— Впрочем, сейчас знаем не намного больше, — добавил Глеб.

— Согласен.

— Да и на сколько реально так все подтасовывать каждый раз, чтобы они оказались рассыпавшимися в воде, которая только их и ждет, чтобы резко замерзнуть? — добавил Захар.

— Вот, вот! Для создания эффекта парения артистов, — продолжил Джоска, — использовались магнитные подушки. Это вторая технология. Идею этого концерта мы тогда прорабатывали до мелочей. Продюсеры купились и тогда даже в очередь за ней стояли. Мы ее еще и хорошо продали! Только мы установили гораздо более мощные магниты, чем договаривались. Их тела состоят и множества мелких притягивающихся частиц. В магнитном поле, чтобы удержать форму, частицы начинают сопротивляться полю. Если сила магнитного поля превысит их предел сопротивления, то мы предполагали, что они будут разваливаться.

Вы видели на записях, что их движения стали неестественными? Они все в итоге попытались покинуть лед. В этот момент мы, как и планировали, разморозили на несколько секунд ледовую арену. Дальше не все пошло по плану, но это оказалось даже лучше. От недостатка мощности вышли из строя цепи, обеспечивающие магниты. Резко пропало магнитное поле, и они рассыпались от собственного внутреннего напряжения. В этот момент сработала заморозка льда, и все, что попало в воду, уже не смогло соединиться в одно тело.

Заметь, все оборудование тогда закупалось не за наш счет.

— И тогда это все еще можно было достать! А теперь это гораздо труднее. Боюсь, заводы-то стоят! — сказал Аким.

— Вот и я о том же, — ответил Джоска. — Этот способ слишком сложен. Он не может использоваться массово. А значит, не годится для борьбы.

— С момента начала столкновения прошло уже почти два года, а мы так мало знаем о нашем противнике, — отметил Глеб. — И единственный результат этих лет это то, что мы еще не уничтожены.

— Однако, это все-таки положительный результат, — добавила Пелагея. — Мы, кроме того, начали развиваться. Хотя бы налаживать связь. А без связи мы не сможем ничего стоящего предпринять. Кроме того, мы теперь знаем, как надежно от них укрыться.

— Положительный! — Глеб согласился. — Но это тоже порождает больше вопросов, чем ответов. Они не могут нас уничтожить? Или не хотят? Если не хотят, то почему? Зачем мы им нужны?

— О чем ты говоришь? Не хотят! Они ежедневно истребляют тысячи человек.

— Они проводят зачистки населения, преимущественно уничтожая солдат столкновения. Если бы они хотели, они бы могли за день уничтожить все население Земли. Вот и вопрос. Чем мы для них являемся, что они так старательно пытаются сохранить нашу расу?

— Ну, уничтожают они не только солдат столкновения, — прервал Нейл, парнишка из третьего штаба, мрачную цепь рассуждений Глеба. — У нас в день убирают по несколько человек. Может, потому что город большой, поэтому так много. У нас есть человек, который собирал информацию обо всех таких случаях с самого начала столкновения: кого, при каких обстоятельствах…

— Единственной общей чертой всех смертей, я смогла сделать только такой вывод, — продолжила за Нейла Колет, — было наличие шумного происшествия, неразберихи, паники.

Колет по образованию была социологом, и до начала столкновения она служила в специальном подразделении полиции, где занималась исследованиями причин девиантного поведения в своих рядах. Позже ее перевели в архив, где она стала обращать внимание на дела, сдаваемые отрядами грифов с грифом «СЕКРЕТНО» и решением «ОТСУТСТВИЕ СОСТАВА». В отряде грифов таких дел было большинство.

— То есть, как только начинаются беспорядки, тут же появляются грифы полиции? — предположил Глеб.

— Да. И если к этому моменту все не утихнет, то они уничтожают самого активного, хотя это может быть просто истеричная тетка, трясущая в панике руками. Впрочем, в последнее время они стали более точно выделять зачинщиков.

— То есть они стали лучше в нас разбираться, — заключила Пелагея. — Тогда формулируем третью задачу: нам тоже нужно в них разобраться.

— А для этого нам нужно решить первые две задачи. Вторую хотя бы для того, чтобы захватить одного из них и изучить. А потом уже будем думать о глобальной борьбе.

Ладно. На сегодня все. Отбой! — закончил совет Глеб. — Палаша, мы расходимся по домам. Как слышишь?

— Вам хорошо! А мы только собрались. У нас на днях должно проясниться одно дельце. Мы уже два месяца без связи, вы, наверное, не в курсе. Но, не буду забегать вперед…. Не подумай, что я суеверная. Просто потом все по порядку расскажу.

— Договорились! Эта осень, я смотрю, выйдет богатой на события.

— То ли еще будет! Она только началась.

— Палаша, подожди, не отключайся. Я еще хотел спросить, как твоя сестра?

— Да, никак. От Эвелины по-прежнему никаких известий, — ответила Пелагея, потускнев глазами и голосом.

Она явно скучала и более того переживала. Но как-то все больше в себе, не очень хотела об этом говорить. Даже с близкими, такими, как Глеб. Возможно, ее больше всего напрягало то, что она ничего не могла поделать, а может, то, что она ничем не могла утешить мать.

— Мать привет передавала тебе и родителям, — все-таки продолжила Пелагея через некоторое мгновение. — Она знает, что у нас сегодня должна быть связь. Очень хотела бы вас увидеть. Говорит, скучает.

— И мои скучают, — ответил Глеб.

Разговор дальше не строился. Тема не легкая.

«Наверное, зря потревожил, — подумал Глеб. — Да сам тоже беспокоюсь, и мать спрашивала. Ну, хоть узнал, что никаких новостей. Плохих».

— Ладно. Давай, наверное, на сегодня закругляться, — сказал Глеб. — Извини, что затронул больное.

— Да ничего. Все нормально. Пока.

Глеб вернулся домой не веселый из-за последнего разговора, но с ощущением маленькой, но победы. Голову осаждала одна мысль: «Если им нужны люди, тогда почему трупы с улиц не пропадают, их либо находят родственники, либо кремируют коммунальные службы. Нужны живые? Тогда почему двум третям населения было позволено вымереть. Не пепел же им нужен? Тогда бы кремировали всех. Но есть, кого по старинке хоронят. Цель? Должна быть цель».

— Мам, пап, привет!

Нонна вышла встретить сына.

— Твои дети сегодня замучили деда, — улыбнулась она и поцеловала сына в щеку.

— Что, с ним опять случи…

— Да, нет, — перебила мать, спеша успокоить. — Он нормально. Просто они весь день с ним.

— Сегодня снова налажена связь! — доложил Глеб, войдя в комнату, где играли дети и дед.

— На долго ли? — отозвался Ярик.

— Яр, что ты сразу, в самом деле, — суетливо попыталась сгладить скепсис деда Нонна.

— На долго! — Глеб произнес слова уверенно. — Это не радио связь. Мы полгода над ней работали! Мы надеемся! Нам теперь важно следующее: нужно разработать прибор, который позволит нам достоверно отличать их. Нужен критерий. Мы слишком мало о них знаем. Планируем заполучить хотя бы один экземпляр. Не знаю пока как, но это нужно сделать. Будем работать.

Ярик слушал сына внимательно. Но когда он осознал последнюю задачу и попытался мысленно ее решить, его лицо снова исказилось, он взялся руками за голову, словно слышал какие-то звуки, которые его беспокоили. А, может, он что-то видел и при этом беспомощно зажмуривал глаза. Или…

Глеб всегда пытался, но так и не смог этого понять. Он просто включил музыку: Лист, «Грезы любви». Добавил громкости и оставил отца в покое. Но старался не упускать его из вида.

Именно живая запись концертного рояля. Всего несколько мелодий: звучащая, «Вокализ» Рахманинова, Хрисомаллис «Сон одного человека» могли перехватить внимание отца своими эмоциональными выплесками между фантастическими по широте фрагментами умиротворяющего настроения. Больше ничто отцу не помогало. Даже врачи.

— Слуховые галлюцинации, — повторяли они, — их нельзя заглушить берушами, они возникают внутри, а не снаружи. Даже если он оглохнет, он все равно продолжит их слышать.

Отец надрывно прохрипел, глотая окончания: