При этом никаких улик — например, осколков стекла с отпечатками пальцев — на базе Кило обнаружено не было. Улик, по которым следствие установило бы, что стрелял американец, боец той же самой «Медузы». На Семьдесят первой же улице — чего убийца, Дельта, не знал — такие осколки были найдены.

— В какой-то момент мы серьезно усомнились в том, что этот человек тот, за кого себя выдает, — тараторил первый секретарь посольства, словно стараясь заполнить вакуум, который создавало гробовое молчание на том конце провода, в Вашингтоне. — Опытный боевой офицер попросил бы атташе проверить, имеется ли для него флажок, а наш объект этого не сделал…

— Оплошность, — ответил Конклин, возвращаясь мыслями к загадке Дельты-Каина. — Как вы с ним договорились?

— Сначала Борн настаивал, что позвонит через пятнадцать минут, но я дал подчиненным распоряжение тянуть время. Например, у нас в запасе обеденный перерыв…

Этот посольский чиновник старается убедить его в неоценимости своего вклада в их операцию. Это не меньше чем на минуту. Конклину не раз приходилось прежде выслушивать подобное.

Дельта. Почему он решил перевербоваться? Не иначе как сумасшествие напрочь разъело ему мозги, оставив лишь инстинкт самосохранения. Он слишком долго варился в этом деле и знает, что рано или поздно его найдут и уберут. Альтернативы нет. Он переметнулся или, если угодно, раскололся и понял это. Прятаться больше стало негде: он под прицелом, в какой бы части света ни находился. Он не знает, откуда принесется пуля, которая оборвет его жизнь. Они все ходят под этим, и это самый убедительный довод против перевербовки. Следовательно, нужно было найти иной выход: уцелеть. Библейский Каин первым среди людей убил своего брата. Неужели это мифологическое имя — Каин — подсказало столь позорное решение? Неужели все так просто? Хотя, видит Бог, это идеальный выход. Убей их всех — убей своего брата.

Уэбб мертв, Монах мертв, Яхтсмен и его жена… Кто может оспаривать содержание полученных Дельтой инструкций, если инструкции передавались ему через этих четверых? Он снял со счета миллионы долларов и распределил их согласно приказу. «Слепые» получатели, по всей вероятности, являлись частью замысла Монаха. Кто такой Дельта, чтобы сомневаться в Монахе — творце «Медузы», гении, который завербовал и создал его самого? Каин.

Идеальный выход. Все, что было необходимо для пущей убедительности, — смерть брата и искренняя скорбь о ней. Затем выносится официальное заключение. Карлос просочился в агентурную сеть и раскрыл «Тредстоун». Убийца одержал верх, «Тредстоун» отменяется. Подонок!.

— …и я решил, что план игры должен исходить от вас, — завершил свою тираду первый секретарь. Осел. Но Конклину он был еще нужен. Про себя думалось одно — вслух же должно было звучать совсем иное.

— Вы поступили совершенно правильно, — произнес вежливый чиновник. — Я доложу руководству, как успешно вы со всем управились. Вы правы: нам нужно время, но Борн этого не знает. И что еще хуже, мы не можем ему этого сказать. Линия не прослушивается, так что позвольте быть с вами откровенным…

— Да-да, конечно…

— Борн испытывает давление извне. Его… долгое время задерживали. Я достаточно ясно выражаюсь?

— Вы имеете в виду Советы?

— Да, непосредственно Лубянку. Побег ему был организован благодаря двойной игре… Вам знаком этот термин?

— Да. Это значит, Москва считает, что он теперь работает на них.

— Именно так они и полагают, — Конклин сделал паузу, — а мы пока не уверены. Там, на Лубянке, случаются порой странные вещи.

Посольский чиновник присвистнул.

— И как же вы собираетесь это определить?

— С вашей помощью. Однако важность этого дела такова, что превышает ваши полномочия, да и вообще полномочия посольства. Волею обстоятельств вы оказались на авансцене: он позвонил вам. Соглашаетесь вы в этом участвовать или нет — решайте. Если вы согласны, то, думаю, указания в дальнейшем будут исходить непосредственно из Овального кабинета в Белом доме.

Конклин услышал, как на том конце провода собеседник перевел дыхание:

— Конечно, я сделаю все, что в моих силах, — только скажите…

— Вы уже сами сказали: нужно потянуть время. Когда он перезвонит, поговорите с ним лично.

— Само собою! — заспешил первый секретарь.

— Скажите, что вы передали названные им шифры по назначению и Вашингтон высылает военным самолетом офицера-шифровальщика из «Тредстоун». Сообщите, что Центр приказывает ему не слишком засвечиваться и держаться подальше от посольства; за всеми подступами ведется наблюдение. Затем спросите, не нужна ли ему охрана, — а если он скажет, что нужна, — выясните, где он с нею встретится. Но никого не посылайте. Когда вы снова свяжетесь со мной — я уже успею переговорить кое с кем и дам вам имя и портрет, которые вы сообщите Борну.

— Портрет?

— Словесное описание, по которому он сможет его узнать.

— Одного из ваших людей?

— Да. Мы полагаем, так будет лучше всего. Не стоит вмешивать в это кого-либо из посольства, кроме вас. Более того: даже нельзя. Поэтому позаботьтесь, чтобы ни один из ваших разговоров не записывался.

— Я прослежу, — отозвался первый секретарь. — Но как вы сумеете на основании одного моего с ним разговора установить, является ли он двойным агентом?

— Сумеем. Потому что разговор у вас с ним будет не один, а с десяток.

— С десяток?

— Вот именно. Инструктируйте Борна, от нашего имени, чтобы он делал вам контрольные звонки каждый час, подтверждая, что находится в безопасности. И так до самого последнего раза, когда вы скажете ему, что в Париж для встречи с ним прибыл офицер из «Тредстоун».

— И чего мы тем самым добьемся? — спросил первый секретарь.

— Если он не наш… то будет передвигаться. В Париже действуют с полдюжины советских агентов с глубоким прикрытием. Их телефоны засечены. Если он связан с Москвой — есть вероятность, что он воспользуется хотя бы одним из этих телефонов. Мы будем это отслеживать. Если случится так, я думаю, вы на всю жизнь запомните эту ночь в посольстве. Признательность президента обычно способствует карьере. Правда, вы и без того занимаете высокий пост…

— Есть и повыше, мистер Конклин, — вставил первый секретарь посольства.

Разговор закончился; условились, что дипломат позвонит после того, как переговорит с Борном. Конклин поднялся и проковылял к стоящему у стены шкафу для бумаг. Отпер верхнее отделение. Там лежала папка, а внутри нее — запечатанный конверт с именами и адресами людей, которых можно было задействовать в чрезвычайной ситуации. То были проверенные, надежные люди, по той или иной причине отошедшие от официальной службы. Всех их пришлось проводить со сцены, придумав новые легенды. Те, кто свободно владел иностранными языками, получали новое гражданство в дружественных странах.

В один прекрасный день они попросту исчезали. Это были отверженные. Люди, преступившие не один закон во имя родины, совершавшие убийства во имя Родины. Но когда их разоблачали и содеянное ими предавалось огласке, родина списывала их с официальной службы. Однако их можно было призвать. На неофициальные счета перечислялись деньги — и это подразумевало ответные услуги.

Конклин вернулся к столу с конвертом в руках и сорвал с него меченую ленту: потом конверт снова будет запечатан. В Париже у них был человек — верный человек, прошедший через офицерский корпус военной разведки и к тридцати пяти уже дослужившийся до подполковника. На него можно было положиться: он понимал что к чему, когда речь шла о делах государственной важности. Лет двенадцать назад он убрал одного левака фотографа в деревне у реки Ху.

Три минуты спустя Конклин беседовал с этим человеком по телефону. Разговор не регистрировался и не записывался. Отставному разведчику сообщили имя перебежчика и общие обстоятельства измены, включая секретную поездку объекта в Штаты, где тот убрал группу, направлявшую его деятельность.

— Двойной агент? — спросил собеседник Конклина. — Рука Москвы?