Бредин не стал ее будить. Осторожно укрыл собственной шинелью и устроившись за огромным столом, задумался, глядя на заплаканное, опухшее от слез, лицо женщины. Ее боль была понятна и проста — с одной стороны слепой полковник, которого она жалела всем сердцем, по своему любила и искренне считала себя виновницей его слепоты. С другой — мужчина, которого она действительно любит многие годы. А с третьей она сама. Запутавшаяся, растерянная и… живая. Не растерявшая души.

Просидев около часа, словно истукан, генерал лихо выматерился шепотом. Вскочил. Вышел в приемную и приказал подполковнику Козлову никого в кабинет не впускать и все телефоны переключить на себя. Оставив спящую Марину в кабинете, Евгений Владиславович уехал домой, так и не забрав шинель, которой укутал женщину. Рассказал все услышанное от Степановой жене…

Глава 7

Через двое суток Марина вернулась в Чечню, хотя намеревалась поехать туда лишь через неделю. Поступившие из-под Дуба-Юрта сведения заставили поторопиться. Генерал не скрыл от нее создавшегося положения. Был ранен полковник Андриевич. По описанию, полученному от Огарева, она узнала в напавшем на Вацлава Кольку Горева и поторопилась вернуться в расположение спецназа. Но перед отлетом решила навестить Олега в госпитале.

Генерал поехал в Бурденко с ней, так как стояло раннее утро и Марину могли не пропустить к раненому полковнику. В Москве падал крупный снег, который тут же таял. Уже через пару минут, пока они шли от ворот к офтальмологическому корпусу, верхняя подстежка бушлата стала мокрой и тяжелой. Генерал остался в коридоре, чтобы не мешать прощаться. Шергун спокойно отнесся к отъезду Марины, лишь вздохнул и сказал напоследок:

— Возвращайся! Береги себя. Я буду ждать.

Она крепко поцеловала Олега в губы и вышла. Генерал отвез ее на Чкаловский аэродром, по дороге дав необходимые устные инструкции и документы.

Перелет прошел спокойно. Степанова пониже натянула козырек кепки и старалась поменьше маячить на открытых местах. Если в Москве шел мокрый снег, то в Чечне лил дождь. Бушлат за время перелета просохнуть не успел и теперь вбирал в себя новую порцию сырости. Плащ-накидка осталась в палатке у полковника Огарева.

В расположении бригады у вертолета ее никто не встречал. Она заранее договорилась об этом по рации с полковником, чтоб не привлекать лишнего внимания. Степанова выскользнула из вертушки и низко нагнув голову от ветра и дождя, прямиком направилась в медбат. Выяснить, где лежит поляк, оказалось проще, чем она думала. Первая же встреченная ею медсестра, ревниво взглянув в красивое лицо женщины, указала ей путь.

Андриевич лежал в общей палатке. Кроме него, внутри находилось еще человек шестнадцать раненых. Широкое перевязанное плечо выглядывало из-под солдатского одеяла. К другой руке тянулась капельница. На краю кровати сидела молодая медсестра и весело хихикала со спецназовцем. Едва увидев, кто вошел, Вацлав прервал женщину и строго приказал уйти. Медсестра дернув плечиком, убрала почти опустевшую капельницу. Не торопливо перевязала сгиб бинтом. Окинула стоявшую у кровати Марину снизу доверху торжествующим взглядом и удалилась, оглянувшись на выходе и помахав ручкой. Полковник не среагировал. Он уже вовсю улыбался Марине:

— Прилетела? Я просил Огарева не говорить тебе ничего, не послушался! Вот старый дурак! Что бы, сами не справились, что ли?

Она присела на край кровати, где до этого сидела медсестра. Расстегнула бушлат и достала из внутреннего кармана два апельсина. Протянула Вацлаву:

— Это тебе. Тяжело ранил?

Вацлав повертел в правой руке цитрусы, понюхал горьковато пахнущую корку. Положил на одеяло и ответил:

— Да нет, нож мышцы раскромсал. Если б не бронежилет, убил бы. Я ведь победу торжествовал. Вот и поплатился. Крови говорят много потерял, теперь капельницы ставят! За апельсины спасибо. С Москвы везла?

Она кивнула:

— Ага… Расскажи подробности…

Вацлав вздохнул:

— Я увидел этого мужика, когда мы с ребятами собрались уходить с рынка. Осточертела эта кормежка, решили купить кое-каких продуктов и в печке приготовить ужин. К тому же повод был, у полковника Маркова день рождения. Собирались посидеть вечерком…

Андриевич повернул голову. Посмотрел на стакан с водой и попросил:

— Марин, дай напиться. Горло пересохло…

Она осторожно приподняла голову мужчины и прижав стакан к его губам, напоила. Волосы Андриевича оказались жесткими, словно проволока. Она поставила стакан на тумбочку и собиралась опустить его голову на подушку. Совершенно неожиданно поляк поймал ее руку здоровой рукой и на мгновение прижал к губам маленькую ладошку. Увидев удивление в глазах, подмигнул и пояснил:

— Маринка, ты просто не замечаешь, что мы тебя все любим… — Тут же посерьезнел, продолжая рассказ: — Этот тип спокойно шагал между рядами. Дело случилось около обеда, народу много. Одет был в кожаную куртку и круглую шапочку, как у чехов. Не брит и похож на местного. Я бы внимания не обратил, если бы не глаза! Серые и злые. Наши взгляды встретились. Я мужиков предупредил и всей капеллой к нему направились. Нам удалось его обыскать! Представляешь?

Полковник разгорячился, вспоминая случившееся. Теперь все раненые прислушивались к его словам:

— Мы уже подходили к расположению, до блокпоста оставалось метров двести. И тут эта сволочь, неизвестно откуда, достает нож и вонзает мне в грудь! Я не ожидал! Нож прорезает кевлар, как масло, скользит по пластине и влепляется мне в плечо. Боль адская! Кровь фонтаном. Мужики и опомниться не успели, как он столкнул моим телом троих и смылся в толпе чеченцев. Нож так и остался во мне. Следом кинулись. Ты видела Дуба-Юрт? В общем, он снова ушел…

— Вы что-то нашли при нем?

— Ничего, кроме одной маленькой детали — его носовой платок. Он остался в моих руках. На нем арабская вязь, вот почему я его забрал. Никто из наших не смог прочитать, что там написано. Посторонних привлекать не хочется. Огарев ждет тебя.

Маринка усмехнулась:

— Тогда я побежала. Зайду попозже…

Он остановил ее словами, когда женщина уже подошла к двери:

— Марина, ты осторожнее ходи. Того парня, что тебя изображал, подстрелили пару дней назад. Генерал разве не сказал?

Она обернулась:

— Нет. Монах убит?

— Ранили тяжело. Из снайперской винтовки стреляли, но явно не снайпер. Расстояние не больше двухсот метров было. Скрыться успел…

— Где он?

— Отправили в Москву. Оперировали здесь. Хирург сказал — жить будет. Так что ты сильно не переживай.

Степанова вышла из палатки злая, как черт. Горев явно переигрывал ее. Но она поняла и другое — приятель слишком торопился покончить с ней. На этом она и собралась его поймать. Незаметно оглядевшись и не заметив ничего опасного, Марина рванула в палатку Огарева. Через пару минут она находилась внутри. Развесив бушлат для просушки на стойке с оружием, села за стол напротив полковника и разбирала арабскую вязь на атласной тряпке. Прочитав все до конца, Маринка радостно усмехнулась:

— Все же прокололся! Спешка до добра не довела…

Огарев быстро спросил:

— Что ты узнала из этого послания?

— Это послание для эмиссаров в Чечне от Усамы бен Ладена. Он требует созвать общий съезд всех, кто находится в России, обсудить насущные вопросы и решить, что требуется для продолжения войны в Чечне против России. Съезд будет проходить в Москве 20 февраля 1996 года… — Степанова еще раз перевела про себя последнюю вязь и хмыкнула: — А вот это уже наглость… Они собираются устроить совещание наиболее крупных лидеров исламских фундаменталистов в июле 1996 года. Место пока не назначено.

Огарев быстро спросил:

— Где собираются в Москве, указано?

— Не указано.

Полковник схватился за голову:

— Сегодня 6 декабря. Надо срочно переговорить с Москвой. Предупредить. Пусть примут меры. Авось, найдут, где они соберутся…