Изменить стиль страницы

Борн снял пальто, вынул из-за пояса пистолет и взглянул на прикрученный к стволу цилиндр — уродливый дырявый нарост, гарантирующий, что звук выстрела прозвучит не громче плевка. Отвратительно. Он подошел к бюро, выдвинул ящик, положил туда оружие и снова задвинул. Постоял, не убирая рук и глядя в зеркало на лицо человека без имени.

— Что мне им сказать?.. Звонит Джейсон Борн. Нет, конечно, я знаю, что это не мое имя, потому что сам убил человека по имени Джейсон Борн, — но это то имя, которое вы мне дали… Извините, господа, но по пути в Марсель со мной что-то приключилось. Так, потерял кое-что… нечто, чему трудно подыскать цену в деньгах: всего-навсего память. Так вот: мне сдается, у нас с вами была какая-то договоренность, но я совершенно не помню, в чем она состоит, — разве что безумные фразы типа «Найди Карлоса!» и «Поймай Карлоса!» и еще что-то о том, будто Дельта вместо Каина, а Каин должен подменить Чарли, а Чарли на самом деле Карлос… Всякая такая всячина, из-за которой у вас может создаться впечатление, будто я все помню. Вы, не исключено, даже подумаете: «Ну и пройдоха! Давайте-ка запрем его на пару десятков лет в надежное место. Он, мерзавец, провел нас, но от него и потом хлопот не оберешься»… — Борн оторвался от зеркала и оглянулся на Мари. — Я не шучу. Что мне им сказать?

— Правду, — ответила она. — Они поверят. Они пытались связаться с тобой, разыскать тебя. Что касается этих шести месяцев — дай телеграмму Уошберну на Пор-Нуар. Он вел записи — подробные, полные записи.

— Он может не ответить. У нас с ним был свой уговор. За то, что он поставил меня на ноги, я переправил ему — так, чтобы нельзя было проследить, — пятую часть суммы, хранившейся в Цюрихе. Миллион долларов.

— Ты думаешь, поэтому он откажется тебе помочь?

— Возможно, он сейчас не в состоянии помочь самому себе, — помолчав, произнес Джейсон. — У него беда: он пьяница. Не любитель выпить, а по-настоящему запойный. Худшего пошиба: сам про себя все знает, и ему это нравится. Сколько он протянет, имея миллион? Или, вернее, сколько он проживет после того, как эти прибрежные пираты пронюхают про его деньги?

— И все-таки ты можешь доказать, что пробыл там. Больной, в полной изоляции, ни с кем не общался.

— Откуда им, в «Тредстоун», знать, правда ли это? С их точки зрения, я — ходячая энциклопедия государственных тайн. Я обязан был являться ею, чтобы исполнить то, что мне было поручено. А вдруг я проболтался посторонним?

— Скажи, пусть они пошлют с тобой людей на Пор-Нуар.

— Меня встретят непонимающими взглядами и молчанием. Я бежал с острова посреди ночи, преследуемый половиной местных ловцов удачи. Если кто-нибудь там поживился за счет Уошберна, то сообразит и уйдет на дно.

— Джейсон, я не понимаю, к чему ты клонишь. Ты узнал ответ — тот самый, которого добивался с того утра, как очнулся на Пор-Нуаре. Чего тебе еще нужно?

— Мне нужно действовать осторожно, вот и все, — взорвался Борн. — «Семь раз подумать, прежде чем отрезать», заботиться о том, чтобы «конюшня была заперта», и помнить, что «хоть ты прыток, хоть шустер — прыгая через костер, гляди не упади»!.. Ну, как тебе моя память? — Джейсон осекся, заметив, что уже перешел на крик.

Мари подошла к нему:

— Это все замечательно. Но ведь дело в другом, правда? Я имею в виду — не в необходимости соблюдать осторожность.

— В другом, — печально кивнул Джейсон. — С каждым шагом я все больше пугался того, что узнавал. И теперь, в конце пути, я испытываю такой страх, какого не знал никогда. Если я не Джейсон Борн — то кто же? Что у меня в прошлом? Ты об этом не задумывалась?

— И обо всех последствиях, мой родной. В некотором отношении мне еще страшнее, чем тебе. Но вряд ли это может нас остановить. Я молю Бога, чтобы остановило, но знаю, что это невозможно.

В американском посольстве на авеню Габриэль атташе вошел в кабинет первого секретаря и прикрыл за собой дверь. Хозяин кабинета, сидевший за столом, поднял на него глаза:

— Вы уверены, что это он?

— Я уверен в одном: он произнес ключевые слова. — Атташе подошел к столу и протянул первому секретарю карточку с красным обрезом. — Вот флажок. Я вычеркнул слова, которые он назвал, и, если только флажок не врет, этот человек не подослан.

— Когда он произнес название «Тредстоун»? — спросил сидящий за столом, изучив карточку.

— Только после того, как я объяснил ему, что он не сможет переговорить ни с кем из американской разведки, покуда не приведет убедительных аргументов. Похоже, он решил, что стоит ему назваться Джейсоном Борном, как у меня крыша поедет. Когда же я вместо этого просто спросил, чем могу помочь, он вроде опешил, словно бы даже собрался повесить трубку.

— Он не говорил, что для него должен быть оставлен флажок?

— Я все время этого ждал, но не тут-то было. Судя по краткой аттестации («Опытный боевой офицер. Возможно, имело место дезертирство или пленение»), ему достаточно было произнести слово «флажок», — и мы запели бы в унисон. Но он этого не сделал.

— Тогда, может быть, он подослан.

— Но все остальное совпадает. Он сказал, что Центр разыскивает его уже более полугода. Тогда-то он и упомянул «Тредстоун». Он из «Тредстоун» — предполагалось, что тут я должен был упасть. Он также велел, чтобы я передал названные им кодовые слова: «Дельта», «Каин» и «Медуза». Первые два я вычеркнул на флажке. А что означает «Медуза», представления не имею.

— А я представления не имею, что означают все три, — пожал плечами первый секретарь. — Кроме того, что обязан немедленно запустить шифровку в Лэнгли и поговорить по специальной связи с одним шпиком по фамилии Конклин. О нем я наслышан: злющий сукин сын, лет десять — двенадцать назад потерявший ногу во Вьетнаме. Он заправляет там, в фирме, какими-то странными делами. И благополучно пережил все чистки — напрашивается вывод: наверху не хотят, чтобы он слонялся по улицам в поисках работы. Или подходящего издателя.

— Как по-вашему, кто такой этот Борн? — спросил атташе. — За все восемь лет, что я провел за пределами Штатов, мне ни разу не доводилось видеть такой массированной и при этом беспорядочной охоты за одним человеком.

— Кто-то, кто им нужен до зарезу. — Первый секретарь поднялся из-за стола. — Спасибо. Я передам в Центр, как успешно вы со всем справились. Как вы договорились о дальнейшем? Вряд ли он оставил вам свой телефон?

— Само собою. Он хотел перезвонить через пятнадцать минут, но я разыграл перед ним отъявленного бюрократа и велел звонить не раньше чем через час. То есть после пяти — выиграем еще час-два под предлогом обеденного перерыва.

— Не знаю, не знаю… Мы не имеем права его упустить. Пусть правила игра установит Конклин. Он руководит всем этим. Никто без его ведома и пальцем не шевельнет, если это связано с Борном.

Александр Конклин сидел за столом в белостенном кабинете в Лэнгли, слушая, что ему говорит по телефону сотрудник американского посольства в Париже. Он все больше убеждался: это действительно Дельта. Упоминание «Медузы» служило тому доказательством. Так как название это могло быть известно только Дельте. Подонок! Разыгрывает агента, потерявшего связь. Его связные на телефоне в «Тредстоун» не отвечают — потому что мертвые не умеют говорить. Пытается сорваться с крючка! Хладнокровие и дерзость этого подонка были поразительны. Ублюдок, ублюдок!

Убрать связных — и использовать это убийство, чтобы сорвать охоту. Пресечь в корне. Сколькие уже использовали этот прием… В том числе и сам Конклин. Тогда, в горах Хуонг-Ке, на командном пункте засел маньяк, отдававший безумные приказы, грозившие гибелью доброму десятку спецподразделений «Медузы», которых он отправил на безумную охоту. Конклин, тогда еще молодой офицер разведслужбы, тайком пробрался в этот командный пункт, на военную базу Кило, и всадил пару пуль в голову маньяка из выданного ему для этой операции русского автомата. Был устроен траур и приняты более жесткие меры безопасности — но безумную охоту отменили.