— Дорогая моя, — сказал Грег, отводя ее после танца, — я не узнаю вас. Трудно поверить, что столь сильные перемены произошли с женщиной за столь короткое время. Меня не было с вами всего три дня. Что с вами?

«Он еще спрашивает! — возмутилась мысленно Жекки. — Это я должна спрашивать, почему он ведет себя так, будто между ним и мной ничего не случилось, будто бы весь этот ужас в лесу произошел не по его воле, и он не внушил мне этого откровения о наших… словом, о нас. Как он вообще осмелился. Хотя о чем это я? Боюсь, у меня сердце вот-вот лопнет от того, что он тут со мной, а он, видите ли вздумал разыгрывать этакого великосветского нахала. Невозможно, немыслимо… Может быть, это все-таки сон?»

— Не знаю, — выдавила она, обжигаясь его угольным взглядом, и чувствуя, что этот беснующийся вовне пламень врезается в ее покореженную действительность с неумолимостью грозового шторма. — Я ничего не знаю.

— Мы поговорим после, — небрежно ответил Грег и снова взял ее за руку. — А пока я намерен снова вальсировать с вами, и судя по вашему взгляду, вы не можете мне возразить ни единым словом. Само собой, это как раз то, что мне нужно.

И снова их подобрал волнующий разлив старинного вальса. Снова они кружились, отданные на волю наполнившей их бестелесности. Легкое неосязаемое волнение плыло и млело, и пенилось, возносясь наподобие бурно встающей волны. И плавное, беззаботное скольжение, подчиненное только размеренности трехсложного ритма, только спадам и подъемам его высот, было неутолимее самого гибельного порыва, неугасимее самого жаркого пламени, пленительней самого выстраданного переживания.

Жекки опомнилась только когда Грег снова отвел ее на обочину зала. Она не могла разобраться, что такое с ней происходит. По ощущениям было похоже на давешнюю лихарадку только с щедрой примесью дурного предчувствия.

— Вы похожи сейчас на заколдованную царевну из сказки, — заметил Грег, придав голосу обычную для него насмешливость. — Или, пожалуй, на самую колдунью. Признайтесь, вы закалдованы или колдуете? От вас трудно оторвать глаза.

Жекки не ответила. К ней один за другим подходили фраки и мундиры, предлагая отдать им следующие танцы. Кажется, круг отчужденности расстаял вместе с разливом музыкальных волн. Жекки милостиво соглашалась, несмотря на колкие замечания Грега, произносимые в полголоса за ее спиной.

Он наблюдал ее теперь с придирчивостью стороннего знатока. В выражении надменного лица появилось отстранение. Нахальные усики приподнимались с насмешливой злостью при приближении к Жекки всякого нового лица. Без нее Грег протанцевал всего один польский, и Жекки не успела заметить с кем. Александра Константиновна, судя по ее преувеличенно громкому разговору, чувствовала себя не совсем уверенно. Саша Сомнихин куда-то пропал. Вице-губернатор близоруко щурился сквозь очки. Малиновский, сделав несколько окольнх кругов, так и не решился подойти к Жекки. На бедного увольня было жалко смотреть.

Вся бальня зала преобразилась для Жекки. Она сделала поочередно несколько туров с четырьмя фраками и тремя мундирами. От мужчин нельзя было укрыться. Они обступали ее после каждого танца, требуя на все лады подарить следующую кадриль, вальс, польку. Она отбивалась как могла, пока не почувствовала совершенную разбитость. Несмотря на головокружительное признание, она не чувствовала ничего из того о чем мечтала, вступая в зал. Поэтическая прелесть, подлинность красоты… кому это нужно? Тоска по Аболешеву саднила, не переставая.

Грег подошел, бесцеремонно оттеснив нескольких дожидающихся своей очереди господ, и Жекки безропотно согласилась вальсировать с ним. Это было похоже уже на безразличие усталости. Вдобавок неожиданно подступила мучительная голодная слабость. Жекки вспомнила, что весь прошедший день почти ничего не ела. Можно было пройти в буфет, расположенный в смежном зале, но от этой мысли отвращала необходимость выдерживать на себе жадное внимание посторонних. Популярность, какой бы она ни была по сути, дурной или доброй, на самом деле, оказалась вовсе не занимательной. Вальс, стремительный и легкий, снова кружил, взмывал и падал, и уносил словно бы навсегда в какую-то туманную даль.

— Я устала — проронила Жекки очень тихо, когда Грег вывел ее из круга танцующих. Он умел поддерживать невесомо и твердо. Иногда с ним было так замечательно хорошо, что Жекки терялась.

— Хотите, я отвезу вас? — спросил он.

— Да, пожалуйста, — бессмысленно согласилась она.

— Здешнее общество почувствует, что я обокрал его.

— Не говорите чепухи, Грег. Что за охота.

— А что вы скажете по поводу бала? Не правда ли, вы его не забудете? Жекки захотелось отбрыкнуться какой-нибудь едкой остротой, но она только пожала плечами:

— А вы?

XXIII

После жаркой бальной тесноты на улице показалось очень холодно. Два фонаря перед ступеньками Собрания светили дремлющим желтым светом. Жекки ежилась под бархатной пелериной и точно умирающая ненасытно вбирала свежий воздух, острый и холодный, как снег. Грег поддерживал ее под локоть, пока они спускались с крыльца.

— Послушайте, Грег, — не выдержала Жекки и чуть ли не впервые за вечер прямо посмотрела ему в глаза, — я до сих пор не могу опомниться, не могу поверить. Неужели это вы прислали мне платье?

— Но посудите сами, — отозвался Грег, небрежно растягивая слова, — ваш выбор показался мне таким неподражаемым, таким… гм, как бы это сказать… В общем, я не смог удержаться, чтобы не испытать вас.

— Откуда же вы узнали?

— Вот видите ли… — Грег остановил ее у схода на тротуар, неожиданно крепко придержав за руку, — в этом городе у меня не мало друзей и подруг — да, да, можете не отворачиваться с этой вашей презрительной миной, — подруг тоже хватает, и заметьте, дорогая моя, хватает без вас. Ну, так вот, среди них совершенно случайно оказалась одна ваша близкая приятельница.

— Муся?

— Для таких как она болтливость могла бы превратиться в весьма прибыльное занятие, вы не находите?

— Я нахожу, что вы, месье Грег, повели себя вызывающе.

— Так же как и вы, мадам Аболешева. Хотя согласен, в том, что я воспользовался чужой откровенностью, да еще вдобавок и снятыми с вас мерками, есть нечто сомнительное. Но, я, между прочим, до самой последней минуты не верил, что у вас хватит смелости осуществить эту авантюру. На какое-то время я даже вовсе забыл о том, что отдал мадам Сибиловой заказ на ваше платье. С делами здесь было покончено, и я собирался уехать, исчезнуть, словом… Нижеславль мне быстро наскучил.

— Что же вам помешало?

— Вы будете удивлены, но когда все мои вещи были уложены, в кармане лежал билет на вечерний поезд, а сам я расплачивался по счетам в Дворянской гостинице, мне принесли сверток от мадам Сибиловой. И это тотчас с такой живостью напомнило мне о… в общем, мне вдруг захотелось во что бы то ни стало довести свой замысел до конца. Проверить, останетесь ли вы верны себе.

— Господи, ну почему, — прошептала Жекки в отчаяньи, — почему все так, а не иначе?

— А вы, дорогая моя, похоже, чем-то разочарованы? Неужели ваша мечта не была до конца исполнена? По-моему, так она воплотилась даже сверх возможного. Вы угадали и с платьем из лимонного шелка, и с вашим появлением на балу и… не знаю, должен ли я говорить об этом, потому что вы и так прекрасно знаете…

Грег отпустил ее руку и, отделившись, сделал несколько шагов по тортуару.

— Что же? — спросила Жекки, поспешив за ним.

— Ваша колдовская прелесть, — ответил Грег, коротко обернувшись на ходу и давая понять возвращенной насмешливостью, что с откровенностью он покончил, — ваша, я бы сказал неотразимая привлекательность, ваше очарование, и так далее, и тому подобное, и все это вместе взятое сразило на повал даже вице-губернатора, этого старого дряблого ханжу.

— И только-то? — Жекки вдруг и вправду почувствовала легкое разочарование от его слов, вопреки тому, что с какого-то момента ей стало по большому счету безразлично все произошедшее на балу, все, за исключением несостоявшей встречи с Аболешевым.