— Здравствуй, старик. Смотри-ка, морда совсем седая стала, да и клыки пожелтели…

Собака узнала ее и оскалила зубы «в улыбке». Вся задняя часть ходила ходуном от радости. Пушистый хвост, словно помело, со свистом рассекал воздух. Передние лапы дважды поднимались на плечи женщины, обнимая ее. Барс несколько раз лизнул Марину в лицо, заглядывая женщине в глаза. Юлька удивленно сказала за спиной матери:

— Барса вся деревня свирепым считает, а ты его спокойно обнимаешь.

Марина обернулась к детям:

— Когда-то давно, Витек нашел маленького костлявого щенка в крапиве. Он еще не умел лакать и лишь тоненько скулил. Я как раз приехала в отпуск. Притащила детскую соску с бутылочкой. Вот так и выходили. Барс все помнит.

На крыльцо выскочил Витек в накинутом на тельняшку ватнике, спортивных штанах и валенках. С криком:

— Маринка!!! — Он буквально скатился с крыльца. Сгреб женщину в охапку и закружил вокруг себя. Ватник упал на снег, а Горев даже не обратил внимания: — Вот уж не думал, что зайдешь! Проходи! И вы, гвардия, ну-ка в дом! А то морозно. А я-то думаю, чего это Барс погавкал и замолчал? Обычно он до хрипоты орет. Он тебя узнал!

Всей компанией вошли в дом. Из зала тотчас выскочили мальчишки, очень похожие друг на друга. С такими же непокорными вихрами на голове, что и у отца. Марина мгновенно вспомнила Николая, стоящего у ели и его непокорный вихор, торчащий из-под фуражки. Протянула детям по пакету с гостинцами. Услышала «спасибо» в ответ. Степанова и ее дети разделись. Женщина повесила пальто на вешалку и обернулась в приятелю:

— Татьяна твоя где?

— В теплице дни и ночи пропадает! Лук возделывает, будь он неладен! Вот мы с батькой и командуем в доме. Он готовит, я коров дою. Проходи на кухню, сейчас стол соберу, посидим-поговорим. Давно не виделись. Ты уж извини, что в комнату не приглашаю, детки все равно поговорить не дадут. Слышь, телик включили! Опять какие-то мультики смотреть станут.

Ребятишки, вчетвером, скрылись в комнате. Из-за красивой тяжелой шторы слева показалось лицо Алексея Гавриловича Горева. Он выглянул, чтобы узнать, кто пришел. Увидев Марину, вышел:

— Марина, доченька, здравствуй. Как живешь-можешь? Надолго ли приехала? Да ты проходи, проходи! Старуха моя что-то приболела нынче. С постели не встает. Оглохла на одно ухо, да и второе плохо слышит.

Алексей Гаврилович достал с печки безрукавку из овчины. Зябко поежился и одел на себя. Сел спиной к печке, внимательно разглядывая лицо молодой женщины чуть прищуренными глазами. Степанова обратила внимание, что он сильно сдал за последние полгода. Голова стала полностью белой, в усах большая часть волосков поседела. Даже брови имели серебро. Прибавилось морщин. Всегда гордо поднятые плечи опустились. Она встала со стула и не сдерживаясь, шагнула к старику, молча прижав к себе. Он легонько обнял ее за талию и тихо спросил:

— Кольку видела, да?

Она провела ладонью по плечу старика и вздохнула. Отошла к окну и села на табуретку. Витек обернулся от газовой плиты, забыв про сковородку с мясом. Оба Горевы ждали ответа, напряженно глядя на нее. Понимая, что скрывать не стоит, Марина ответила:

— Видела. Мы один на один дрались.

Витек в открытую спросил:

— Убила?

Она на мгновение опустила голову, а затем резко подняла ее:

— Не смогла, хотя хотела. Крови моих друзей на нем много. Но детство совместное вспомнила и не смогла. Фотографии ваши он у меня забрал. Вы простите, летом я вас по-тихому сфотографировала…

Алексей Гаврилович тяжело вздохнул:

— Я бы не обиделся, если бы убила. Лучше уж один раз отплакать, чем каждый день думать, что все вот-вот откроется. Казвиров Степка из Грозного новость привез — видел Кольку среди чеченов. Вся деревня гудела. Меня и Витьку вопросами мучили — есть ли от Кольки вести? Маруся с инфарктом в больницу попала. Степка тут же на попятную пошел. Стал говорить, что мог ошибиться, а я сразу понял — не ошибся Казвиров. Моего непутевого сына видел! Теперь вот и ты пришла с известием… Где повстречала? Тоже в Грозном?

— Да нет. В Дуба-Юрте. Две недели друг на друга охотились.

Витек выставлял на стол оставшиеся от Нового года салаты, сало, водку. Потом, словно спохватившись, спросил:

— Может, ты вино пьешь? У нас имеется бутылка красного…

Марина махнула рукой:

— Как и вы, водки выпью.

Они выпили за Новый год и за здоровье родных и близких. Алексей Гаврилович хотел что-то сказать, но передумал и махнул рукой. Затем мужчины выпили за Марину. Женщина встала в третий раз. Витек понял и тоже встал. Отец присоединился к сыну. Выпили молча. На этот раз Степанова выпила до дна. Разговор, под воздействием спиртного, оживился. Марина, не смотря на выпивку, следила за своими словами, стараясь на говорить лишнего. Витек вдруг сообщил:

— Толька Белов с бандитами в Костроме связался. Рэкетом занимался. Квартиры у бизнесменов грабили. За пару недель до Нового года у какой-то шишки попытались ребенка выкрасть, да не получилось. Охрана оказалась профессиональной. Тольку повязали и еще четверых. У Белова, как по радио сказали, наркотики нашли в доме, оружие и денег уж больно много. В конце января суд будет. Ефимовна чуть с ума не сошла. Голосила, как по покойнику…

Алексей Гаврилович глухо добавил:

— Это жадность его довела, да зависть. Все больше хотел иметь, да так, чтоб не работать. Сколько веревочка не вьется, конец всегда бывает. Слава Богу, что быстро взяли. Только начал разбойничать. Куда идем, Господи? Бывший офицер бандитом стал. Его воевать учили, государство деньги вкладывало, а он…

Марина возразила:

— Не все такие. Я знаю не мало мужиков-офицеров, которые не посрамили чести своей ни в плену, ни в бою. Жизни своей не жалели, а солдат из пекла вытаскивали. Приказы глупые игнорировали, погонами рисковали, лишь бы сохранить личный состав. Взять ту же Чечню. Война проверяет, кто чего стоит. И скрыть черную душу никому не удастся!

Они сидели часа три, когда пришла Татьяна, жена Вити. Искренне обрадовалась Маринке и даже ругать мужиков не стала за выпивку. Спросила мужа:

— Ты коров подоил утром?

Витек кивнул. На этом вопросы закончились, зато Татьяна пожурила мужа за то, что не достал из холодильника домашний «фирменный» торт и не угостил гостью чаем. Посидев еще полчаса, Марина начала собираться. Саша и Юля давно убежали на улицу, вместе с Марленом и Сашей Горевыми. Веселый хохот детей доносился сквозь двойные рамы. Алексей Гаврилович напоследок сказал:

— Ты, Марина, не забывай нас. Заходи, как приедешь. Кольке, если увидишь, передай мой родительский наказ: домой пусть не появляется и нас не позорит. Для нас он погиб в Афганистане.

Вернувшись в Чечню, Степанова узнала, что в Кизляре бандитами Салмана Радуева утром захвачены городские больница и роддом. В Дуба-Юрте стояло затишье и Марина попросила Огарева отправить ее в Кизляр. Полковник, уже получивший приказ от вышестоящего начальства — «отправить людей в район боевых действий», немного подумал и включил женщину в группу. Он прекрасно понимал, что иначе придется выслушивать ее стоны и жалобы о бездействии и скуке все то время, что ребята пробудут вне лагеря. Негласно дал мужикам указание «не выпускать Маринку из виду». Старшим летел прапорщик Овсянников.

Когда они приземлились на военном аэродроме Кизляра, там догорали несколько разбитых вертолетов. У взлетной полосы дымились ямы от мин и гранат. Бетонные плиты выдержали удары из минометов и гранатометов, но бетонная крошка лежала всюду. Из здания аэровокзала выносили раненых. Белые стены были сплошь покрыты выбоинами от пуль и осколков. Один из углов здания исчез, из бетона торчала погнутая арматура. Стекол в окнах не было и по зданию гулял ветер.

Через десять минут прибывшие спецназовцы узнали, что триста бандитов Салмана Радуева пытались вначале захватить аэродром и военный городок, расположенный рядом. Напали ранним утром, совершенно неожиданно. Никто даже не предполагал, что к городу подходит крупная банда. Выстрелы из гранатометов, минометов и автоматов застали российские войска врасплох. На короткое время оказалась блокированной воинская часть внутренних войск, расположенная поблизости. Военные опомнились быстро и дали достойный отпор наглым бандитам. Поняв, что захватить аэродром не удается, Радуев отозвал своих боевиков и захватил больницу с роддомом, объявив во всеуслышание медперсонал, больных людей и рожениц заложниками.