Вопросы у журналистов закончились и они принялись собираться. Марина заметила бородатого оператора, укладывающего камеру в чехол:
— Станислав Казимирович, мне бы парой слов с вами перекинуться и не по телефону. Извините…
Марина извинилась перед мужчиной в сером костюме и подошла к оператору. Тихо сказала:
— Не могли бы вы организовать встречу с независимыми журналистами?
Оператор серьезно поглядел на нее темно-карими глазами:
— Припекло? Это не сложно. Когда будет время, позвоните мне. Даже ночью приедем.
Женщина улыбнулась:
— Ловлю на слове!
Протянула руку и Стефанович, чуть поколебавшись, пожал ее, обратив внимание, что ладонь тверда и сильна не по-женски. Кивнули друг другу и расстались. Марина вернулась к столу и еще раз извинилась:
— Я прошу прощения…
Бредин приехал в тюрьму утром. Быстро уладил дела с начальником следственного изолятора, с которым договорился заранее. Подписал бумаги, где всю ответственность взял на себя и забрал Горева из камеры. Николай впервые шел по коридору без конвоя, с чемоданчиком в руке и удивленно оглядывался. Генерал заметил:
— Не будет слежки, можешь не ждать. Учти, если бы Маринка не попросила, я бы тебя не выпустил. Ради нее отпускаю. Ей и так сложно. Ты ведь моих людей в аэропорту положил…
Николай промолчал. Лишь тяжело вздохнул. Затем спросил:
— Тот полковник, что с вами работал, где он?
Генерал обернулся, посмотрев на его мрачное лицо:
— Муж Марины, полковник Горчаков? Леня умер от сердечного приступа во сне. Маринка вне себя от горя была. Юльку она после его смерти родила. Копия Горчакова. Умница, вундеркинд. Восемь лет, а уже в четвертом классе. Мне письма пишет, о маме спрашивает… Кстати, мы с Мариной говорили о твоем отце, я написал письмо, если он тебе не поверит. Держи…
Горев остановился, прижавшись к темно-зеленой стене. Ошеломленно спросил:
— Муж… Она еще раз была замужем? И у Марины есть дочь?
Бредин кивнул:
— Есть. Врачи ошиблись. Ты не знал?
Николай двинулся по коридору дальше:
— Нет. Я думал у нее только этот приемыш.
Генерал улыбнулся и с ясно слышимой в голосе теплотой сказал:
— Саша? Замечательный мальчишка! В школе только начал учиться, а мать от браконьеров спас. На мушке всех четырех держал. Убили бы Маринку…
Николай запоздало понял, что в принципе он теперь не знает своей подружки детства. Бредин предъявил пропуска на выходе. Горев получил отобранные при аресте часы, документы и деньги. Бросил их в чемоданчик. По дороге к воротам, генерал пояснил:
— Документы у тебя добротно сделаны, с ними и поедешь. Новые делать хлопотно. Даю десять суток, включая сегодняшний день. Семнадцатого мая в десять утра ты должен стоять перед этими воротами. Держи билет на поезд…
Бредин развернулся и решительно зашагал к своей машине. Горев поглядел ему вслед. Покрутил головой на пустынной улице и направился в другую сторону. По дороге остановился у каменного забора. Приоткрыв чемодан, пересчитал деньги. Их могло хватить очень надолго, если бы он собрался уйти в бега. Генерал отдал ему всю сумму, которую изъяли из его карманов при аресте. Посмотрел на билет. До поезда оставалось более восьми часов. Подумав, направился в ближайшую баню…
Завернувшись в простыню, долго сидел в парилке и думал, откинувшись на спинку из сосновых реек. Народу днем не было и он сидел один. Не молодой круглолицый банщик несколько раз предлагал ему пива, водки или коньяк на выбор, чуя состоятельного клиента, но Николай упорно отказывался. Помывшись, постригся и побрился в парикмахерской, расположенной тут же. Подхватив чемодан, направился в кафе напротив, чтобы пообедать.
Огляделся в полупустом сумрачном помещении и сел за столик у окна, поставив чемоданчик на стул рядом. Подтянул меню. Быстро пробежал глазами по строчкам. Щелкнул пальцами, подзывая болтавшего с барменом официанта. Тот оглянулся и снова отвернулся. Горев щелкнул еще раз и парень, нехотя, подошел. Лениво достал блокнот из кармана, всем своим видом показывая «Как же вы мне надоели». Спросил сквозь зубы:
— Что будем заказывать?
Горев перечислил блюда и очень спокойно добавил:
— Даю три минуты. Не справишься, пеняй на себя!
Стальные глаза на мгновение встретились с глазами официанта и того мороз пробрал по коже. Он бегом кинулся на кухню. Бармен удивленно смотрел вслед приятелю. Это было так не похоже на ленивого Рому. Через полминуты на столе появились хлеб, суп-солянка, салаты, графинчик с коньяком и рюмка. Официант извинился:
— Прошу простить, двойной ромштекс с картошкой будет готов через пять минут и я в этом не виноват. Это повар жарит, а не я.
Николай оторвался от салата и вновь посмотрел официанту в глаза:
— Хорошо. Принесешь сразу, как будет готово.
Тот быстро сказал:
— Я все понял! Если что-то еще потребуется, зовите…
Николай наклонился над тарелкой, четко сказав:
— Свободен.
Официант подошел к бармену и остановился у стойки. Тот попытался расспрашивать, что случилось с его болтливым дружком, но ответа впервые не получил. Роман молчал, украдкой разглядывая широкоплечего красивого незнакомца с седыми висками. Он все еще видел стальные глаза, смотревшие без угрозы, но так, что становилось ясно, обладатель таких глаз опасен. Этот парень кого-то ему напоминал. Через минуту Рома бросился к телефонной кабинке. Когда Горев вышел из кафе, к нему приклеился «хвост». Николай не заметил парня в спортивном костюме, идущего за ним, как приклеенный. Его мысли были заняты другим…
Бредин позвонил Марине на работу и сообщил об освобождении Горева. Еще раз спросил:
— Ты веришь в то, что он вернется?
Услышал:
— Верю! Когда у него поезд?
— В восемь двадцать вечера. Ты что, собралась проводить? Да тебя на вокзале каждая собака узнает! Не компрометируй себя связью с таким типом, как Горев. Я запрещаю!
Степанова хмыкнула:
— Я и не собираюсь. У меня времени нет. Просто поинтересовалась, чтобы прикинуть, во сколько он в деревне появится…
Степанова посмотрела на часы. Быстро взглянула на Капустина и юриста, что-то прикидывая в уме. Они разговаривали с посетителями и похоже не слышали ее разговора с генералом. Когда очередной посетитель вышел, Марина выглянула в коридор — народу оставалось всего три человека. Через полчаса она закончила с людьми. Хлопнула по столу ладонью и потянулась, разминая мышцы:
— Господи, как же я устала! Ну, что, на сегодня похоже все! Который-нибудь до шести можете посидеть здесь, вдруг кто придет? У меня одно дело появилось…
Капустин с готовностью кивнул:
— Я останусь. Если что, вам на мобилу позвоню. Игорь Львович тоже может идти отдыхать. Справлюсь!
Игнат последнее время чувствовал себя весьма нужным и страшно гордился оказанным доверием. Родители на Брянщине буквально молились на сына, ставшего «личным секретарем самой Степановой». Именно так они, с придыханием, говорили соседям.
Из собственной приемной Марина позвонила в общежитие и попросила отдыхавших парней помочь. Поехала домой. По дороге подбросила юриста к управлению и легко обнаружили слежку. Мужики поморщились:
— Во, наглецы! Может проучить их, Марин?
Она махнула рукой:
— Плюньте. Я тороплюсь! В следующий раз разберемся.
По дороге рассказала, что собирается делать. Оленин попытался отговорить, но она уперлась. Младший сержант, вздохнув, согласился.
Вошли в квартиру. «Волга» осталась у подъезда. Метрах в ста от нее нагло встала серая «Тойота». Степанова и спецназовцы видели это через стекла квартиры, но ничуть не обеспокоились. План, как действовать в этом случае, давно был составлен. Когда она появилась, в квартире ждали ребята. Невысокий Швец мигом натянул на голову светлый парик и кепку. Прихватив «в охрану» Сабиева и Мухаметшина, спустился вниз и сжав плечи, чтобы они казались поуже, сел в машину. Было весьма похоже на Марину. «Волга» отъехала от подъезда и за ней тотчас двинулся «хвост».