Отмолчаться не удастся… Да и не хотелось больше молчать, скрытничать, не договаривать и выбирать. События последних дней породили уже почти устоявшуюся привычку действовать, а не вязнуть в размышлениях, как мушка в смоле, которой спустя тысячи лет предстоит стать солнечно-тёплой подвеской на шее какой-нибудь девчонки — такой кулон родители однажды привезли Расточке, но та, правда, переделала его в браслетик.

— Сиф? — оклик Филиппа, и мальчик понял, что последние несколько секунд продремал с открытыми глазами.

— А?

— Проснись, Индеец. С вами в аэропорт отправится сержант Карин с парой ребят. Основная трудность — вам исчезнуть надо будет максимально незаметно, потому что нам проблем со СМИ не нужны в свете происходящего с КМП и Выринеей.

— Ты же знаешь, что я журанлюг не переношу, — поморщился Сиф. — Так что ты лучше Одхимантьева инструктируй.

— А с ним Лёша беседует, — ухмыльнулся Краюха. — Вместе с князем. А к тебе персональная просьба… — и, сделав выразительную паузу, издевательски вздёрнул брови и закончил: — Никуда больше не убегай.

Заболотин вздохнул, но укоризненного «Филь!» не прозвучало, и Сиф стушевался, расшифровывая это молчаливое, скрытное одобрение.

По счастью, Филипп развивать тему не стал, вскочил и кивнул:

— В общем, через пятнадцать минут все собираемся — и в путь. Вещи закинут в аэропорт. А я побежал! Индеец, выше нос, как в одиночку пол-Забола объехать — так пожалуйста, а журналистов боишься?

— Язва, — пробормотал Сиф вслед весело унёсшемуся к князю Краюхину.

— Вещи-то все собрал? — отвлёк его Заболотин. — А то не дай Бог забудешь что-то. Зарядка, одежда, зубная щётка?

Сунув зубную щётку куда-то между футболками, Сиф осторожно присел на диван и снова взялся за телефон — мысль о Расточке не отпускала. Может, стоит и с ней поступать так, как привык здесь, в Заболе? Действовать. Пока не раздумал.

Номер он набрал по памяти.

Гудки сменились удивлённой тишиной и, наконец, неуверенным вопросом:

— Спец?

— Привет, — сипло выдохнул Сиф и с шумом прочистил горло. Не помогло, разумеется. — Можешь говорить?

На секунду захотелось, чтобы Расточка ответила «Нет».

— Да… Чего звонишь?

Сиф даже удивился. Раньше им и в голову не пришло бы задавать друг другу такой вопрос.

— Открытка дошла?

— Открытка? — удивилась Расточка. — Нет пока.

Сиф не знал, как долго идёт почти из Горья в Москву и даже не помнил, когда открытку отправлял. Но неделю назад точно…

— А письмо?

— Нет, — удивилась Расточка.

— Жаль, — вздохнул Сиф. Разговор получался неправильным, приходилось каждую новую фразу мучительно придумывать. С друзьями так быть не должно. — Ну ничего. Дождёмся вместе — я уже вечером в Москве буду.

— Прилетаете? — в голосе Расты промелькнула улыбка, но слишком быстрая.

— Ну да. Завтра после школы встретимся?

— Я… я у Каши спрошу, — неправильно-спокойным голосом отозвалась Расточка. — Мы вообще хотели подарок Киме покупать.

— Ну, вот и сходим, — обрадовался Сиф.

— Может…

Покосившись на командира, Сиф встал и вышел в коридор, заодно вытащив к дверям свою рюкзак. Присел на тумбочку под опустевшей вешалкой — на той остались только две фуражки — и пристукнул пяткой по дереву, выражая этим несогласие с тем, как по-дурацки проходит разговор.

— Алло? — нарушила молчание Расточка. — Чего молчишь?

— Задумался… я так, не обращай внимания, — торопливо пробормотал привычное Сиф. Потом поправился: — Ну… ты же рада, что я вернусь?

Расточка шумно вздохнула в трубку и сказала невпопад:

— А в сети пишут, Великий князь тоже сегодня к ночи прилетает. Ради него облака разгонят…

— Я знаю, — не стал отпираться Сиф. — Опекун… ну, ты сама понимаешь же, почему мы в Забол сорвались.

— Понимаю, — вздохнула Расточка, и в кои-то веки голос у неё был совершенно искренний. — Это-то меня и пугает, Спец по мировому лиху.

— Знаешь, — настала очередь Сиф вздыхать, — если бы мне дали выбирать, я бы, наверное, всё равно его выбрал. Он — моя семья, понимаешь?

«Этот твой опекун, который откуда-то знает мой телефон, говорил, что ты нашёл свою семью в Заболе», — вот, что хотела сказать Расточка. И Сиф ответил сразу на всё — и на сказанное, и на вот это «междустрочное». Только не признался, что выбор уже и на самом деле произошёл.

— Фиговая же у вас семья. Ты да он…

— Ничего, живём, — Сиф поглядел в сторону командира, гадая, прислушивается ли он к разговору. — Всё не так плохо, как тебе кажется. Вон, с дедом же ты ладишь?

— Деда — особая статья.

— Мой… опекун — тоже, — юный фельдфебель, хиппи и просто самый обычный подросток замолчал, мучительно подбирая слова. Но любая приходящая в голову фраза казалась либо лживой, либо глупой. Ни того, ни другого Расточка не примет — их дружба и сейчас уже дала какую-то нехорошую, болезненную трещину из-за забольской поездки.

Разломы в такой, глубинной дружбе лечатся только одним. Правдой. И правдой же могут окончательно разломать.

Но офицер Лейб-гвардии ведь не должен лгать? И… дядя Элик, он ведь тоже, наверное, не любил ложь… На фотографии он смотрел прямо и твёрдо, в глаза — а ведь немногие это умеют.

— Он меня с войны вытащил.

— Деда бы оценил, — голос Расточки чуть-чуть улыбнулся, не губы, а сам голос. — Он таких историй много знает.

— Ты у него спроси, не пацифист ли он часом, — вдруг хихикнул Сиф, чувствуя, как отпускает напряжение. И Раста хихикнула в ответ:

— О да, «И первый ядерный удар мы нанесём за мир во всём мире!» — потом прислушалась к чему-то и уже серьёзней сказала: — Там Каша уже идёт. Ему трубку дать?

Конечно, Каша был лучшим другом и, наверное, тоже хотел бы услышать радостную весть, но…

— Сама расскажешь. Ты, Раст… кинь сообщение, если решите, что для определённости голосовать за подарок Киме надо втроём.

— Хорошо, — серьёзно пообещала девочка, и с коротким гудком тина в трубке обесчеловечилась.

Сиф некоторое время слушал эту мёртвую тишину, потом встал и заглянул в комнату:

— Ваше-скородие… можно я вниз спущусь?

— Вниз? — обернулся от компьютера полковник. Сиф вспомнил свой побег и уже заранее смирился с жёстким «Нет», как Заболотин пожал плечами и поглядел на часы: — Через десять минут у машины встречаемся. Там Алёна скоро спустится.

— Да я и собирался у машины подождать… — Сиф нацепил фуражку «сикось-накось» и покосился на себя в зеркале. — Р-разрешите идти?

— Ну иди, — дозволил Заболотин, снова возвращаясь к компьютеру.

Доверие оказалось штукой неожиданно тяжёлой и серьёзной. Дурачиться расхотелось… Правда, Сиф и не собирался дурачиться, он просто хотел перехватить Алёну до начала кутерьмы с официозом.

С ней тоже надо было поговорить.

… На улице не то чтобы распогодилось, но изредка сквозь облака проглядывало неуверенное светило, согревало всё, что видело, и снова пряталось. Сиф устроился на скамеечке у клумбы, подставляя спину солнечному теплу, и принялся терпеливо дожидаться Алёны, теребя окантовку фуражки. За спиной, в окружающем гостиницу парке, чирикали птицы, какие — Сиф не знал, потому как в Москве сталкивался только с триадой «воробьи-голуби-вороны». Эти птицы были звонче, но столь же бестолковые, как и их московские коллеги. Одна пёстренькая пичуга скакала по дорожке рядом со скамейкой, косясь на офицерика то одной, то другой чёрной бусиной-глазом.

— Кыш, — фыркнул мальчик, притопнув ногой.

Птичка подскочила, встрепыхнув крылышками, отлетела на пару метров и продолжила скакать вокруг, соблюдая на сей раз уважительную дистанцию.

— Тьфу на тебя, — вздохнул Сиф и перестал обращать на неё внимание.

Солнце снова спряталось за пелену облаков, и неуловимо похолодало. Сиф с тоской огляделся — деревья, здания, дорожки, ещё какие-то подсобные строения и снова деревья. Города отсюда видно не было… Хотя, может, это и к лучшему — уехать, всерьёз не попрощавшись с городом. Не побродив по его улицам и улочкам. А то влюбишься ненароком — всё своё, родное, забольское! — и уезжать станет ещё тяжелее. А и так тошно…