— Разве что… под видом доли гарнизона Вера Крус. Что скажете?

Капитаны переглянулись. Идея была неплоха.

— А что… — начал развивать мысль Кортес. — Никто, кроме самого гарнизона, к этой доле никакого отношения не имеет, а значит, помешать не может. А уж добавить к ней лишку всегда можно. Особенно в спешке.

Он оглядел капитанов.

— Ну… кто возьмется организовать спешку?

— А что ее организовывать? — хмыкнул Альварадо. — Едва начнем выяснять, кто к нам с армадой пожаловал, здесь такой гвалт поднимется! Слона можно вынести, — не заметят!

Капитаны разулыбались.

Комендант крепости Вера Крус Гонсало де Сандоваль узнал о прибытии армады от разведчиков-тотонаков. Было ясно, что устоять перед такой махиной городу не удастся, однако, и «гости» — кто бы они ни были, ничего об истинных силах города не знали. А потому Сандоваль собрал гарнизон, провел инструктаж, взял клятву оборонять крепость до конца, водрузил для поддержки боевого духа новую виселицу и приготовился ждать. И, не прошло и двух дней, как армада встала на рейде, от главного судна отделилась шлюпка, а вскоре перед настежь распахнутыми воротами крепости появились парламентеры.

Их было шестеро: священник Гевара, родич Веласкеса Амайя, нотариус Вергара и трое свидетелей из матросов — на всякий случай. Настороженно поглядывая на оборонительные сооружения и таскающих бревна индейцев, парламентеры прошли через весь город и не обнаружили ни единой души.

— Может, это уже индейская крепость, а не кастильская? — холодея от дурных предчувствий, выдавил нотариус.

— Ты думай, что говоришь! — осадил паникера падре Гевара. — Вон, посмотри, новая виселица на холме. Ее что — индейцы поставили?

— Храм Божий! — вдруг заорал один из матросов. — Братцы! Вон, смотрите! Может быть, там кто есть?!

Парламентеры ускорили шаг, мигом пересекли пустынную площадь и, чуть ли не толкаясь локтями, ввалились в храм.

Он был пуст.

— Сеньора Наша Мария! — перекрестился падре Гевара, а за ним и остальные. — Что здесь творится?

То, что в городе происходит нечто странное, видели все, и, вкупе с остовами выбросившихся на берег и вконец разбитых прибоем каравелл, общее впечатление составлялось просто жуткое. Тем более что индейцы продолжали работать, — так, словно над ними нет и никогда не было хозяев.

— Надо попробовать вон в то здание заглянуть, — осторожно предложил Амайя и ткнул пальцем в сторону самого большого, каменного дома.

— А если и там… — переглянулись парламентеры и поняли, что иного выхода, кроме как искать и когда-нибудь все-таки найти здешнюю власть, у них все равно нет.

Гуськом, пригибаясь от каждого шороха и треска, они перебежали безлюдную площадь и, на всякий случай, приосанившись, вошли в дом. И тут же увидели первого и, похоже, единственного во всем городе кастильца. Он сидел за столом и что-то быстро писал.

— Здравствуйте, сеньор, — хором, наперебой и с огромным облегчением поприветствовали незнакомца парламентеры.

— Здравствуйте, — сухо кивнул человек и встал из-за стола. — С кем имею честь?..

Парламентеры переглянулись.

— А… кто вы? — попытался выровнять положение падре Гевара.

— Капитан Гонсало де Сандоваль, — поклонился незнакомец. — Комендант города Вилья Рика де ла Вера Крус.

Парламентеры выпрямили спины, один за другим представились, а потом падре выступил вперед и, пункт за пунктом, принялся исполнять возложенную на него задачу. Он помянул и отеческую заботу губернатора Кубы аделантадо Диего Веласкеса де Куэльяра о всемерном освоении новых земель, и неблагодарность изменника Эрнана Кортеса, и силу и славу пославшего их Панфило де Нарваэса и, в конце концов, предложил то, за чем пришел, — сдать город.

— Я что-то не расслышал, святой отец… — прищурился Сандоваль. — Ты сказал, что Кортес — изменник? Или мне показалось?

— Да, сказал, — гордо выпрямился падре Гевара.

Сандоваль мгновенно посерьезнел.

— Я комендант этого города, и лишь из уважения к вашему сану, святой отец, я не назначу вам бастонаду — двести палок по спине.

— За что? — опешил Гевара.

— За оскорбление генерал-капитана и старшего судьи Новой Кастилии — вот за что, — процедил Сандоваль.

Священник побагровел.

— Вергара, — повернулся он к нотариусу, — ну-ка, зачитай сеньору коменданту текст назначения Панфило де Нарваэса. Пусть убедится, что Кортес уже — не генерал-капитан и уж тем более, не старший судья Новой Кастилии.

— Я не хочу ничего слышать, — решительно мотнул головой Сандоваль. — Если у вас есть какие-то бумаги, зачитайте их лично Кортесу, а не в моем городе…

Падре Гевара усмехнулся. Он уже одерживал верх.

— Читайте Вергара, читайте, — поощрительно кивнул он нотариусу.

— Так! — вызверился Сандоваль. — Я вижу, здесь еще кто-то сотню палок заработать хочет!

Нотариус поежился, и тогда священник взбеленился.

— Что ты слушаешь изменника! — рявкнул он. — Читай, как велено! Каждое слово!

Сандоваль развернулся, крикнул несколько слов на индейском, и комната — вся — мигом заполнилась крепкими полуголыми аборигенами, а парламентеров начали вязать.

— Отпустите меня!

— Я требую соблюдения закона!

— Ты за это поплатишься!

Сандоваль дождался, когда свяжут всех, и кивнул главному носильщику:

— Доставить в столицу.

Кортесу доложили о доставке парламентеров загодя, и он встретил их в полутора легуа от столицы.

— Вот тупой народ! — орал он на тотонаков. — Как вы могли так обращаться с моими гостями?!

Тотонаки старательно улыбались и быстро развязывали «гостей».

— Как вы, святой отец? — склонился Кортес над падре Геварой.

— Ы-ы… — выдохнул тот. — Четверо суток… на чужой спине… все затекло…

— Неужто и ночью несли? — возмутился Кортес.

Молча трясущие затекшими конечностями гости закивали, — ни на что другое их просто не хватало. А потом донельзя раздосадованный такой непонятливостью диких злобных индейцев Кортес на лучших лошадях, по лучшей дороге привез опешивших посланцев Нарваэса в свою столицу и одарил столь щедро, что у изумленных парламентеров долго не поворачивался язык зачитать то, что они привезли с собой. Но даже когда им пришлось это сделать, Кортес проявил себя с самой достойной стороны.

— Я выслушал вас, сеньоры, и надеюсь, что недоразумение вскоре иссякнет. А теперь позвольте мне предъявить свои доводы — не на бумаге, на деле.

Он провел гостей в хранилище за часовней и распахнул дверь.

— Я знаю, что Веласкес мне не слишком доверяет, но вот она — его доля.

Потрясенные парламентеры дружно открыли рты. Столько золота в одних руках они и представить не могли.

— Подтверди, Педро, — повернулся Кортес к часовому.

— Да, третий и четвертый штабели — доля губернатора Веласкеса, — нехотя подтвердил часовой. — Это все знают. За армаду…

Парламентеры потрясенно заморгали. Честность Кортеса оказалась просто фантастической!

— А вон там королевская пятина, — уважительно показал Кортес в сторону крайнего штабеля клейменных слитков. — Мы ее сразу отложили…

Парламентеры понемногу приходили в себя и теперь уже криво улыбались, — им бы хоть тысячную часть этой кучи…

Но Кортес и тут оказался молодцом.

— А это вам… и вам… и вам, — начал совать он слитки дорогим гостям. — Берите, берите… это из моей доли, не из королевской… имею полное право.

Послы зарделись и, млея от нахлынувших чувств, трясущимися руками приняли все, что дают: стать богачами вот так, за один счастливый миг не думал никто.

Паж Кортеса Ортегилья следил за каждым шагом Тлатоани, и Мотекусома передавал записку племянникам бесчестно, тайно.

«Пироги кастиланские, — было сказано в записке, — но Кортес прибывших людей боится. Думаю, будет война между кастиланами. Случай удобный. Знаю, как вам непросто, — Какама-цин до сих пор сидит в закрытой комнате под охраной. Но если Колтес погибнет, его жену высокородную Малиналли, а значит, и наследственную власть моего старшего брата, возьмет кто-то из вас. Будьте осторожны. Никакой помощи ни тем, ни другим. Пусть кастилане убивают друг друга сами».