В принципе, от Людмилы получена вся возможная информация…

Теперь нужно сказать ей, что такие дела не совсем по его, псевдо-Макса, профилю… Сказать и спокойно расстаться. Денег у дамочки, по всему судя, достаточно. Сможет и ментам хорошо доплатить, и частных сыскарей нанять…

Он посмотрел ей в глаза, формулируя про себя вежливый отказ.

В глазах было то, что никак не отражалось на спокойном лице и в спокойном тоне. Боль, страх, затаенная надежда… И что-то еще – чему нет, наверное, названия.

Женщина молчала.

Ждала вопросов.

Он вынул из кармана сигаретную пачку – тоже молча. Достал сигарету, но не закурил, а поставил вертикально на гладкую поверхность стола. Достал вторую, осторожно, филигранными движениями водрузил на первую – так же вертикально. Достал третью. Не дыша, попытался возвести третий ярус. Конструкция рухнула…

Граев вздохнул и начал задавать вопросы.

– Тревогу подняли сразу? В милицию обратились немедленно?

– Нет. В автобусе был охранник из службы безопасности школы – на всякий случай. Они с преподавателем сначала попытались отыскать Лару. Уже стемнело, они ходили вокруг, кричали…

– Как давно все произошло? – перебил Танцор.

Если это не похищение для выкупа, то дело плохо. Тогда на счету был каждый час, и надежд на благополучный исход мало… Крайне мало.

– Они выехали в пятницу, переночевали в интуристовской гостинице, а потом…

Она говорила, он слушал внимательно, задавал вопросы, но по въевшейся привычке ни на миг не переставал контролировать окружающую обстановку.

Мысленно очертил некую окружность и внимательно наблюдал за всеми, ее пересекавшими и находившимися внутри. Пока ничего подозрительного. Вот подъехал «ниссан», парень открыл дверцу, махнул – девушка в короткой юбчонке подбежала, чмокнула в щеку. Села на пассажирское место. Уехали. Вот нетвердо шагающий гражданин зашел за пластиковое ограждение кафе, подплыл к стойке, долго шевелил губами, глядя на цены, – и отчалил в неизвестном направлении. Вот их коренастый сосед, читатель «Спорт-Экспресса», сложил газету, оставил ее на столике, накинул на руку летний плащ и пошел к выходу. Лицо у любителя спорта было удивленно-радостное, даже несколько ошарашенное. Словно он сейчас прочитал о том, что питерский «Зенит» вышел в финал Лиги Чемпионов…

– В классе все ученики из обеспеченных семей? – спросил Граев.

Людмила не успела ответить – любитель спорта поравнялся с ними, сдернул плащ с правой руки резким движением матадора.

В руке был пистолет. Большой, громоздкий, с хищно вытянутым дулом. АПС – автоматический пистолет Стечкина. Падающий плащ еще не долетел до пола – «Стечкин» взорвался длинной очередью. Прямо по сидящим за столиком.

По Танцору и Людмиле.

3.

В лесу было хорошо.

Утренний холодок ушел, но высоко поднявшееся солнце не успело пробиться сквозь кроны деревьев и нагреть, раскалить воздух здесь, у земли. Сквозь подлесок шныряли пичуги, выискивая каких-то букашек на потребу вечно голодным птенцам. Неподалеку барабанил дятел.

Макс не обращал на природные красоты внимания. Он наблюдал за домом Райниса. Журналист снял домик здесь, на улице Заречной, – чтобы, по его словам, быть поближе к природе: птичий хор на рассвете, утренняя пробежка по лесу и прочие пейзанские радости.

Заречная улица Ямбурга не так давно именовалась деревней Заречье – и осталась деревней до сих пор, несмотря на смену официального названия. Деревянные дома, вытянувшиеся в одну линию вдоль берега Луги, сады-огороды, срубы колодцев (полагавшийся по обретенному городскому статусу водопровод в экс-Заречье подвели, установили несколько колонок, но жители по старинке питьевую воду набирали в колодцах – вкуснее).

С другой стороны к улице-деревне вплотную примыкал лес. Макс подозревал, что выбор жилья Райнисом с птичками-бабочками связан мало. Просто в случае необходимости легче унести ноги. Пробежал пятнадцать метров, нырнул – и поминай, как звали (аквалангистом Райнис был серьезным, не чета Максу). Или – если от реки отрежут – уходи лесом. Удобно.

Вот только, по всему судя, идеальная позиция ничем этому ботанику не помогла. Пришли ночью парни Крымаря, приставили к башке шпалер, – и всё, отнырялся-отбегался.

Ничем другим свое утреннее приключение Макс объяснить не смог.

Врезали ботанику раз-другой – и поплыл, раскололся. Сдал весь план операции. А завтра, на рассвете, придет его черед нырять с моста «солдатиком». Джазмену плевать на иностранное гражданство, утопит и не поморщится. Отморозок, одно слово.

Только эти соображения удержали Макса от первоначального порыва – выйти на Таллиннское шоссе и заняться демократической процедурой голосования. Дело было даже не в том, что сегодня Джазмен напялит акваланг и отправится на свою арт-выставку – принять и разместить новый экспонат. То есть Макса. И наверняка заинтересуется оного экспоната отсутствием. И выпотрошит из Райниса (если еще не выпотрошил) всё, что журналист знает о неудачливом кандидате в утопленники. А знал тот немало…

…Райнис отыскал Макса в Питере и предложил безумную на первый взгляд идею: прикончить удельное княжество Джазмена репортажем о его садистских забавах. Макс отреагировал адекватно: покрутил пальцем у виска. Райнис давил на гуманизм и описывал страдания тонущих жертв. Макс резонно возражал, что свято место пусто не бывает, придет кто-то другой и начнет менее экзотично зарывать криминальные трупы в лесу, или же обзаведется цистерной с щелочью…

Прибалт зашел с другого фланга, и поведал о потоке белой гадости, текущем через Ямбург в Балтию, и о судьбе бедных прибалтийских юношей и девушек, севших на иглу стараниями Джазмена. Макс не расчувствовался – кто ищет ширева, тот найдет, с Джазменом или без него.

Райнис попробовал припугнуть, и показал неизвестно каким путем полученные ментовские фотографии, изображавшие квартиру, которую арендовали два торговца мандаринами. Эти коммерсанты, оставив жен на солнечной родине, на шлюх не тратились, а имели обыкновение разнообразить свой досуг, затаскивая вечером в машину одиноко идущих славянских девушек помоложе, – а утром вышвыривали их, голых и изнасилованных всеми способами, на дальних загородных пустырях. Одна из девчонок, попавшаяся джигитам зимой, лишилась пальцев на руках и ногах, сильно обморозившись; еще одна наложила на себя руки…

На снимках квартира торговцев вид имела малоэстетичный – для граждан, не видящих особой эстетики в кастрированных трупах.

Макс заинтересованно просмотрел фотографии и спросил: какое отношение имеет эта коллекция к нему? Может быть, имеются свидетельские показания? Или отпечатки пальцев?

Тогда Райнис бухнул на стол свой главный козырь, долженствующий стать, наряду с ямбургским мостом, основой для убойного эксклюзива. В Ямбурге начиналась глубоко законспирированная караванная тропка, поставлявшая в Европу уникальный, куда там героину, товар. Детей-доноров. Лже-усыновления. Банальная покупка в детских домах и приютах детей, которые списывались потом как убежавшие. Наконец, похищения. О судьбе мальчишек и девчонок, отдававших свои органы детям западных миллионеров, Райнис не знал, но подозрения имел самые мрачные. Никто из них никогда не выступал с жалобой на незаконно изъятую, к примеру, почку. А иные операции с дальнейшей жизнью донора просто не совместимы.

На этом Макс сломался…

Попросил два дня на раздумья, – хотя знал: раздумывать не о чем. За некоторые вещи надо убивать. И не компроматом. Но согласившись на предложение Райниса, можно было получить всю собранную прибалтами информацию, не теряя времени на разведку. Результатами раздумий стали попытка связаться со Граевым (быстро тот не откликнулся, а ждать Макс не мог) и поездка в Ямбург, – закончившаяся на дне Луги…

…Короче говоря, если Райнис сдаст (или уже сдал) все, что знает о Максе – домой можно не торопиться. Все равно вернуться в Ямбург придется не во всеоружии, а в багажнике машины, связанным по рукам и ногам. При таком раскладе единственный способ поквитаться с Джазменом – остаться здесь, и, не медля, попробовать добраться до него с подручными средствами. Выломать, например, в лесу дубину потолще…