Так и не поняв, что было ночью, явь или сон, он выбрался из-под телеги, опять больно ударившись о доски, чертыхнулся, что набил себе синяк, проклял старца и его гостеприимство и подошёл к избушке. Василиса услышала его шаги и повернула к нему лицо. Столько радости было в её глаза, а на щеках играл здоровый румянец.
— Ох и поспала я, Антипушка, крепко, — сказала она ему, глубоко вдыхая свежий лесной воздух, напоённый запахами трав, душистого мёда и влажной земли. — И вся короста будто с меня слезла. Спасибо старцу, поднял он меня на ноги.
Антипу бы радоваться, глядя на окрепшую жену, а он скорее опечалился: вчера он вёз её совсем сомлевшую, того гляди отдаст Богу душу, а сегодня смотри, что с ней произошло за ночь — стала прежняя Василиса. Колдун и есть старик. И неведомо отчего чувство недоброжелательства проснулось к Болотному старцу и наполнило Антипову душу.
— Ты словно и не рад, что я поправилась, — сказала Василиса мужу, заметив его сумрачный вид. — Смурной какой-то. Ты не доволен, что я выздоровела? — спросила она его, глядя прямо в глаза.
— Почему не рад, — соврал Антип, отводя глаза в сторону. — Рад. Что ж мне не радоваться. Думаешь, мне было не горестно смотреть на тебя болезную…
Василиса наморщила лоб. Видно какие-то мысли пришли в голову. Но она не высказала их, а проговорила тихо:
— Не даром говорится: брат любит сестру богатую, а муж жену здоровую…
Антип пропустил слова жены мимо ушей.
— Раз такое дело, сейчас тронемся в путь…
— Прямо-таки и сейчас? — спросила Василиса.
— Прямо-таки сейчас. А что в этой дыре делать? Прикажешь мне ночевать под окрытым небом, а трапезничать родниковой водой?.. Хозяин дома не любезен ко мне… Скорее отсюда дать ноги.
— Ты отблагодари старца-то, — схватив его руку, произнесла она. — Надо отблагодарить…
Антип не успел ничего сказать, как дверь скрипнула и отворилась. На крылечко ступил старец. Был он с посохом, словно куда-то собрался, в той же одежде.
— А я думаю, куда ж ты подевалась, — сказал он Василисе, совсем не обратив внимания на стоявшего рядом Антипа. — А ты утреннее солнышко встречаешь… Домой, чай, собралась?
— Да, дедушка. Поправилась я…
— Поправилась, поправилась, — повторил старец в задумчивости как бы для себя, а потом, вдруг чего-то вспомнив, спохватился: — Я сию минуту…
Он прислонил посох к перильцу крыльца, вернулся в хижину и вынес склянку с каким-то питьём.
— Вот, возьми, — протянул склянку Василисе. — Вернёшься домой по дюжине капель принимай это питьё. Не кончай, пока всю склянку не примешь. Болезнь твою я прогнал, но для закрепления здоровья надо принимать отвар этих лесных трав.
— Благодарствую за всё, — произнесла Василиса и хотела поцеловать руку.
Старец отдёрнул её.
— В этом нет нужды. Идите своей дорогой. Он перекрестил её. — Я своё дело сделал. Остальное зависит от вас и от Бога.
— Что же с ней было? — не удержался Антип от вопроса.
— Она грехи чужие на себя приняла, — вот и сохла, — ответил старец.
— А что ей чужие принимать, у нас своих хватает…
— У кого даже с избытком… — Старец взглянул на Антипа. Рука, взявшая посох, вздрогнула.
Антип понял, что хотел сказать старец и с вызовом ответил:
— Мои грехи, мне и отвечать.
Старец внимательно посмотрел на него и опустил глаза. Потом опять поднял их и вперил в лицо Антипа.
Антип вздрогнул: он где-то видел этот взгляд — проникновенный, казалось, насквозь просекающий человека.
— Ты ответишь в своё время, когда будешь в довольстве жить и радоваться достатку. Но в одночасье потеряешь всё и изопьёшь свою чашу до конца. Черви будут точить твоё тело и не найдётся лекарства, которое бы остановило пожирание плоти. Будешь страдать, вспоминая грехи, но не найдёшь успокоения. Триста дён будешь бревном лежать, молить о смерти, но она будет медлить…
— Ты не городи, старик чепуху. Нашёл что морозить… Не верю я тебе… — Антип с некоторой долей пренебрежения окинул рубище старика. Одежда хоть и стирана, но обветшала и дышит на ладан, на локтях, под мышками наложены заплаты, хоть и аккуратно пришиты, но видно, что не женская рука зашивала, да и материя была другая. Обратил внимание на босые ноги, высовывавшиеся по щиколотки из штанов — мозолистые, огрубевшие…
— Тупо сковано — не наточишь; глупо рожено — не научишь.
После этих слов старца, Антип просто взорвался. Он выплеснул всё, что накипело у него на душе в последние минуты.
— Выбрось, Василиса это зелье, — он хотел вырвать из её рук склянку, но она спрятала за пазуху. — Лучше подальше быть от колдовства. Он меня и ночью поил каким-то зельем. — Антип с негодованием посмотрел на старца.
— Это тебе привиделось, — сказал старец. — Что наяву делают, того не боятся, а что во сне видят… Я всю ночь молился о выздоровлении жены твоей…
— Врёшь ты всё, старик, — Антипа несло в безудержную злость. — Не верю я тебе. Напустил ты здесь чар… бесовских.
— Это в тебе бесовские чары играют. Мутят тебя демоны. А ты и сладить с ними не хочешь… Видать в крови перешло это к тебе.
— Откуда ты, старик, знаешь про мою кровь, — запальчиво вскричал Антип. — Сиди здесь, как кулик, на своём болоте и куликай, а в чужую душу не лезь.
Старец молчал, укоризненно глядя на Антипа, только сухая рука, сжимавшая посох мелко вздрагивала.
— Ты это что такое говоришь, Антип! — попробовала увещевать мужа Василиса. — Как это можно? Старец помог мне. Я прежняя. Я выздоровела…
— Вот и ладно. — Он с вызовом поглядел на старца. — Выздоровела, так пойдём отсель. Не много ли чести ошиваться здесь.
— Иди, Василиса, — проговорил старец. — Всё, что мог я уже сделал. — Снял порчу с тебя.
— Что ты мелешь старик. Какая порча! Она занеможила по другой причине.
— Спасибо тебе, дедушка, — поклонилась старцу в ноги Василиса. — Век не забуду.
— Ещё спасибо говорит, — продолжал изрыгать злость Антип. — Ты не знаешь, какие он чары ночью напускал. Я не спал и всё видел. Колдун он и есть колдун…
— Идите с Богом, — сказал старец. — Тебе, Антип, крест тяжкий нести всю жизнь. Ты большой грешник. Не отмолишь ты свои грехи.
Антип вытащил из-за пазухи смятые несколько банкнот мелкого достоинства.
— На тебе деньги за постой, что я под телегой спал.
— Не надо мне твоих денег, — отвёл руку Антипа старец в сторону. — А не пригласил тебя я к очагу, чтобы не осквернял ты чистоты моей хижины. Уходи!
Антип ухмыльнулся, спрятал деньги и, взяв Василису за руку, повлёк к лесу. Она несколько раз оглядывалась. Старец сошёл со ступенек и стоял возле хижины, левой рукой опираясь на посох, а правую подняв для крестного знамения, но так и не свершил его, остановившись на полпути.
Глава третья
Глухонемая
Обратную дорогу Антип был хмурый и не разговорчивый. А Василиса, наоборот, была весела, словно заново родилась и щебетала, говоря разные нелепости, словно хотела выговориться за всё время болезни. Антипу наскучило слушать её болтовню — она мешала его мыслям, — и он оборвал жену:
— Хватит благоглупости говорить. Надоело слушать…
— Что ты такой злой, — попеняла ему Василиса. — С самого утра не в духе. На старца накинулся. Он мне помог, а ты собак на него напустил. Не гоже, Антип, так с людьми поступать.
— Я знаю, что гоже, а что негоже, — скривил губы Антип. — Заладила одно и то же: старец, старец. Колдун он первостатейный старец твой. Это чары он на тебя напустил и на меня тоже, а, помяни моё слово, приедем и опять всё так будет.
— Что ж ты такое говоришь, — всплеснула руками Василиса и неподдельный страх выразили её глаза. — Грех так говорить… Ты не хочешь, чтоб я выздоровела?..
Антип не ответил и отвернулся, глядя на зелёные воды реки.
Он и сам не мог понять, что с ним происходит. Словно шлея под хвост попала. Несёт его куда-то, будто волна то ли злости, то ли ненависти, то ли ещё чего рождается незнамо отчего в душе и вырывается наружу. И нет такой силы, чтоб её остановить, хотя, признался сам себе Антип, ему даже нравилось быть таким, самим по себе, что он злился на Василису, что она жива-здорова, на старца, который по всем статьям помог ей. Особенно на старца, хотя и видел-то он его в первый раз. И не злился, а почему-то невзлюбил его с самого начала, неприязнь или другое нехорошее чувство отталкивали от старика, хотя не было видимых причин, чтобы серчать на него. Подспудно у Антипа рождались неосознанные, невнятные мысли, вернее, их обрывки, никак не могущие связаться в одно целое. Он подсознаньем чувствовал или предполагал, что он в чём-то провинился перед старцем, но в чём и где, когда, если он его впервые увидел.