Следователи увезли словоохотливую бабулю с собой, чтобы составить фоторобот. Генерал тоже уехал в милицию, ругаться на плохую охрану. Марина переоделась в камуфляж и выглянула в окно. Деревья внизу покрылись зеленой дымкой. Яркий солнечный свет заливал двор. Журналисты толпились возле подъезда, ожидая ее появления. Прибыли и телевизионщики, настраивали камеры на треногах прямо на асфальте. Женщина вздохнула. Двое охранников остались в квартире, четверо отправились с ней. Едва вышли из подъезда со всех сторон микрофоны начали буквально втыкаться ей в губы. Посыпались вопросы:

— Марина Ивановна, как вы думаете, это покушение связано с вашей политической деятельностью?

— Не сомневаюсь. Кому-то очень сильно хочется, чтобы я заткнулась. Выбор заказчиков на любой вкус. Я наступила на хвост ворам, грабящим собственный народ. Да и преступным группировкам, связанным с политиками, не по вкусу мои выступления.

— Марина Ивановна, вам не страшно? Может стоит немного помягче отнестись к коллегам по работе?

Она усмехнулась:

— Только идиоту не страшно, да и то потому, что он не осознает опасности. «Коллег по работе», вы сказали? Где вы видите работу? Самый плевый вопрос в Государственной Думе решается по полгода и больше. Вы пройдитесь по приемным этих деятелей и загляните ко мне. Приглашаю! Люди не рвутся к ним и знаете почему? Каждый хочет получить ответ побыстрее, особенно приезжие. А у депутатов на дверях таблички: «На совещании», «В министерстве», «Уехал по делам». По каким делам можно ездить в рабочее время? Только по личным! Помягче отнестись к народным нахлебникам? Они еще не знают, что такое жестко!

Высокий худой парень спросил:

— Марина Ивановна, не опасаетесь, что попытки вашего физического устранения будут продолжаться?

— А тут и думать нечего! Они думают, что с моей смертью все закончится. Не дождетесь, господа! У меня найдутся преемники, которые будут покруче меня и пошустрее в работе. В армии уже поняли — когда человеку есть что сказать, его будут слушать! Особенно, если говоришь так, как есть, не виляя хвостом перед сворой бездельников!

— Вы не боитесь угодить за свои речи в тюрьму?

Марина подняла брови:

— Разве я говорю что-то секретное или вру? Весь народ уже давно догадался, куда народные деньги идут! В народе их в открытую «кровососами» и «клопами» зовут! Плату за все повышают в четыре раза, а зарплату на 25 %. Это нормально? В низах почему воровство пошло? Потому что людям питаться нечем! А эти, среди которых я сижу, почему воруют, ведь у них все есть? Жадность! Сосед хапнул много, а я еще больше сумею! Вы посмотрите на их лица: сытые, самодовольные, самовлюбленные, холеные! Они вам кота из мультфильма про попугая Кешу не напоминают? Мне очень сильно! Особенно фраза этого кота: «Нас и тут не плохо кормят»…

Она заметила бородатого оператора, тот дружески улыбался ей:

— Марина Ивановна, когда у вас намечается ближайшая конференция?

— Сейчас идет! Вы разве не слышите, какие мне вопросы толкают?

Оператор сказал:

— Вас могут крупно подставить. Обвинить в том же взяточничестве.

— У кого-то из восточных народов есть пословица «Для того, чтобы разозлить ос, достаточно задеть гнездо». Ни один мужик ни в Чечне, ни в армии, особенно из тех, кто обо мне слышал и знает лично, не поверит, что я дешевка. Так стоит ли дразнить ос?

— Вы так говорите, словно уверены в помощи?

Степанова твердо произнесла:

— Да я уверена! Настоящие мужчины не предают и всегда подставляют плечо. В армии никто не поверит политикам, даже если они во всех газетах мое имя грязью обольют. Потому что знают меня. Мне — поверят, им — нет!

Она замахала руками:

— Извините, господа журналисты. Меня люди ждут! Если кто хочет посмотреть, как я работаю, милости прошу! Едьте следом. Одно «но» — не мешать работе! Народ можете расспрашивать, сколько хотите, если люди захотят с вами говорить…

Пресса бросилась к машинам. Операторы похватав камеры и не снимая их с треножников, влезали в машины. Целый эскорт автомобилей выехал со двора.

На обитой коричневым дерматином двери висел обыкновенный листок плотной бумаги с надписью черным фломастером «Депутат от Российской Армии Степанова Марина Ивановна. Работает с 9.00». Фотокорреспонденты защелкали камерами, отметив про себя, что на бумажке нет времени окончания рабочего дня. Журналисты начали наговаривать на диктофоны начальные фразы. Перед дверью толпились люди, удивленно смотрели на телекамеру и представителей прессы.

Игнат Капустин вместе с военным юристом уже находились тут. Секретарь Степановой знал, что произошло утром. Внимательно поглядел женщине в лицо и она слегка улыбнулась, заметив в его глазах тревогу. Парень искренне переживал за нее. Игнату на мобильный всего пару минут назад звонил генерал. Многие слышали их разговор. Женщины постарше крестились, мужики качали головами и что-то мрачно бурчали себе под нос.

Секретарь Степановой начал отвечать людям на вопросы прямо в пустынном широком коридоре и несколько человек ушли, еще до появления депутата, получив грамотные ответы юриста. Никто из многочисленных хозяев кабинетов не появился, чтобы вести прием и пришедшие люди устремились к двери Марины, друг от друга узнав, что она принимает всех.

Бородатый оператор пронесся с камерой по всему коридору, старательно снимая многочисленные золоченые и серебристые таблички на дверях с фамилиями депутатов и вывешенные чуть ниже бумажки об отсутствии хозяев. Бутримов и Сабиев решительно отодвинули Марину от двери, прикрывая собой. Игорь Оленин вскрыл дверь. Быстро и профессионально осмотрел все в кабинете:

— Чисто!

Оператор все снял, журналисты заинтересованно спросили, разглядывая простой кабинет с тремя столами, компьютером и российским знаменем на стене:

— Судя по вашим действиям, попытки убийства уже были?

Оленин четко ответил:

— Здесь пока не было, но лучше перестраховаться, чем потом локти кусать. О других случаях вы и сами знаете…

Марина достала папки и справочники, ручки, блокноты. Разложила на столе и вышла в коридор:

— Заходите…

Журналисты пробыли в кабинете два часа. Фотографировали, разговаривали с посетителями. Записывали их многочисленные жалобы. Слушали, как Степанова ведет прием. Не смотря на то, что Марина просила их не мешать, они напоследок все же задали ей вопрос:

— Марина Ивановна, просим прощения, но ведь практически все эти люди пришли сюда со своими бедами, совершенно не связанными с армией. И вы их все равно слушаете, даете советы, кому-то звоните. Во всей толпе, с вопросами связанными с армией только пять человек. Зачем вы делаете чужую работу?

Маринка подняла голову от телефонного справочника, который листала:

— А что прикажете делать? Сказать, что депутат такой-то будет через недельку или полторы? Это проще всего. Большинство из тех, кто пришел, не может ждать. Вот сейчас, сами слышали, бабуля сидела плакала. Квартиру ей соседи затопили, участковый заниматься не хочет, в милиции заявление не приняли, из ЖЭКа отворот-поворот получила. Денег на ремонт нет, а на голову побелка летит и обои падают. Мебель ее старенькая от воды в два раза больше стала. Вроде мелочь, а для бабули этой — катастрофа! Как не помочь? Это работа депутата Друзяева, его район. Только найти этого деятеля крайне сложно. Не любит он вовремя на работу являться. Тратить время на проблемы людей, которые оказали доверие избрав на высокий пост, ему явно не хочется.

Уже севший напротив Марины мужчина в сером костюме сказал, недовольно обернувшись на журналиста:

— Вы пройдитесь по коридору. Одиннадцать дня, а никого из депутатов нет и не будет! У всех таблички вывешены с уважительными причинами. Я ведь тоже не к Марине Ивановне должен идти, а к товарищу Алексееву В. Р. Этого Алексеева я лично в глаза не видывал, хотя месяц ходил. Только по телевизору. Соседка подсказала, что Степанова всех принимает и к ней и не к ней! Она три дня назад здесь стояла. Марина Ивановна в пять минут вопрос решила. Вот пришел, может и мне помогут…