— Ну, вот! — отметил для себя новую проблему Деш. — Ничего, что-нибудь придумаем. Думаю завтра забрать детей из педагогиума домой, познакомить с тобой. Ты вроде уже освоился здесь немного. Уверен, тебе станет не так скучно!

— Осваиваюсь, — ответил Авдей.

Пребывание в столь новой для себя обстановке явно не располагало Авдея к многословности.

— Я смотрю, пес от тебя не отходит! — с улыбкой заметил Деш. — Он сколько у нас живет, ни за кем так не увивался. Скорее дети не отходили от него.

Авдей погладил пса за ушами, присел на корточки и позволил псу облизать себе ухо.

— А этот да. Ни на шаг от меня! — подтвердил Авдей.

— Зачем он это делает? — удивился Деш.

— Без понятия! Собаки такие!

— Первый раз вижу такое!

Деш мысленно пытался просчитать, что в процессе развития принципа могло сформировать такую потребность, но пока не находил ответа и не понимал смысла действий собаки именно в отношении Авдея.

— Серьезно? — Пес уже лобызал щеки и подбородок Авдея. — А меня больше удивляют местные бесконечные дни.

Авдей уже несколько ариядов жил у Деша в доме, привыкал к обстановке и режиму, точнее боролся с ним. В отсутствие Деша, весь круг общения — это Картес. Лишь несколько минут при первой встрече Картес недоверчиво обнюхивал Авдея, после чего больше не отходил он него.

— Арияды, ты хотел сказать, — поправил его Деш. — Привыкай, привыкай.

— Привыкаю. Не могу привыкнуть к тому, что вы днем, в этот ваш арияд, — сам поправился Авдей, — спите, а ночью, когда темно, работаете, гуляете.

Авдей уже почти смирился с мыслью, что ему придется привыкать называть дни ариядами, но подсознание все равно протестовало.

— Ну, асаны у нас не такие уж и темные. Из-за остаточного света Асаны полностью никогда не темнеет.

— А мы как куры. Стемнело — спать! Хотя… Куры… Ты, может, и не знаешь, что это такое? — махнул рукой Авдей и не стал продолжать мысль.

— Тебе не обязательно сидеть дома. Если уже освоился, можешь выходить на улицу.

— Я выходил один раз, когда ты спал. Тут рядом стоял. Так высоко, голова кружится сразу. Да, у меня здесь на восходе почему-то болит голова часто.

— Со временем это должно пройти. У тебя достаточно сложно и первичная адаптация к нашим условиям проходила.

— Я всегда был метео-чувствительным. И у себя дома, — ответил Авдей.

— И, кстати, долго, — добавил Деш, — почти пять обиоров. Поэтому я тебя так долго не забирал.

— А я чуть с ума не сошел в этой вашей лаборатории, хотя вы меня почти все время держали в состоянии сна. А как проснешься, и не знаешь, что думать, куда себя деть. Где я? Когда я?

— Будешь таойи? — предложил Деш, одновременно сбивая Авдея от входа в мысленный тупик. — Только что заварил свежие. Добавил цветы паиса. Причем очень вовремя сорванные! Цветы только, только раскрылись, еще не успели растратить аромат. — Деш показал на потолок, где Авдей смог увидеть раскрывшиеся довольно изящные венцы, гармонично дополнявшие приглушенную курчавую зелень своими ненавязчиво белыми тонами.

— Ааа, их можно тоже заваривать? Я думал с таойи только листья донники можно заваривать.

— Добавить к доннике можно все, что угодно, из того, что оплетает этот дом. Листья паиса тоже можно, например. Попробуй как-нибудь.

Авдей с видом прогоняемой нерешительности сел напротив Деша.

— Деш, я уже долго не могу решиться сказать об этом. Точнее, снова хочу вернуться к старой теме. Я хочу вернуться домой.

Деш задумался и попытался снова обрисовать перспективу, которая возможна здесь.

— Допустим, ты этого не хочешь. Здесь ты мог бы…

— Нет! Допустим, вы этого не хотите, — не позволяя сбить себя с толку, перебил Авдей. — А я хочу! Ты главное скажи, это в принципе возможно?

— Чисто технически это, безусловно, возможно. Я уже говорил тебе об этом. Но…

— Тогда верните меня обратно. Для вас мы всего лишь, наверное, очередная находка. А я не хочу видеть и даже знать, как вы поступите с моим миром. Предпочту погибнуть с ним.

— Мы не планировали ничего делать до тех пор, пока вы там существуете.

— Тем более! Мы с тобой достаточно побеседовали, еще пока я был в лаборатории. Я же теперь знаю, в чем наши основные проблемы. И я не хочу видеть, как гибнет моя цивилизация.

— Едва ли это целесообразно. Поверь, твои чувства мне вполне понятны. Там остались те, кто тебе дорог. И более того, кому был дорог ты. Но относительно твоего возврата есть два препятствия.

Во-первых, и ты сам прекрасно это знаешь, тебя одного никто там не послушает! А даже если кто и услышит, тебе просто не поверят. Тому есть сотни доказательств в вашей же так называемой истории. Но даже и это не самое страшное. Даже если и поверят многие, то достаточно будет влияния некоторых, чтобы не допустить изменения вашего миропорядка.

— Некоторых, — хмыкнул Авдей.

— Вы не знаете их имен. Впрочем, о некоторых можете догадываться.

— А вам они известны?

— Нам они известны, только нам они ни к чему.

— Но что-то же все-таки можно сделать. Не сделать ничего — это еще хуже. Хотя бы спасти родных.

— Боюсь тебя огорчить. Прошло уже пять обиоров, как ты находишься здесь. За это время у вас прошло более двадцати лет. А за эти последние двадцать лет, которые ты отсутствовал, продолжительность жизни, заканчивающейся естественным путем, вопреки стараниям вашей медицины, но благодаря усилиям прогресса, сократилась в среднем до шестидесяти лет.

— Но вы же можете вернуть меня обратно, в том числе и в мое время.

— Вам известно, что это весьма небезопасно.

— Увы, не известно. Мы еще не освоили технологии перемещения во времени.

— Зато у вас уже сложилось представление, что это всего лишь технология, которую нужно освоить. И многие из возможных парадоксов ее вы уже верно просчитали.

Впрочем, то, что вы ее не освоили, даже хорошо для вас. Вот это, кстати, еще очень занятная черта вашей цивилизации! О чем бы ни предупреждали вас ваши же фантасты, а они практически всегда были правы в своих предсказаниях, вы все равно будете стремиться реализовать эти идеи. И ведь воплотите их! Только в худшем из возможных сценариев. Обращенными на разрушение, а не на созидание!

Авдей пил таойи и обдумывал слова Деша.

— Плохо! От того, что все мои родные и друзья уже умерли, стало еще хуже, — Авдей старался говорить об этом просто как об историческом факте.

— Но это же естественные процессы для вас: рождение, смерть… — попробовал несколько смягчить свои слова Деш.

— Это естественно, когда происходит своим чередом: когда ты хоронишь супруга…

Деш напрасно, на самом деле, попытался что-то смягчить. От пояснений, начатых Авдеем, ему самому к горлу подкатился ком, но он все же старался держаться и продолжал:

— …когда тебя хоронят дети… Но даже в этом случае это очень глубоко переживается. А когда тебе вот так просто сообщают, что ты уже давно один, и они умерли, так и не узнав, что случилось с тобой… — Они оба замолчали. — Ладно. Все. Не будем дальше об этом.

Услышав в очередной раз, что надежды нет никакой, Авдею пришлось прервать разговор и уйти.

Деш отправился отдыхать.

В гостиной в нише во всю ее ширину и высоту был большой затуманенный экран, как бы полупрозрачный, но за ним просто темнота. Или просто создавалось такое впечатление.

«Наверное, как наш телевизор» — решил Авдей, но не нашел, как его включать.

На столе лежали лишь газеты, но и их он, естественно, не смог прочесть. Ему, собственно ничего не оставалось, как выйти из дома в сопровождении нового верного друга Картеса.

На улице Авдей не стал далеко отходить от дома, чтобы не терять его из вида и не заблудиться. Тем более что ходить по подвесным, как ему казалось, дорогам, или скорее тропинкам, он тоже еще не привык.

На чем они висят, понятно не было. Однако, по нижней стороне большинства дорог обвисала, по всей видимости, поросль. Чего? Наверняка Авдей знать не мог. Впрочем, и строить гипотезы тоже не стал, так как все, что здесь росло, было для него новым. Местами поросль была небольшая, а местами прилично вытягивалась вниз, доставая до тропинок проходящих ниже и даже дальше. Под свою дорогу он не стал заглядывать, уж слишком прост у нее был край. Сорваться не хотелось, даже не смотря на тоску.