— Внешняя угроза это очень действенный метод, но сама по себе она не подчинит орден, который считает, что именно он предназначен с ней бороться. Ситуация такова, что Вы не можете уничтожить орден, даже если бы могли. Потому что тогда вам пришлось бы остаться один на один с этой внешней угрозой, которая на самом деле реальна и велика. А орден не решается попытаться Вас сбросить с трона потому, что такой внутренний раздор на пороге войны будет гибельным для обоих сторон. Спор за власть может не успеть разрешиться до начала вторжения с юга.

— Тогда нам надо разрешить вопрос с властью до начала войны! Я должен объединить государство под единой твердой рукой! Только так мы справимся с внешней угрозой.

— Поэтому надо увеличить страх перед шпионами, — произнес Сальвиан. — Распространять подозрительность среди простолюдинов. Пусть похватают каких-нибудь олухов, надо казнить каких-нибудь инакомыслящих или странных. Перед войной обычно так делают. И наши соперники этими методами сейчас успешно пользуются. Надо обвинить в пособничестве врагу кого-нибудь из магистров и всех кто с Вами не согласен. Подбросить чего-нибудь. Например деньги южной чеканки, чтобы было понятно, что предатели работают на врагов.

— Нет, деньги мне сейчас нужнее самому, — отмахнулся герцог. — Деньги подбрасывать не будем. Налоги надо увеличить. В некоторых провинциях налоги не собирались по нескольку лет! Здесь пользуются любым неурожаем, чтобы не платить налоги. Чтобы люди быстрее зашевелились надо сжечь несколько деревень. Опытные наемники пригодятся. Это все для пользы самого народа, чтобы он быстрее понял чем грозит война, чтобы простолюдины поверили что она близко. Я же ради их же блага стараюсь, ради страны, которой жизненно важно быть готовой к войне! Эти жертвы необходимы, чтобы страна была больше готова к объединению и борьбе!

— Но твоим наемникам надо быть особо осторожными, если они начнут поджигать деревни. Какой-нибудь грифоний патруль может увидеть дым издалека. Тогда пернатые полетят на дым, сцапают кого-нибудь из поджигателей и раскроется кто направил банды. Нет, государь, надо быть готовым к такому исходу событий. Использовать обычных разбойников, они не должны знать по чьей воле действуют. Наемники должны только передавать приказы.

— Но где я сразу найду столько преступников?

— Можно устроить побег с каторги. Каторжан здесь немного, не герцогство, а глухомань какая-то. Придется выпустить их всех и пусть мародерствуют под руководством твоих людей.

— Дожили. Сам герцог устраивает массовый побег всякого сброда с собственной государственной каменоломни. — Феобальд чуть не фыркнул. — Но кто будет работать на каторге?

— Количество каторжан будет пополнятся за счет новых арестов недовольных Вашим правлением. Перед наступлением войны недовольных нельзя оставлять на свободе.

— Разумно. Итак, мы используем преступный сброд, чтобы спалить несколько деревень и сплотить страну перед лицом общей угрозы…

— Чем ненормальнее вы действуете тем сложнее Вас заподозрить, государь. Но поджигание собственных деревень перед войной это не такое уж редкое явление. Даже обыденное. Бывают и более дерзкие провокации, а вам надо ударить орден в самое сердце.

— Так посоветуйте мне как это сделать.

— Нам стоило бы это обсудить где-нибудь в более надежном месте.

— Хорошо, завтра я отправляюсь на охоту.

Домик, где остановились охотники стоял под деревом посреди скошенного поля. Вокруг никого кто мог бы подслушать, стража сторожит лошадей в стороне.

— Да, я не очень доверяю замку, — согласился Феобальд. — У грифонов чуткий слух и не всегда можно быть уверенным, что за окном в ночи не притаился, вися на карнизе какой-нибудь из них.

Герцог расположился на грубой почерневшей скамье и держал бокал, который предусмотрительно подал слуга перед тем как отставить высокочтимых господ наедине.

Советник тоже поднял бокал и продолжил разговор.

— Дети, это очень действенный инструмент для правящего. Безотказный, потому что детьми можно оправдать все. Подданных можно заставить покорно проглотить почти любые законы, если они объясняются заботой о безопасности их детей. Не только простонародье поддается на такие страхи. Если люди боятся за своих детей, то они соглашаются на многое. И не только люди.

— Продолжайте, я понимаю такой подход.

— Достаточно внушить, что дети в опасности и можно считать, что большинство мамаш в стране у вас уже на поводу, и эти сразу поглупевшие женщины станут вашими невольными сторонниками в каждой семье, — пояснил Сальвиан.

— Я не раз слышал, что грифоны еще трепетнее относятся к опасности грозящей детёнышам чем люди и это удобно использовать чтобы держать их в подчинении. Грифон согласится на любые условия если опасность грозит грифоньему птенцу. Мы могли бы держать этих птицезверей на коротком поводке и оправдывать заботой о детенышах ограничение их свободы. — Предложил Феобальд.

— Верно. Держать их в рабстве за счет их животных чувств к детям. Хотя с этим бывают сложности…

— Так же делалось в некоторых странах.

— Делалось, — вздохнул советник. — Но попытки оправдывать несвободу заботой власти о грифоньих детенышах не всегда удачно срабатывают. Дело в том, что грифоны попросту не доверяют защиту своих детей посторонним, предпочитая этим заниматься самостоятельно без государственного вмешательства, и разговоры теряют смысл. А если просто пытаться брать детенышей в заложники, то это годится только в течении ограниченного времени. И очень рискованно. В отличие от животных, грифоны умны и долго их удерживать на поводке не удасться. Найдут способ взбунтоваться быстро и решительно. Растерзают при первой же возможности, не простят подобных методов. И ни на какие законы они при этом внимания обращать не будут. Особенно здесь, в Фирнберге, где чувствуют свою правоту, поддерживаемую традициями.

— Вы правы, я не очень хорошо знаю этих существ. Рискованно играть с чувствами тех, кого не знаешь. Поэтому мне привычнее говорить на языке власти с людьми. Все же я привык иметь дело с ними.

Сальвиан быстро кивнул. — Признаюсь, что и мой опыт тоже в большей степени связан с людьми.

— Тогда займемся сначала теми кто должен быть понятнее, — решил Феобальд. — Не самими грифонами, а их людьми. Должны среди них найтись те, кто послабее или запутался в сомнительных делах…

— Просто обвинять кого-то из рыцарей ордена в предательстве не имеет смысла. Там вообще очень недоверчивые люди, пустыми обвинениями их не напугаешь. Результат предательства они должны увидеть, чтобы растеряться. Они должны поверить, что среди них есть отравитель. Грифоны только кажутся такими непобедимыми, но в чем-то они боле хрупкие существа чем человек. Эти птички совсем не переносят яд. Разумеется, что грифоны из охраны Фирнберга не летают на охоту потому, что вокруг столицы больших лесов нет, в основном поля и деревни. Их снабжает питанием орден.

— Ввести в крепость обоз с отравленной едой для грифонов? Но ведь снабжением занимаются люди ордена.

— На Вас работают лучшие люди из гильдии убийц. Они смогут сломать и заставить сотрудничать кого угодно, а не только простых слуг из ордена. У всех есть близкие и все могут испытывать боль. Потом ненужных людей уберем, чтобы замести следы. А когда внезапно сдохнет пара дюжин грифонов, особенно если вместе с их детенышами, то пернатые будут морально подготовлены для Ваших планов, а орден расколет подозрение. Гибель детенышей для грифонов слишком сильный шок так что они на время потеряют свое упрямство. А их рыцари почувствуют как глубоко проникли шпионы южан и многие согласятся на усиление власти. Многие поймут, что их не зря пугали. У вас будет очень весомый предлог для ареста несогласных лидеров ордена.

— Признаюсь, мне не очень нравится идея ослаблять армию собственного государства прямо перед войной, эти грифоны могли бы погибнуть с пользой в будущем сражении. Но понимаю, что для пользы государства приходится пожертвовать малой частью, — одобрительно качнул головой герцог. — Надеюсь наступят времена когда наше государство станет настолько сильным, что грифоны мне совсем не понадобятся. Люди должны защищать себя и своего любимого государя сами.