— И наверх нам подниматься незачем, — поспешно проговорила Фенела, — в гардеробной найдутся кое-какие старые пальто.

Девушка с опаской приоткрыла дверь в холл: ни Рекса, ни Илейн не было видно. Фенела поняла, что Рэнсому каким-то образом удалось увести Илейн наверх, в ее комнату — подальше от My, — и девушка благословила в душе его расторопность и сообразительность.

«Так дальше жить нельзя», — про себя решила Фенела.

Она почувствовала ладошку My в своей и в ответ ободряюще пожала ее.

Когда с помощью сэра Николаса они оделись, вся компания зашагала по проселку.

Девушка была права — ночь стояла просто замечательная. Прошедший с утра дождь освежил землю, и та благоухала ароматами, которых ей так не хватало в течение нескольких последних недель, когда солнце иссушило все вокруг.

Народился молодой месяц, а звезды таинственно мерцали сквозь ветви деревьев, окаймлявших дорогу.

— Я люблю такие вечера, — внезапно произнес сэр Николас.

— И я, — откликнулась Фенела.

— После госпиталя, — продолжал сэр Николас, — я начал страдать бессонницей, а вдобавок мне казалось, что я задыхаюсь. Поэтому я просил сиделку загородить лампу, чтобы можно было смотреть на улицу, в ночь, и думать. За эти томительные часы мне многое пришлось передумать, много странных мыслей приходило в голову, пока все остальные спали.

В темноте голос юноши окреп, и обычная застенчивость покинула его.

Фенела шла рядом с сэром Николасом и вела под руку My. Неожиданные откровения молодого человека заинтересовали и даже заинтриговали ее, несмотря на то что ей нынче вполне хватало и собственных забот.

— Ну, и о чем же вы думали? — спросила она.

— О жизни и смерти… вообще, — ответил сэр Николас. — Оно и неудивительно: близость смерти кого угодно вышибет из привычной колеи. Ведь до ранения я особо не заботился ни о чем и предпочитал принимать жизнь такой, какая она есть, в целом находя окружающий мир довольно-таки забавным. Но мысль, что никогда больше не смогу ходить, вынудила меня пересмотреть все свои прежние взгляды и ценности, что было не так-то легко сделать по многим причинам…

На последних словах голос его неожиданно упал, и Фенела подумала, не входит ли в число этих «многих причин» и его мать, и незыблемые традиции его рода.

— Нельзя забывать, что и всем остальным тоже приходилось несладко.

Это My вмешалась в разговор, и голос ее прозвучал в ночной тишине молодо и звонко.

— Конечно, у всех свои беды, — согласился сэр Николас, — у кого-то одни, у кого-то другие, но никто еще, кажется, не избежал сужденного ему бремени проблем, и все их людям приходится так или иначе разрешать и преодолевать.

Наступило минутное молчание, после чего заговорила Фенела:

— Боюсь показаться нетактичной, но, честно говоря, я не ожидала от вас таких мыслей и речей.

— А что же вы от меня ожидали? — осведомился сэр Николас. — Непрерывную светскую болтовню молодого шалопая?

— О нет, что вы! — неискренне ответила Фенела.

— Главная беда большинства людей, — продолжал юноша, — это предвзятое мнение об окружающих.

— Ну, тут уж ничего не поделаешь, ведь правда? — вставила My.

В голосе девочки прозвучало что-то, очень напоминающее горькие всхлипывания.

— Но тем не менее мы все должны бороться с нашими предубеждениями; кроме того, я все-таки не считаю, что предрассудки играют такую уж большую роль, потому что стоит вам познакомиться с человеком поближе и понравиться друг другу, как все, кроме личных впечатлений, теряет свое значение.

«Он пытается сказать нам, что мы ему понравились», — догадалась Фенела.

Сердце девушки смягчилось, и в нем затеплилось какое-то очень хорошее чувство к юноше, который решил открыть им свою душу, пока темнота скрывала его лицо, ибо при беспощадном свете дня он едва ли отважился бы на это.

— Вы простите меня, если я осмелюсь сказать кое-что? — спросил сэр Николас.

— Как же мы можем простить, еще не зная, что вы скажете? — отвечала Фенела.

— Ну-у… с моей стороны довольно нахально, может быть, — смутился он, — но, по-моему, у вас тут нехорошие дела творятся. До меня, разумеется, доходят разные слухи — а как же иначе, когда живешь по соседству? Да и My тоже рассказала мне, каково ей выносить все эти сплетни… В общем, одно сплошное безобразие, и я просто хотел сказать: если вам когда-нибудь понадобится помощь друга, то я буду страшно рад, если вы вспомните обо мне.

Юноша говорил настолько открыто и вместе с тем настолько серьезно, что Фенела ощутила, как слезы наворачиваются ей на глаза.

Теперь уже наступил черед девушки робеть, заикаться, смущаться и не находить слов, чтобы выразить переполнявшие ее чувства. С трудом ей удалось с запинкой пробормотать несколько благодарных фраз. My выпустила локоть Фенелы и, обойдя кругом, взяла под руку сэра Николаса.

— По-моему, вы просто замечательный человек, — услышала Фенела голосок сестры. И тут в голове девушки возникла четкая мысль — как бы упростилось само собой, будь My всего лишь несколькими годами постарше! Если бы только My вдруг вышла замуж за кого-нибудь, вроде сэра Николаса, и Фенела оказалась бы избавленной от всех забот о ребенке! Однако в любом случае придется подождать не менее трех лет, прежде чем вообще можно будет строить какие-либо планы о замужестве девочки.

— Спасибо вам, сэр Николас, — еще раз поблагодарила юношу Фенела.

— Может быть, я… — начал он и замялся.

— Да-да? — подбодрила его Фенела.

— Ничего, если я попрошу вас называть меня просто Ник? Ведь никто не зовет меня сэром Николасом — кроме, правда, наших адвокатов, — и тогда я кажусь себе пугающе старым и надутым каким-то… как индюк.

— Ох, разумеется, мы с радостью!.. — отвечала Фенела. — Думаю, излишне говорить вам, как зовут нас — вы уже достаточно наслушались, как к нам обращаются по-домашнему.

— А я хочу, чтобы вы называли меня Мирандой! — заявила вдруг My. — По-моему, My — просто насмешка, а не имя, недостойное какое-то!

Фенела рассмеялась от души.

— Знаешь, от перемены имени достоинства в тебе не прибавится, а Миранда звучит даже более напыщенно, чем сэр Николас. Придется тебе еще немножечко побыть просто My… Ну, а как только подрастешь, мы во всех газетах поместим объявление: мол, «мисс My Прентис желает отныне и навсегда именоваться мисс Миранда, и вся корреспонденция, адресованная любым иным образом, действительной признаваться не будет».

Все трое еще предавались безудержному хохоту, когда к ним присоединился Рекс, тихо подошедший по проселку и темным, неожиданно высоким силуэтом отделившись от общей тени деревьев, выросший перед веселой компанией словно из-под земли.

Первая узнала его Фенела и почувствовала, как рванулось в груди сердце ему навстречу. Спустя мгновение Рекс уже шагал в ногу со всеми, взяв Фенелу под руку и нащупывая пальцы девушки в уютной теплоте ее кармана.

— Кажется, вы решили улизнуть под благовидным предлогом? — заметил он.

— Просто подумали, что обидно пропускать такую чудную ночь, — отозвалась Фенела.

— Что ж, вы совершенно правы, — поддержал он. — Что может быть прекраснее тихого английского вечера, когда луна только что взошла, блещут звездные россыпи и сочный, густой аромат поднимается от земли!

— Меня всегда интересовало, чем же все-таки пахнет земля? — сказал сэр Николас.

В его голосе вновь послышалось легкое заикание, и Фенела догадалась, что с появлением Рекса уверенность покинула юношу.

— Трудно найти точное определение действительно значимым вещам, — увлеченно ответил Рекс, — так же как, например, нет точных слов для выражения любви или ненависти, счастья или скорби. Подобные явления просто ощущаются человеком.

Фенела почувствовала, как пальцы Рэнсома сильнее стиснули ее собственные, и — она и сама толком не поняла, как это получилось, — Николас и My брели уже где-то далеко впереди, а спустя еще несколько мгновений они с Рексом оказались наедине.

— Иди сюда, — позвал он. — Я так хочу.