— До Мантурово. Мы с Марией еще во время похорон Николая Горева заявление подали. Да вот рана помешала вовремя расписаться. Светланка меня «папой» зовет. Я к ним еду. Поженимся и на пару недель к моим родителям рванем. Так что приеду женатым человеком.

Степанова проводила его на вокзал, передав с ним пакет с гостинцами для детей и родителей.

Марина, с утра, не спеша перестирала и развесила белье. Потом встала к плите и принялась готовить. На сердце было странное предчувствие. Она сварила большую кастрюлю щей и приготовила азу с гречкой, уверенная, что приготовленного ей хватит на всю следующую неделю. Принялась резать свежую капусту для салата. Перетерла ее с морковью, уксусом, сахаром и солью. Собралась помыть руки. Раздался звонок телефона и тут же из коридора до нее донесся приглушенный оживленный говор. Она выглянула:

— Леон, кто там?

Швец махнул рукой как-то неопределенно, но так и не повернулся лицом. Марина не обратила внимания на странность в поведении парня и вернулась на кухню, решив, что парень разговаривает с очередной знакомой. В последнее время их у него было несколько. Даже ребята посмеивались над мужиком и дразнили «Казановой». В дверь позвонили и Швец попросил:

— Марин, открой сама! Соседка хотела заглянуть. Клим в комнате читает, а я тут болтаю…

Голос звучал слишком весело, но Маринка снова не обратила внимания. Леон не повернулся, продолжая стоять с трубкой возле уха. Она спокойно распахнула дверь и… села на тумбочку, прямо на телефон. На пороге стояли три полковника: Огарев, Андриевич и Силаев. Все трое широко улыбались и все были со спортивными сумками на плечах. В грязноватом камуфляже, не бритые, похожие на бомжей. Огарев смотрел на застывшее лицо пару секунд, а затем спросил:

— Пустишь на пару ночей?

Она подскочила и кинулась к ним. Втащила в прихожую, захлопнув дверь. Обхватила всех троих за шеи, беспорядочно целовала колючие щеки и подбородки, нервно смеялась, а по щекам катились слезы:

— Мужики, родненькие мои, да как же я по вам соскучилась! Какие вы молодцы, что приехали! Я так рада! Почему не сообщили? Я бы за вами на Чкаловский приехала. Да хоть на месяц! Оставайтесь!

Все трое обнимали ее. Когда немного поуспокоились, женщина отстранилась, давая возможность раздеться. Сабиев и Швец вытянулись, приветствуя офицеров. Пожали руки друг другу. Степанова показала Леону кулак и он широко улыбнулся — сюрприз удался! Андриевич повесил бушлат первым, быстро окинул взглядом похудевшую фигурку в простеньком халатике. Покачал головой:

— Ты в Чечне справнее выглядела, чем сейчас. Костя, придется тебе жену на откорм сажать. Смотри, что политика с человеком сделала?

Силаев повернулся к Марине. Серые глаза странно смотрели на нее и она шагнула к нему, уткнувшись головой в грудь. Прошептала, пряча горевшее лицо:

— Живой… — На мгновение прижалась, тяжело вздохнув. Отстранилась и предложила: — Мужики, давайте-ка в ванную с дороги! Белье чистое есть? А то у меня тут кое-что имеется от прежней жизни.

Огарев усмехнулся, оглядываясь в чистеньком коридоре:

— Марин, ты погляди на нас, а затем на себя. Твое белье нам на руку не налезет!

Она хитро усмехнулась:

— Дудки! Налезет! Мне в последний раз форму пятьдесят четвертого размера выдали! Два простых и одно теплое. Косте я спортивные брюки приобрела по случаю. Как раз три штуки. И нижнее белье купила. Тоже можно одевать. Ну, так что, оденете?

Андриевич смутился:

— Да вроде неудобно в нательной рубахе перед депутатом ходить…

Женщина расхохоталась. Бросилась в свою комнату. Они вошли следом, разглядывая уютную комнату. Марина достала из шкафа спортивные штаны:

— Господи! Да я что, вас не видывала в таком виде? Так что переодевайтесь в чистое, а я вашу форму постираю. Или сначала поедите?

Марина переводила взгляд с лица на лицо, стоя со стопкой одежды в руках. Огарев покачал головой, поглядев на друзей:

— Помыться надо, а то на чертей похожи. Милиция внизу документы чуть ли не обнюхивала. Марина, мы форму сами постираем. Костину стирай…

Степанова улыбнулась:

— Геннадий Валерьевич, вы же с ног валитесь. Давайте мойтесь, а затем поедите и спать. Грязную одежду оставляйте в ванной. Вечером поговорим. Я двое суток свободна.

Огарев, прихватив чистое белье, ушел в ванную комнату. Степанова провела Костю и Вацлава по квартире, словно экскурсовод. Пояснила:

— Зоя Шергун всю квартиру обставила. Она и в порядок ее привела. Мне все некогда было. Вацлав, вы с Геннадием Валерьевичем расположитесь в этой комнате. Устраивает? — Марина указала рукой на светлую чистенькую комнатку с двумя маленькими раскладными диванами: — Сейчас я их раскину и белье постелю…

Поляк притащил из прихожей сумки. Марина забрала сумку Силаева и под его взглядом перенесла к себе в спальню. Андриевич с трудом подавил вздох, глядя вслед. Костя ничего не заметил, так как тоже смотрел на Марину. Женщина вернулась и под их взглядами принялась стелить постели. Оба полковника помогли ей разобрать диванчики, превратив их в довольно широкие кровати. Огарев выбрался минут через двадцать в светло-коричневом теплом белье сверху и спортивных штанах с белыми полосками на боках:

— Господи, словно заново родился! Вацлав или Костя, который пойдет?

Марина сходила в прихожую и бросила к его ногам войлочные безразмерные тапочки. Андриевич переглянулся с Силаевым и артиллерист кивнул на ванную. Вацлав с готовностью исчез за дверью. Через несколько секунд зашумела вода. Женщина провела Огарева и Силаева в кухню. Костя сразу подошел к окну и отодвинул занавеску в сторону, глядя на две отметины на бронированном стекле. Тихо спросил:

— Это после того раза, как в тебя стреляли?

Она спокойно кивнула, проверяя, не остыли ли щи:

— Да. Во второй раз меня Володя Бутримов собой закрыл. Я его вчера проводила на поезд. Будет отдыхать целый месяц.

Огарев кивнул, присаживаясь на диванчик:

— Мы знаем. Генерал звонил, да и пресса не молчала. Лихо ты Коршуна поддела! Я испугался за тебя. Он сильно на тебя орал?

Степанова усмехнулась:

— Кто ему позволит? Орут на тех, кто позволяет на себя орать. Мне плевать, что он генерал, я ведь и сама могу рот открыть. Виделись не однажды. Здоровается сквозь зубы. Я ведь не соврала ни на йоту и он это понимает!

Геннадий Валерьевич задумчиво протянул, разглядывая похудевшее лицо женщины:

— Ох, Марина! Твое сентябрьское выступление мужики на магнитофон записывали, чтоб дать послушать тем, кого на территории не было. Крепко ты правительство поддела!

Из ванной выскочил Вацлав с полотенцем на голове. Прошлепал по коридору и словно ураган ворвался на кухню:

— Здорово! Сразу человеком себя почувствовал. Костя, вперед!

Силаев мгновенно исчез. Женщина принялась резать хлеб. Достала сметану и майонез, поставила тарелки, вытащила салат из холодильника. Немного подумав, водрузила на стол бутылку водки. Слегка звякнули стеклянные рюмки. Выглянула в коридор:

— Клим, Леон, обедать садимся, как только Костя помоется.

Полковники переглянулись:

— Марин, ничего, что мы без приглашения? Нас Костя приволок. Мы хотели в гостинице…

Степанова уставилась на них с такой обидой, что мужики смутились. А она сглотнув комок, выдала:

— Костя молодец, а вот вы, хоть и начальники мои — все равно дураки! И думать забудьте про гостиницу. Когда в Москве бываете, немедленно ко мне! Я вам всегда рада. Мы немало пережили с вами и понимаем друг друга. Думаете, если сейчас в Москве, так я изменилась? Ошибаетесь! Злее стала, может быть, но к вам я никогда не изменю своего отношения. Вы в отпуск?

Андриевич ответил:

— В отпуск. Из двух полков пока нас нет, собираются создать один. Народу мало. Меня заместителем к Геннадию, так что мы после отпуска вместе будем. Решили немного столицу посмотреть. Вспомнить, ведь учились здесь! Два-три дня и домой…

Он сказал последние слова как-то странно. Сразу отвернулся, словно бы для того, чтобы разглядеть картину на стене и Маринка не удержалась от вопроса: