— Понял, — отвечаю ему и делаю разворот. Вертикальная скорость пятьдесят метров в секунду, двигатель тянет машину на высоту.

Вслед за мной взлетел Соколов. Он идет где-то сзади справа, километрах в пятидесяти от меня.

На высотомере стрелка отсчитывает все новые тысячи метров. Знакомое потряхивание самолета говорит о том, что тропопауза пройдена, началась стратосфера. Какой здесь прозрачный воздух и до чего же яркое солнце!

 — На эшелоне, — достигнув заданной высоты, передаю на землю.

 — Включить форсаж, приготовиться к развороту, — слышу команду. — Разворот на курс сто сорок.

 — Понял…

Включение форсажа заметно увеличило тягу двигателя, ощущаю перегрузку. Докладываю:

 — Выполнил.

 — Смотрите, цель впереди, справа по курсу, — передает штурман. Огромная серебристая машина идет встречнопересекающимся курсом. Занимаю исходное положение для атаки и начинаю сближение.

 — Цель вижу, атакую, — передаю на землю.

Стараюсь атаковать так, чтобы самому не оказаться под огнем бортового оружия «противника». Бомбардировщик в прицеле. Удерживая его на центральной марке, продолжаю сближаться. Самолет не так послушен, как на средних высотах. Хочу вывести его из атаки, но он помимо моей воли проваливается, уходя ниже бомбардировщика. Уравниваю высоту, но невидимая сила тупым толчком перевернула истребитель почти на спину и бросила вниз. Двигатель угрожающе заурчал, его ровный гул стал прерываться глухим бульканьем. Скорость превысила звуковую, теперь самолет туго врезался в воздушную массу и помимо моей воли перешел в кабрирование.

 — Девятьсот первый, что вы выполняете? — спрашивает земля.

 — Попал в спутную струю, вывожу самолет и готовлюсь к повторной атаке.

 — В струе очень болтает? — спрашивает меня Соколов.

 — Самолет неуправляем, — отвечаю ему.

Повторяю атаки из разных, положений. Два захода кажутся наиболее удачными, но так ли это, выяснится только на земле, когда будет обработана кинолента.

 — Атаки закончил, — передаю на землю.

Со снижением отваливаю в сторону аэродрома и беру курс на аэродром.

День за днем, вылет за вылетом набираемся мы опыта. Летчики все увереннее атакуют воздушные цели в стратосфере. Штурманы так освоили наведение, что с их помощью мы, фигурально выражаясь, с закрытыми глазами выходим на цель.

Пора переходить к ночным полетам. В действие вступают самолеты-перехватчики, оснащенные электронными прицелами. Здесь особенно выделяется своим мастерством неугомонный и пытливый летчик Алтуниц.

…Глубокая ночь. Через редкие перистые облака проглядывают крупные звезды. По телефону передали, что скоростной бомбардировщик поднялся в воздух. Штурманы на КП рассчитывают рубеж перехвата. Расчеты готовы, истребителю — взлет.

 — Взлетел, на борту порядок, — докладывает Алтунин.

 — Вам курс двести сорок.

 — Понял.

На индикаторе радиолокатора навстречу друг другу движутся две светящиеся точки. Расстояние между ними быстро сокращается. Два самолета в бескрайном ночном просторе сближаются на бешеной скорости, летчики не видят друг друга, перед ними только приборы. Теперь атака — это дело целого коллектива, который работает на одного, наводя его на «противника».

 — Разворот на курс шестьдесят градусов, крен тридцать, — передает штурман, не спуская глаз с индикатора.

 — Понял…

На экране импульс от истребителя поплыл влево, описывая дугу. С каждой секундой он приближается к курсу бомбардировщика.

 — Выполнил, — слышится с борта самолета.

 — Цель впереди по курсу, удаление… скорость… высота… — передает штурман, внимательно следя за сближением отметок на индикаторе.

 — Цель на экране, — докладывает Алтунин. И вслед за этим: — Атаку выполнил!

Алтунин пошел на посадку. А через пять минут в стратосфере появился другой перехватчик, чтобы атаковать воздушную цель.

 — Еще две-три ночи и программу закончим, — докладывает Королев.

Я с удовлетворением думаю: «Закончим… Нет, не то слово. Точнее: решим одну задачу и приступим к другой, которую подскажет жизнь. Ибо нет предела летному мастерству».

Накануне учений

День начинается с телефонного разговора. На рассвете дежурный метеоролог сообщает данные о погоде. От них зависит все остальное. Сегодня полеты разрешаю.

С начала сентября в нашем районе по утрам стали появляться туманы. Прогреваясь, они поднимаются до ста метров, образуя так называемую рвань-стометровку. К одиннадцати эту рвань проносит, открывается чистое голубое небо. Через оперативного дежурного передаю командирам полков, чтобы дневные полеты они начинали с одиннадцати часов, а ночные заканчивали не позднее трех.

После завтрака едем с Ширановым в горком. Сегодня там подводятся итоги выполнения плана помощи колхозам и совхозам области в постройке крытых токов. С докладом выступает первый секретарь обкома. Каждая организация, предприятие и воинская часть должны были построить в подшефном колхозе крытый ток. Докладчик перечислил ряд организаций, которые затягивали выполнение плана, и предложил обсудить их руководителей за неразворотливость. Воинские части нашего соединения, наоборот, были поставлены в пример. Слышать это было приятно.

После совещания в горкоме мы с начальником политотдела заехали в полк. В штаб возвратились уже в сумерках. Скрипник докладывает о приказах и указаниях вышестоящего командования. Некоторые вопросы решаю немедленно, по другим, более объемным, намечаем план выполнения.

Звонит телефон. Докладывает Королев:

 — Разведку погоды произвел. Погода соответствует уровню подготовки летчиков, разрешите начать полеты?

 — Разрешаю.

Входит Шираков.

 — Товарищ полковник, — говорит он, — прошу позвонить командиру базы. Приказом по части он запретил увольнять солдат в город, боится, как бы ЧП не принесли. В прошлое воскресенье тоже не увольнял.

Вызываю командира базы. Он пытается объяснить свои строгости. Солдаты, мол, заходят в общежития к девушкам, на квартиры к знакомым. По его мнению, это совсем ни к чему.

 — А приказ-то придется отменить, — говорю я.

 — Неудобно отменять…

 — Чтобы отменить ошибочный приказ, надо, конечно, проявить больше воли, чем для того, чтобы отдать его, — наставляю командира базы. — Но, исправляя ошибку, авторитет не потеряешь. А если тревожитесь за поведение солдат в городе, так ведите воспитательную работу, комсомольцев на это дело поднимите.

 — Вас понял, выполню, — говорит командир базы.

 — Звонили сегодня сверху, — докладывает начальник штаба, — передали, что в октябре Министр обороны будет проводить учение.

 — Вовремя мы отработали воздушный бой в стратосфере, — с удовольствием отмечает Шираков.

 — Да, если бы тогда не взялись, сейчас бы трудно пришлось, — поглаживая ладонью бритую голову, соглашается Скрипник.

Снова телефонный звонок. Оперативный дежурный докладывает, что через тридцать минут на боевом самолете к Королеву вылетает генерал Покрышкин.

 — Передайте технику звена, чтобы через двадцать минут мой самолет был готов, — приказываю дежурному.

 — Ткачук уже знает, он на аэродроме, — отвечает он.

…Ночь выдалась темная. Тучи, как экран, отражают электрический свет.

 — Тумана сегодня не будет, — подумал я вслух, садясь в машину.

 — Если не разорвет облака, не будет, — подтверждает шофер.

 — Молодец, и в погоде научился разбираться, — хвалю шофера.

 — В армии всему научишься, только интересуйся…Свет автомобильных фар выхватил из темноты самолет. Рядом Ткачук и техник звена.

 — Самолет к полету подготовлен, — доложил Ткачук.

Через несколько минут я взлетел и сразу вошел в облака. С увеличением высоты радиосвязь с землей заметно улучшается. В наушниках слышу свой позывной.

 — Девятьсот первый, как меня слышите? — запрашивает Покрышкин.

 — Слышу отлично, — отвечаю генералу.

 — Как погода по маршруту?