Вконец отчаявшиеся найти в законе хотя бы одну зацепку, запрещающую чужаку взойти на самый верх, вожди начали кричать, что процедура передачи всей полноты власти слишком сложна. Что для этого нужно еще найти триста шестьдесят девять незамужних дочерей для нового гарема. Но бледный, словно вырвавшийся из преисподней Малинче напомнил, что по закону для вступления во власть ему вполне хватает и высокородной Малиналли. А уж дочерей вожди ему постепенно подберут, — он потерпит.

И на следующий день уже все кастилане до единого собрались перед лицом все тех же вождей, и тщедушный человечек с толстой папкой в руках читал долгое и почти непереводимое послание неведомого вождя.

Он читал и читал, то пересказывая общеизвестные истины о сотворении мира, то обещая не принуждать племена креститься в новую веру, а, в конце концов, поведал, что давным-давно, чуть ли не до того, как кастильцы вышли в море, Сам Господь Бог отдал им все эти земли вместе с каждым проживающим на них человеком или скотом, — раз и навсегда.

Часть четвертая

Кортес проснулся, как всегда, с рассветом. Потянулся и раскинул руки по широченной кровати. Немного полежал, глядя, как сквозь тростниковую занавесь пытается пробиться к нему утреннее солнце, рывком сел и спустил ноги с невысокого ложа. Улыбнулся и хлопнул в ладоши.

В пустом дверном проеме мгновенно появилась толстая перепуганная мойщица и жестом показала ему, что все готово. Кортес вскочил, как был — нагишом — прошел в баню и с удовольствием улегся на теплую каменную поверхность.

Мойщицы тут же принялись за дело, и Кортес, чувствуя себя почти Нероном и уж точно — конченым грешником, с наслаждением крякал и поворачивался, подставляя под мочалки нетронутые места. А затем его тщательно омыли теплой водой, бережно промокнули большими ворсистыми утиральниками, надушили туалетной водой со странным терпким духом и подали свежую одежду.

Кортес неторопливо оделся, прошел в обеденную залу и присел на низенькую обитую мягкой тканью скамеечку. На столике мигом появилась сверкающая белизной хлопковая скатерть, а место, где изволит кушать Великий и Грозный Малинче, немедленно огородили расписными ширмами.

Блюд, как всегда, было множество. Кортес кинул в рот с десяток мелких, как ноготь большого пальца, печеных яиц, попробовал жаркое, и еще раз решил, что лучше маисовой каши ничего на свете быть не может. Откушал, выпил два глотка раскаленного какао и, омыв и промокнув мгновенно поданным утиральником руки, щелкнул пальцами.

Из соседней залы тут же выбежали несколько акробатов и жонглеров, и некоторое время Кортес любовался этим изысканным действом, обдумывая, с чего начать день.

Собственно, действительно необходимых дел было несколько. Следовало вместе с Мотекусомой навестить дом призрения ветеранов всех войн, сходить на торжественный обряд почитания грозного Уицилопочтли, проследить, как идут работы по установлению алтаря Сеньоры Нашей Марии — бок о бок с жертвенником ящерообразного Тлалока, а уже после обеда и короткого отдыха заняться главным — золотыми приисками.

Огромные, исполненные красками на хлопчатых полотнах карты один из новых секретарей Мотекусомы выдал ему сразу, как только Кортес об этом заикнулся. Пробы с каждого месторождения у Кортеса тоже были, — на рынке их продавали в прозрачных гусиных перьях, так, чтобы можно было глянуть на просвет и оценить качество песка. Оставалось уточнить детали пути и дипломатическую обстановку с окружающими племенами.

— Кортес! Кортес! — послышалось из коридора, и Великий и Грозный Малинче жестом отправил акробатов прочь.

— Что там еще?

В зал влетел запыхавшийся Ортегилья.

— Сходка, Кортес. Тебя требуют.

Кортес чертыхнулся.

— О чем еще говорить? Я же все сделал! Пусть до вечера подождут.

— Там такое… Кортес… — покачал головой Ортегилья. — Лучше тебе прямо сейчас пойти.

Кортес досадливо крякнул, отпил еще пару глотков какао и решительным шагом двинулся по темному коридору, спустился по лестнице мимо замерших громадных дворцовых гвардейцев и выскочил во двор.

Солнце тут же ударило по глазам, и Кортес прищурился. Да, здесь были почти все — за исключением разве что дозорных. Но — странное дело — сходка молчала.

— Ну, что еще стряслось? — весело и энергично поинтересовался Кортес. — Или вам опять девок не хватает?

— Золото, Кортес, — подал голос один, самый рослый. — Где наше золото?

— Какое золото? — не понял Кортес. — Если вы о приисках, так мы туда еще не дошли…

Сходка зло загомонила.

— Ты дурачка из себя не строй! — выкрикнул кто-то. — Где наши доли?

Кортес обозлился.

— А то вы не знаете? Все в нашем тайнике… ну, и в плавильне. Мы же договорились: вывезем, тогда и делить будем.

Сходка возмущенно загудела.

— В часовне трети не хватает, Кортес! А плавильня со вчерашнего дня пуста! Куда все делось?!

Кортес прекрасно помнил выгруженный прямо в воду у самого берега «балласт» в маленьких аккуратных мешках, а потому сразу помрачнел.

— Вы что… меня обвиняете?!

— А кого еще?!

— Так хочу вам напомнить! — вызверился Кортес. — Я золото не плавил! И на посту возле часовни не стоял! И вообще, я — идальго, а не вор!

Сходка снова загудела, но теперь уже растерянно.

— Где Диас? Его надо сюда!

— Здесь я! — гневно отозвался Берналь Диас и вышел на открытое место, чуть ниже Кортеса. — Кому что непонятно?

— Ты старшим в плавильне был! Куда все делось?!

— Хочу напомнить, что меня из плавильни уж месяц как турнули! — резко выкрикнул солдат. — И я ночами, как шавка на цепи, в карауле торчал, а днем, как последний индеец, кирпичи на стройку на собственной спине таскал!

Берналь Диас резко развернулся и, оттопырив зад, показал, благодаря какой именно спине часовня и была построена.

— Караульных к ответу! — заорал кто-то, но его не поддержали. Здесь в карауле стоял каждый. Да, и на стройке работали все…

— Еще вопросы есть? — обвел толпу насмешливым взглядом Кортес.

— А чего зря шуметь? — мрачно отозвался рослый солдат. — Остатки делить надо. А то, пока, пока до Кубы доберемся, там и дырявого песо не будет.

— Правильно! Делиться! — загудела толпа. — Прямо сейчас!

Кортес поморщился; все его планы на сегодняшний день рушились на глазах.

— Ну, что ж, делиться, так делиться, — пожал он плечами и сбежал со ступенек.

Когда Кортес подошел к хитро пристроенной к дворцовому комплексу часовне, тайник был открыт. Плавильщики каждый день отправляли сюда очередную партию слитков, а часовые в присутствии капитанов следили, чтобы слитки несли только в потайную комнату, но никак не обратно. Сегодня стену комнаты собирались заложить камнем, и именно поэтому делегация сходки основательно пересчитала слитки.

«Рановато вылезло…» — поморщился Кортес.

— Вот скажи нам, Кортес, — возбужденно заголосили избранные сходкой делегаты. — Здесь есть семьсот пятьдесят тысяч песо?

Кортес окинул взглядом пять одинаковых золотых штабелей.

— Ну… семьсот пятьдесят — это вряд ли, а тысяч пятьсот, наверное, будет…

— А было семьсот пятьдесят! Никак не меньше! Куда все делось?!

Кортес демонстративно потянулся к рукояти кинжала.

— Ладно! Хорош вам! Хватит пустых разговоров! — тут же одернули скандалистов. — Делить надо! Начинай, Кортес!

Кортес кивнул и подозвал казначея и Королевского нотариуса поближе.

— Смотрите в оба. Чтобы все по честному. Вот этот, — показал он на первый штабель, — королевская пятина. Все согласны?

— Все… — загудели делегаты.

— Вот эта пятина — моя. Согласно уговору.

Солдаты вздохнули. Они уже раз двадцать пожалели, что согласились выделить Кортесу пятую часть добычи, но уговор есть уговор.

— А вот эти два штабеля… — Кортес повернулся к казначею. — Сколько мы Веласкесу за армаду из одиннадцати судов должны?

— Двести двадцать тысяч, — мгновенно отозвался казначей.