Восемь судей обращают взгляды на Гирмэна. Ему решать участь подсудимого. У Мейетолы отлегло от сердца, до какой степени это вообще сейчас возможно. Родной брат – редкость у нагов – обязанный Арэнкину самой жизнью, возрожденный на его крови, всегда считавший брата правой рукой, единственным, достойным доверия.

Мейетола сама подготавливала девочку, принесенную тогда в жертву. Арэнкин полжизни положил на возрождение Вождя. Гирмэн любил брата настолько, насколько был способен на хоть какое-то чувство.

– Меджед-Арэнк, Страж Заокраин, наг Скального замка. По древним и неприкосновенным законам великого народа нагов твою вину возможно изгладить лишь смертью. Ты признаешь это?

– Да, – Арэнкин не поднимает головы, его голос бесцветен и спокоен.

– По решению Суда нагов ты примешь смерть от самих Демиургов, по древней традиции, достойной благородной крови. Настанет указанный рассвет, и ты отправишься на Заокраины вслед за своими предками для искупления совершенного преступления.

Охэнзи делает едва заметное движение, точно хочет схватить Вождя за рукав. Мейетола не верит услышанному, ее глаза вспыхивают ненавистью.

– Тебе понятен приговор? – вопрошает Гирмэн.

– Да, Вождь! – глухо отзывается Арэнкин.

Вождь ожидал этого. Для него, прожившего несколько сотен лет, не существовало загадок. Хотя, были доли мгновений, когда он сомневался. Но сомнения не оправдались.

Елена стояла перед ним, осунувшаяся, в черном платье, с непривычным воинственным блеском в глазах.

Наг, тысячу лет назад бывший родным человеком, смотрел на нее безо всякого выражения.

– Я хочу поговорить с тобой, Вождь.

Гирмэн чуть склонил голову.

– Я слушаю.

Он поглаживал своего щитомордника длинными пальцами, периодически пощелкивая змею по плоскому носу. Под полуприкрытыми веками тонкие зрачки – сейчас это редкость для нагов. В нем не было ничего человеческого. Под знакомыми чертами лица – неизвестная и неизведанная душа.

– Я нужна тебе, Вождь. Я это знаю.

– Вопрос в том, знаешь ли ты, насколько сильно?

– Мне это безразлично. Я знаю, что тебе нужно не только мое тело и моя кровь. Тебе необходима моя воля.

Гирмэн доигрался. Щитомордник вцепился вождю в запястье, в голубоватую вену. Из ранки вытекла струйка крови вперемешку с ядом. Вождь блаженно прикрыл глаза.

– Подари Арэнкину жизнь. И моя воля подчинится тебе.

– Нет, – сказал Гирмэн. – Не в моих силах идти против законов.

– Ложь! – Елена бросилась вперед, стукнула ладонью о ручку его кресла. Щитомордник свернулся в кольцо, готовый к нападению. Гирмэн почесал его под головой.

– Отойди! – сказал он. Елена повиновалась, отступила на шаг. Ее трясло от злости. – Я могу предложить другое. Ты выполняешь то, зачем я тебя сюда привел…

"Найди меня в Поднебесье!". Умирающий любимый человек, прекрасные слова, последняя воля, желание видеть ее рядом…

– …А я дарю Арэнкину смерть. Настоящую, ту, которая уведет его в страны, сокрытые от наших глаз. Не смотри так, ты не умеешь убивать взглядом.

– Зачем тебе это нужно? Ты, лживая гадюка…

– В этом смысл жертвы, Елена. Жертвовать одним для благоденствия других.

– Благоденствия? Вы – наги, древнейший народ! Все остальные перед вами разве что на коленях не ползают! Вы никого не признаете равными, на всех смотрите, как на грязь под ногами! Перед вами опускают глаза, боятся, но без вас не могут. Любому из вас достаточно пальцами щелкнуть, чтобы получить желаемое! Вы непревзойденные воины, изощренные убийцы, стражи мира! Что тебе еще нужно?! Какую власть ты еще желаешь получить?! Я не понимаю, чего вам не хватает! Объясни, во имя чего я отдаю свою жизнь, во имя чего Арэнкину грозит жесточайшая казнь!

По мере того, как она говорила, Гирмэн подавался вперед, раздувая тонкие ноздри. Он тронул двумя пальцами подбородок, чуть приподнял брови.

– Так-так… – произнес Вождь. – Значит, абсолютная власть – не та цель, которая может оправдать имеющееся средство…

И тут произошло то, чего Елена ожидала меньше всего.

Тонкие губы Вождя вздрогнули. Потом еще раз. И Гирмэн засмеялся. Он смеялся тихо и долго, не отрывая от нее взгляда. Елена не понимала его смеха, чувствовала себя все неуютнее.

Потом Гирмэн замолчал, откинулся на спинку кресла, легкая улыбка продолжала играть на его жестком лице.

– Да, – сказал он, наконец. – Мой брат всегда отличался способностью жонглировать словами. А не добавил ли он, случайно, что я – жестокий тиран, который мечтает захватить весь мир и обратить народы в рабство? Странно, неужели у него не хватило на это фантазии? А молодец, ничего не скажешь. Наверное, он неплохо тебя узнал, если решил, что ты действительно сможешь пойти на жертву…

Елена начала понимать. "Ты можешь мне не верить" – сказал тогда Арэнкин. Справедливо. Он никогда не настаивал на своей искренности. Он всегда оставлял себе возможность сделать шаг назад.

– Ханг тоже проводил свои опыты во благо страны, – сказала она.

"Несмотря на свой страх и отвращение, я понимаю его. И мне жаль этого несчастного фанатика".

– А что поделать, Елена? Каждый выбирает свое средство. Кто-то считает унизительным довольствоваться страной, зависимой от Земли. Я же уверен, что мы должны хранить хотя бы ее.

…Две горсти земли в хрустальной оправе. Кровь – сильнейшая магическая субстанция. Смерти нет, есть лишь цикл вечных перерождений. Обновление мира через самопожертвование. Счастлив тот, на чью долю выпадает великая роль. Сердце будет столетиями биться на жертвенном камне, и его жизнь поддержит жизнь всего мира.

– Халлетлов прочно связан с Землей. Он рушится на глазах последние сто лет – с того момента, как маори Горы замолкли. Народы Халлетлова изобретают способы борьбы с этим. Мы должны возродить Гору, вернуть маори к жизни, возобновить их связь с землянами. Каждый маори представляет собой скопление энергии одного представителя каждого из народов Халлетлова. Но для полного обеспечения связи нужна энергия землянина. В давние времена посвященные земляне выбирали жертву один раз в несколько десятков, а то и сотен лет и отправляли на Гору. Их жрецы приходили к своей земной горе и получали возможность говорить с нашими маори. Эта энергия постоянно находится в сердце Горы, пока не угаснет, и не потребуется новая. Она может удерживать жизнь нашей страны еще на протяжении некоторого времени. Вот и вся правда, Елена. И мне, извини, до вон того канделябра власть над народами и обожествление, даже если бы это было доступно. Я просто-напросто хочу, чтобы мой народ имел возможность жить…

"Арэнкин, Арэнкин… Какой же безмерной была твоя одержимость, если ты поставил цену моей жизни выше собственного мира, не желая моего самопожертвования… Как оберегал меня с самого начала, с того дня, как увидел во мне свою надежду… Сколько ты лгал мне, сколько ты лгал брату и Вождю, скольких ты предал, желая только, чтобы я была в безопасности".

Она смотрела в глаза Гирмэна, в ледяные, змеиные глаза, искала и не находила и тени того, что видела тысячу лет назад, когда абсолютно незнакомый теперь человек умирал от хулиганского ранения на больничной кровати. Перед ней находился правитель, Вождь, за которым идут, которому повинуются.

Вождь, который борется за неотвратимо гибнущий, старый, бесконечно прекрасный мир.

"Кто виноват, что этот мир на грани? В чем правда? Стоит ли целый мир одной-единственной жизни простого, ничем не выдающегося человека? Имею ли я право сражаться за свою жизнь, зная, сколько от нее зависит? Я даже рада, что мне не приходится отвечать на такие вопросы. Пусть правители размышляют о судьбах мира. Я буду делать только то, во что безоговорочно верю сама".