Несколько раз случались неприятные инциденты, которые ребята старались гасить быстро и незаметно. Степанова видела, но не показывала этого. Квартира выглядела пустой и не обжитой. Гулкое эхо разносило каждый звук. Отделка была сделана качественно, чувствовалась рука опытных мастеров. Нельзя было даже чихнуть, чтобы все не узнали об этом. В комнатах пахло краской и клеем. Требовалось покупать мебель, но Степановой было не до того. Она по-прежнему выступала против грубого вмешательства политиков в дела армии. Депутаты поняли, что спокойной жизни приходит конец, но считали, что у «молодой» активность быстро пройдет. Кто-то посмеивался, кто-то злился, кто-то просто выжидал.

Чтобы можно было спать и как-то разместить вещи, генерал, по просьбе Швеца, приволок три солдатских койки со склада, три тумбочки и шкаф. По приказу Бредина, интендант выдал «новоселу» матрасы, одеяла и подушки, а так же по два постельных комплекта на каждую койку. Теперь, во всяком случае, можно было спать в более-менее приличных условиях. Привыкшим к спартанским условиям мужикам и Марине эти удобства казались райскими. Они ничуть не переживали, что многого нет, но генерал морщился, появляясь в ее квартире. Однажды Бредин улучил минутку, когда Марина осталась одна и сказал:

— Я сознаться должен…

Засунул руку во внутренний карман кителя и протянул ей пачку денег. Женщина удивленно посмотрела на генерала. Отрицательно покачала головой:

— Я и сама в состоянии заработать!

Он усмехнулся:

— Это твои деньги! Я половину отсылал твоим. Сумма и так получалась приличная, а эти попросил кассира складывать. Не веришь, пойдем документы смотреть. Мебель купи нормальную, телевизор! Ты же кандидат в депутаты, а квартира у тебя на сарай смахивает!

Маринка покачала головой, видя чуть виноватую улыбку начальника. Бросила деньги в тумбочку и беспечно махнула рукой:

— Да мне и так хорошо! И не в таких условиях жить приходилось. А тут тепло, светло, сухо, удобства внутри. Все нормально. Да и некогда мне этим заниматься!

— Тогда я подключу к обустройству твоего жилья Зою Шергун. Я в их квартирке был. Она ее в игрушку превратила. Согласна?

Степанова как раз готовилась к новому выступлению и согласилась:

— Делайте что хотите!

С этого дня у Маринки начались проблемы. Она возвращалась домой и натыкалась на что-то новое. Удивленно разглядывала и… забывала. Часто разыскивала собственные вещи в одной комнате, а они оказывались сложены уже в другой. Тогда Маринка приноровилась. Прежде чем искать, звонила подруге и спрашивала, где лежит то, что ей нужно. Зоя четко давала ответ, а положив трубку, смеясь, говорила мужу:

— Снова Маринка запуталась! Я ей сегодня спальный гарнитур приобрела.

Зоя по-деревенски экономила. Она еще в первые дни жизни в Москве обнаружила странную газету «Из рук в руки». Внимательно просмотрела и теперь пользовалась этими объявлениями. Очень часто люди продавали совершенно новые вещи по низкой цене. Женщина ездила, смотрела и если ее устраивало качество, покупала. Она всегда заранее договаривалась с хозяевами громоздких вещей о помощи при вывозе.

Степанова и понятия не имела, что все ее комплекты и гарнитуры подруга покупала у частных лиц, а не втридорога в магазине. Зоя Шергун всерьез взялась за обустройство жизни подруги. Олег был заодно с женой. Она рассказывала ему о купленных вещах. Супруги часто бывали в квартире Степановой. Для этого Зоя даже отпрашивалась у Бредина с работы. Генерал не возражал — «лишь бы у депутата все стало, как у людей». Через пару недель солдатские кровати исчезли, а на их месте появились красивые раскладные диваны и кресла, мало бывшие в употреблении. Правда с разноцветной обивкой, но домовитая Зоя купила недорогие покрывала на рынке и пошила чехлы.

Марина стала депутатом, а ее квартира наконец-то приняла нормальный вид. Теперь дел прибавилось. Она появлялась на заседаниях в неизменной полевушке с ровными колодками от наград, отчаянно отбиваясь от настойчивых просьб Бредина надеть парадную форму. На входе в здание Государственной Думы стоял пост охраны. Милиционеры каждое утро приветствовали ее, с уважением вскидывая руку к козырьку. Она отвечала тем же.

Часто ловила на себе косые и откровенно враждебные взгляды «коллег». Отвечала спокойным взглядом зеленых глаз. Рубила с трибуны правду так, что депутатов передергивало. Она не позволяла себе произнести ни слова неправды или недомолвок. Чаще всего тем, на кого обрушивались обвинения, даже не чего было возразить. Маленькая женщина чувствовала себя каждое заседание, словно на позициях.

Со стороны депутатов дело доходило до откровенных оскорблений в ее адрес. Марина не обращала внимания на выкрики. За спиной мужики вовсю называли женщину «солдафоном», но сказать в лицо побаивались. Степанова могла вспомнить «подноготную» и самым миролюбивым голосом, без единого оскорбления, поведать ее миру. Двое депутатов уже «нарвались». Вся страна слышала, как Степанова почти дружески отчитывала их. Марина слышала шипение депутатов и знала о своей кличке, но внимания не обращала. Депутат Кишкин, ни разу не услышав своей фамилии из уст женщины уже думал, что его делишки ей неизвестны. Но в тот день Степанова обрушилась именно на него:

— В июле девяносто пятого, когда шли бои под Шали, именно вы настаивали на отводе войск на прежние позиции. Именно ваш голос был записан на пленку. Думаете, армии не известно, что вы вели переговоры за спиной командования федеральных войск с боевиками Бараева. Благодаря вам части московского ОМОНа попали в западню. Сколько вам заплатили за это предательство? Не на эти ли кровавые деньги куплена ваша шикарная дача в Переделкино?

Депутат подскочил и забыв обо всем, рванул к трибуне:

— Да я тебя сейчас с этой трибуны, как кошку, сброшу! Тебя к нормальным людям вообще подпускать близко нельзя! Солдафонка!

Маринка ухмыльнулась во все лицо:

— Это вы себя причисляете к нормальным людям? Нормальных людей здесь я не вижу! Нормальные живут вне этих стен. В крошечных квартирках, перебиваясь на скудные зарплаты и пенсии. Вы двадцатилетней любовнице подарили двухуровневую квартирку на Тверской. Обставили, насколько мне известно, антикварной мебелью. На какие деньги? На зарплату депутата такую квартиру не купить и за десять лет. Господин прокурор, вот кандидат в Бутырскую тюрьму!

— Да я…

Озверевший депутат влетел на сцену и кинулся к ней. Марина вышла из-за трибуны и спокойно ждала. Кишкин попытался схватить ее за грудки, но она легко ушла в сторону. Он замахнулся и в ту же секунду ткнулся носом в ковровую дорожку. Колено женщины плотно лежало меж его лопаток, а левая рука оказалась поднята вверх. Ни один из милиционеров, находившихся в зале, не тронулся с места, чтобы помочь Кишкину. Они просто стояли и смотрели. В Московском ОМОНе служили их товарищи. Некоторые депутаты с укором глядели на них, но милиция не реагировала. Маринка искоса взглянула на дергавшегося мужика:

— Вы видно забыли, что я из спецназа. Напоминаю, таких, как вы, я била, бью и буду бить! Еще желающие есть испробовать мою крепость? — Она обвела тяжелым презрительным взглядом молчавшую аудиторию. — Так я и знала, кишка тонка! Тем, что вы называете меня «Солдафон» я горжусь! Уже одним этим словом вы объединяете меня с армией и офицерами, которых так не уважаете.

Кишкин, с перекошенным покрасневшим лицом визжал, вдыхая аромат дорожки и пытаясь вырваться из крепких рук:

— Ты мне руку сломала! Ответишь за рукоприкладство!

Марина искренне удивилась:

— Я отвечу?! Вся страна видела, как вы на меня кинулись! Я не Христос, чтоб подставлять щеки! Я солдат! Руку у вас я не сломала, слегка вывернула и все. Даже опухоли не будет.

Эфир был прямой и россияне потешалась у телевизоров над поверженным депутатом. Через день на стол генерального прокурора легли документы, уличающие Кишкина во взяточничестве, воровстве и махинациях. Одновременно несколько фотографий документов появилось в центральных газетах. О них упомянули даже не телевидении. Волей-неволей, но прокуратуре пришлось возбудить дело. Статус неприкосновенности с Кишкина был снят. Слова Марины подтвердились: он сел в Бутырскую тюрьму.