— Ну, полно, старина, полно.

— Приятно познакомиться, — сказала Жекки, вежливо кивнув старцу, и тут же прибавила, ошеломленно переводя глаза на Грега: — Мы что же… то есть, вы что же привезли меня… — пораженная догадкой о своем теперешнем местонахождении Жекки с трудом подбирала слова. — Ваши родные пенаты, это что же, дворец Ратмировых? Мы в Старом Устюгово?

— Совершенно верно, — весело откликнулся Грег.

— Помилуйте, сколько же времени мы сюда добирались, ведь это в ста верстах от Инска?

— В восьмидясяти девяти, если быть точнее, а ехали мы окло двух часов и то только потому, что ночью я не рискую разгоняться на полную мощь мотора, чтобы не слететь в какую-нибудь пропасть. Так что, вы сами видите, Жекки, как сильно сокращает пространство новейший шпиц.

Жекки опустила руки. Выходит, она проспала больше часа и за это время переехала с одного конца уезда на противоположный. Было от чего потерять душевное спокойствие. Но как бы там ни было, а ничего другого кроме принятия свершившегося факта, ей в ее положении не оставалось.

После крепкого сна она чувствовала необыкновеную приподнятость, тяжелые мысли, казалось, отхлынули, а общество Грега-Серого, несмотря на мучительные воспоминания о лесном происшествии или, может быть, даже благодаря им, сделалось скорее притягательным и по-новому захватывающим. Воспоминания пробуждали уже не страх, а скорее, неодалимое, пусть далеко и не безопасное, любопытство: «Каков-то он будет теперь со мной один на один, он — человек?» Жекки посмотрела на весело усмехающегося Грега и снова с нечаянной грустью почувствовала горячий ток нежности, приливший к сердцу, той его отзывчивой половинке, что была навеки отдана волку. К тому же, возможность увидеть своими глазами, по слухам, действительно замечательный дом, в котором прошло детство Грега, странно подумать — теперешнего князя Ратмирова, — дом, в который когда-то приходил с хозяйственными докладами управляющий Поликарп Матвеевич, который не одно поколение служил самому родовитому семейству губернии и являл собой, вероятно, нечто вроде тайного логова оборотней, и теперь, несмотря на защиту магических сил, медленно разрушался, подобно всем прочим большим домам, оставленным своими хозяевами, — да, возможность побывать в таком загадочном месте, по представлению Жекки, и в самом деле, дорогого стоила.

— Ну, что же, — она в свою очередь бросила на Грега задорный, вспыхнувший плутовским огнем, взгляд, — должна признать, вы Грег, мастер устраивать сюрпризы. Но я не в претензии.

— Я так и думал, — сказал Грег, взяв ее под руку. — Надеюсь, на сей раз я сумею избавить вас от разочарований. — Фаддеич, — он обернулся к старику с фонарем, — веди нас, сделай милость. Без тебя, боюсь, теперь даже я стану плутать там как в лабиринте.

— Никак не может того быть, вашсияство, — зашамкал Фаддеич, продвигаясь в раскачивающемся красном свете, — потому как ваша милость тут сызмальства произрастать изволилли и, стало быть, природный здешний хозяин и всякому месту указчик.

— Ну, полно тебе, старина. — Жекки заметила, как неприязненные складки исказили до того возбужденно-веселое, отливающее бронзой лицо Грега. — Ступай себе молча.

— Слушаюсь, — донеслось откуда-то сверху из красноватой полутьмы.

— Не обращайте внимания, — сказал Грег, едва ощутимо подпирая Жекки сзади и сбоку, и одновременно крепко держа ее за руку, — старина Фаддеич — фигура добрая, но архаическая. Если не слишком вслушиваться в его проповеди, то с ним вполне можно ужиться. — Прошу, — он распахнул тяжелую остекленную дверь, и Жекки медленно, и почему-то слегка волнуясь, переступила через порог.

XXV

Сразу пахнуло сыростью, покинутостью огромного пустого пространства. Фаддеич шел впереди через распахнутые двери длинной анфилады комнат, указывая дорогу. Дрожащий свет проползал узкой полоской сквозь густые скопления темноты и безмолвия. И хотя продвижение шло неторопливо, ибо и сам провожатый не мог по своим летам отличиться особым проворством, Жекки не успевала, как ей того хотелось, хотя бы в малых подробностях рассмотреть залы и комнаты. Она только замечала их заброшенность и пустынность. Мебели почти не было. Да и темнота слишком быстро отвоевывала у красного луча свои громадные владения. Повернув в какую-то боковую дверь, Фаддеич остановился, тяжело опустив фонарь на придвинутую к стене скамейку.

— Ну, вот пажалте, вашесияство, извольте вот они, ваши покои, — объявил он и раскрыл бесшумно распахнувшуюся створку двери.

— Спасибо, старина, ты пока ступай к Спиридону, — заметил ему Грег. — Предупреди его, что можно подавать.

Фаддеич поклонился, снова взял фонарь и, шаркая, отправился обратно тем же путем.

Жекки и Грег вошли в открытую комнату.

Жекки чуть не ахнула. Большой зал, освещенный свечными люстрами, сиял белизной стен, отделанных золотыми орнаментами и украшенных картинами в роскошных рамах. На картинах, отдающих по манере эпохой аркадских пастухов и пастушек и глубокими, ясными далями в стиле Клода Лорена, изображались великолепные пейзажи: традиционные закаты, летние полдни и идилические деревеньки на склонах живописных холмов, выполненные с отменным мастерством старой школы. Зал был великолепно обставлен новой мебелью, сделанной строго в соответствии с традицией восемнадцатого столетия, отчего, несмотря на видимость свежей отделки и блеск новой позолоты, вызывал полную иллюзию отошедших в небытие екатерининских времен.

— Вам нравиться? — спросил Грег, обращаясь к Жекки с притворно равнодушным видом.

— Неужели все это удалось сохранить в таком превосходном состоянии? — ответила Жекки, продолжая с хозяйственной пытливостью рассматривать обстановку зала.

— Увы, сохранить все было невозможно, — сказал Грег. — Этот дом начал ветшать еще задолго до отцовского разорения. — Насмешливо наблюдая за Жекки, которая расхаживала по залу в разных направлениях и внимательно разглядывала все, что ни попадалось ей на глаза, он почти не сходил с места, цедил слова на английский манер, точно сквозь зубы, с видимой неохотой. — После смерти отца вся мебель, посуда, картины, скульптуры, словом, все, что представляло какую-то ценность, включая огромную библиотеку, — все было продано за долги. Дом перешел в казну. После этого его пробовали продать, но покупатели видели, что ремонт и содержание потребуют средств не меньше, чем сама покупка, поэтому желающих долго не находилось.

Я выкупил усадьбу пару лет назад довольно дешево, но даже моего немалого состояния не хватит, чтобы в ближайшее время восстановить весь дворец в прежнем виде. Пока отделано только три помещения: вот эта гостиная зала, кабинет и спальня. То есть, комнаты более всего необходимые мне для жизни, хотя я и не злоупотребляю частыми визитами в здешние края. Но ведь все может перемениться, не правда ли? — Он задержал настороженно-выжидательный взгляд на лице Жекки, и тут же быстро отвел его. — Иные перемены подчас не менее не подвластны нам, чем природные стихии.

Жекки слушала вполуха. Мысленные прикидки того, в какую сумму могла обойтись одна позолоченная отделка стен, временно отвлекли ее от рассуждений Грега. Когда же розовый разлив неба, плывущий с полотна, поблескивающего темным лаком, перехлестнул через ее мелкий практицизм, то услышала уже последние прибавления:

— До прочего не доходят руки, да и потом, три этажа комнат, залов, галерей, коридоров, всевозможных служб — это вам не шутка. По большей части они остаются заколоченными, и я, право же, пока не решил, как быть со всем этим дальше.

— А Фаддеич живет в доме? — спросила Жекки с обострившейся заинтересованностью.

— Он живет в служебном флигеле, но каждый день обходит залы, присматривает, отмечает, как растет паутина по углам, и по-стариковски ворчит. Ну что, — Грег вопросительно посмотрел на гостью, — пойдем дальше? — Не дождавшись ответа, он приблизился к входной двери. Возле нее стояла мраморная лепная тумба, украшенная бронзовым шандалом. Грег вынул из шандала две свечи, при чем, зажег одну от другой, и подозвал к себе Жекки.