность? Крысы, пауки… Не замок, а мечта бохенского отравителя. Флягу яда бы сюда и трубку… Интересно, сколько крыс нужно, чтобы победить одного сенгида в перетягивании кнута? Если, скажем, тридцать крыс возьмутся за кнут зубами, а остальные вцепятся им в хвосты…"

Нет, он честно пытался думать о завтрашнем поединке, его причинах и возможных следствиях. И сразу бросил. Не думалось.

Ханг в своей камере с полночи изучал и разбирал на элементы выцарапанную на стене надпись "Смерть подлой гадюке!". Нащупал ее пальцами и долго вникал в почерк неизвестного писателя. Затем нашарил острый камень и добавил пару поправок от себя. Толстая крыса меланхолично взирала на Ханга из угла. Она много повидала на своем веку и не удивлялась даже лучнику-мутанту в ритуальном очистительном склепе нагов.

Арэнкин ждал, когда полоса света опустится до указанной отметки.

По обычаю, каждый из бойцов приводит трех свидетелей. Сегодня здесь присутствовали Охэнзи, Мейетола и Кэнги…

…Когда-то давно Шахига крупно повздорил с другим молодым нагом. Из-за чего – лешие голову сломят – не то меч не поделили, не то женщину. И не хватило выдержки разобраться друг с другом спокойно – одна обида уцепилась за другую, новое оскорбление за старое, полетели обвинения пополам с клеветой – так дело и дошло до Суда Демиургов. Их урезонивали, как могли, но бесполезно. Тогда Арэнкин стоял на возвышении над стеной огня и присматривал, чтобы противник Шахиги вел бой честно, зорко следил за тем, когда и чья кровь первой окрасит песок. Помнится, Шахига пытался выразить желание драться не до первой крови, а до последней… Арэнкин из него чуть дух не вышиб еще до поединка, чтобы ум на место вправить. Шахига первым пролил кровь, ранил противника в руку обсидиановым жалом, и был признан правым…

Полоса света коснулась алого камня на берегу неширокого, но глубокого ручья, опоясывающего арену, которая просматривалась за всполохами пламени. Арэнкин погрузился с головой в ручей, проплыл под водой немного, вынырнул на другой берег и тут же шагнул прямо в стену огня. Следующий шаг перенес его на круглую, засыпанную песком арену.