— Тебе не кажется, что генерал неспроста приехал? Уже больше двух часов где-то с Маринкой бродят. Чует мое сердце, опять что-то затевается. Чего молчишь? Спишь, что ли?
Иван Николаевич повернулся к жене:
— Да и у меня, если честно, на сердце кошки скребут. Может быть сейчас Маринку Юлька дома удержит, но вот позднее…
Утром генерал уехал, но следователь и охотовед остались. Через неделю состоялся новый суд. Судья был новый, его вызвали из области. Действия лесника Степановой Марины Ивановны признаны правомочными и обоснованными. Следом за оправдательным приговором, начался суд по факту лжесвидетельства, утаивания фактов и давления на потерпевшую сторону. Начальник милиции, судья и главный лесничий в районе были в срочном порядке заменены новыми людьми. Никто из области не вмешался.
Лжесвидетельство бывшего начальника милиции обернулось для него боком: вместо года условно, получил три с отбыванием в колонии. Остальные трое, сознавшись в сговоре и раскаявшись, получили условные годовые сроки. Все четверо должны были заплатить крупный денежный штраф за убийство лосихи до открытия осеннего сезона. Штраф тоже был пересмотрен. Рогаткин через пару дней умудрился сбежать из-под стражи. Это случилось в день отъезда московских друзей Степановой. Женщина подозревала, что ему помогли.
Марина вздохнула после суда с облегчением и долго благодарила московских гостей. На следующий день проводила мужчин на автовокзал. Дождалась, когда автобус отъедет и только после того, как он скрылся из виду, отправилась в деревню.
Ехать на ночь глядя с детьми на кордон она не захотела: Мильку “выдоили” лосенок и теленок, вторая корова Зорька давала мало молока и за нее она не беспокоилась. У поросят в загоне было вполне достаточно еды. Куры и утки тоже найдут, что поклевать. За хозяйство она не переживала — брать нечего. Все тоже самое, что и у всех деревенских.
На следующий день с самого утра шел проливной дождь. Накрывшись клеенкой, Степанова с детьми отправилась на кордон. Бабушка с дедушкой уговаривали внуков остаться, но дети не захотели. Саша сидел сзади, ухватившись матери за пояс, Юлька впереди. Марина не гнала коня, спокойным шагом двигалась по лесной тропе, отводя нависавшие впереди ветки в сторону. При этом, каждый раз, на землю обрушивался целый водопад. Клеенка шуршала, скользя по веткам и из-за этого посторонние звуки не были слышны. Юлька весело смеялась и тоже тянулась ручонками к кустарнику. Саше за спиной стало скучно. Из-под клеенки ему ничего не было видно и он попросил:
— Мама, я тоже вперед хочу!
Марина немного подвинулась в седле. Неловко повернулась, наклонилась, чтобы удобнее было перетаскивать сына… Что-то грохнуло сбоку и она почувствовала, как обожгло висок. По щеке сразу потекла теплая струйка. Автоматически пригнулась и ссадила в секунду обоих детей на землю, швырнув им клеенку:
— Саша, стойте здесь! Я сейчас!
Дети явно ничего не поняли и удивленными глазенками смотрели вслед матери. Степанова еще раньше определила направление. Пригнувшись к гриве вплотную неслась в ту сторону, совершенно забыв, что оружия у нее нет. Ветки хлестали по ногам и лицу, за несколько секунд она вымокла полностью. Впереди мелькнула мужская фигура в дождевике. Бандит обернулся, вскинув оружие к плечу, последовала яркая вспышка. Вторая пуля ударила по правой руке и женщина выпустила повод. Лошадь дернулась в сторону, но она вцепилась левой рукой в уздечку, намотав ее на руку и не дала понести, затянув удила. Кобыла всхрапнула, привстала на дыбки и понеслась по следу убегавшего мужика. Туда, куда направляла ее рука всадницы. Степанова с ходу двинула убегавшему ногой в спину. Незнакомец упал, ткнувшись носом в землю и выронив обрез.
Она прыгнула мужику на спину, словно кошка. Лошадь остановилась метров через сто. Женщина в доли секунды скрутила руки еще не пришедшего в себя мужика, связав их собственным намокшим платком. Разорвать мокрую тряпку практически гиблое дело. И только потом перевернула: перед ней лежал бывший начальник милиции. Она ничуть не удивилась и спросила:
— Что, товарищ Рогаткин, после убийства лосихи на человека потянуло? Вставай…
Сгребла за плечо раненой рукой, даже не чувствуя боли и заставила встать на ноги. Поймала испуганную лошадь и похлопывая ее по шее, успокоила. Подняла обрез, из которого он стрелял в нее. Аккуратно завернула в обрывок клеенки и положила в седельную сумку. Подталкивая мужика в спину кулаком, повела к тропе. Водой с кустарника смыла кровь с лица, чтобы не пугать детей. Ранка уже не кровоточила, лишь саднила от воды. Осмотрела разодранную руку. Рукав пропитался кровью. Стащила широкий солдатский ремень и перемотала рану им — лишь бы дети не видели. За все это время напавший не сказал ни слова.
Степанова подошла к детям, успокоила ревущую Юльку. Усадила их на лошадь, развернула ее и подталкивая бывшего мента, направилась обратно в деревню. На этот раз она вела кобылу в поводу. Прошли метров триста, когда мужик обернулся и взмолился:
— Давай договоримся, я заплачу сколько ты хочешь и клянусь, что больше нападений не будет. Отсижу эти три года, только отпусти!
Степанова жестко посмотрела ему в глаза:
— Я бы простила тебя, если б ехала одна, но ты стрелял, когда я с детьми была. Не пожалел их, ведь мог бы задеть. Все понял? А теперь заткнись!
Марина постучала в стену родительского дома и попросила выглянувшего отца выйти. Иван Николаевич встал на крыльце и удивленно уставился на связанного Рогаткина. Саша и Юля сидели на лошади, закутанные в клеенку, но дочь промокла полностью. С нее капало. Причем с кисти правой руки капли были розовые. Он обратил внимание на бледное лицо и насторожился. Дочь устало попросила:
— Папа, уведи детей в дом и выйди снова…
Когда он вышел во второй раз, она сообщила:
— Попридержи этого деятеля, пока я милицию вызову.
— Что случилось?
— Он меня убить пытался. С обоих стволов вот из этой штучки… — Марина вытянула из седельной сумки обмотанный клеенкой обрез, — …саданул. Висок опалило, да руку немного ободрало. Я пойду…
Бывший начальник снова попробовал уговорить:
— Давай договоримся…
Женщина перебила:
— Не о чем нам договариваться, Виталий Сергеевич. Я вам все объяснила раньше…
Развернулась и решительно вышла из калитки. У соседей через дорогу имелся телефон. Степанова набрала номер милиции и попросила прислать наряд для задержанного преступника. Объяснять по телефону ничего не стала, хотя дежурный пытался выяснять. Потребовала:
— Присылайте наряд! — Положила трубку и вернулась к крыльцу: — Иди, пап, домой. Пусть мама мне бинт вынесет да таблетку, до сих пор локоть кровоточит из-за сырости и в голове что-то не хорошо…
Иван Николаевич вынес бинт, йод и таблетку сам:
— Мать с детьми занята. Переодевает. Давай перевяжу!
Марина скинула куртку, оставшись в неизменной тенниске и наконец-то взглянула на ранение поближе: пуля глубоко пропахала руку от холки и до локтя. Женщина, чуть поморщившись, залила йодом края и принялась ловко бинтовать здоровой рукой покалеченную. Отец наблюдал, понимая, что дочь уже привыкла отвечать за себя сама. Затем повернулся к задержанному:
— Случись что с Маринкой, я бы тебя сам убил…
Тяжело посмотрел в глаза и ушел в дом, поняв, что еще один миг и он врежет связанному по роже. Минуты через две вышла Елена Константиновна:
— Марина, сходи поешь немного, я пока посторожу.
Дочь отказалась:
— Мам, я не хочу!
Минут через двадцать подъехал милицейский УАЗик. Резко затормозил и круто развернулся у калитки. Из него выбрались новый начальник милиции, следователь и два милиционера. Прикрываясь красными кожаными папками от дождя, подошли и встали на крылечке. Оторопело уставились на бывшего начальника, сидевшего связанным у стены. Марина, не обратив никакого внимания на их реакцию, обстоятельно рассказала произошедшее по дороге. Отдала обрез: