— Приказываю катапультироваться! — скомандовал руководитель полетов.

 — Вас понял, катапультируюсь, — ответил Кулачко, и связь с ним прекратилась.

 — Авария, товарищ командир, — доложил мне Соколов.

Отдаю распоряжение утром снарядить несколько групп для поисков летчика. Теперь надо доложить о происшествии старшему начальнику. Два часа ночи. Он сейчас спит. Не хочется его тревожить, но надо. И я снимаю трубку телефона.

 — Слушаю, Покрышкин. Что случилось?

 — Кулачко катапультировался. Предположительная причина — отказ радиокомпаса.

 — А почему не использовали радиолокатор для завода на посадку?

 — На посадочный курс вывели, но у летчика не хватило горючего. Пришлось катапультироваться на высоте восемь тысяч метров.

 — О Кулачко ничего не известно?

 — Пока нет.

 — Принимайте меры к розыску, утром прилечу.

Полеты пришлось закончить раньше времени. Ждем утра, не спим, совещаемся. Где приземлился летчик? Район этот не обжитый. Ночью можно угодить куда угодно: в лесное озеро, в болото, попасть на вершину дерева. Кулачко, правда, летчик опытный, но мало ли что может случиться… Лезут в голову мысли одна тревожней другой.

Когда на аэродроме в рабочее время наступает тишина, летчики знают: что-то случилось. Женщины внезапно предчувствуют неладное еще острее мужчин. Как только в городок пришли машины с летчиками, жены Кулачко и Нечаева, увидев, что их мужей нет, побежали к соседям.

 — Где наши? — почти одновременно спросили они.

 — Сели на другом аэродроме, не беспокойтесь. Утром по погоде прилетят, — ответил летчик.

Опустив головы, женщины с тяжелым предчувствием пошли домой. Всю ночь они будут сидеть, не смыкая глаз, прислушиваться, не едет ли автомашина…

А Кулачко в это время, удачно приземлившись в лесу, пробрался сквозь темень к железной дороге — на звуки паровозных гудков. К утру он дошел до станции и стал разыскивать телефон, чтобы связаться с аэродромом.

 — Вы летчик? — спросил у него какой-то гражданин.

 — Да, летчик, — ответил Кулачко.

 — Что же вы самолет оставили без присмотра? Ведь там в кабине часы, радиостанция, другие приборы. Как бы ребятишки чего-нибудь не натворили.

 — Где вы видели самолет? — скрывая удивление, спросил Кулачко.

 — Да вот здесь, метров триста от станции, рядом с дорогой.

Кулачко побежал туда и увидел… свой самолет. Совершенно целый. Он сам, без пилота, сел с убранными шасси, только помял подвесные бачки.

Кулачко позвонил в штаб в момент, когда там собирались отправлять людей на розыски. Разговаривал с ним Скрипник.

 — Летчик жив и невредим, — вскоре доложил мне начальник штаба. — Только, кажется, он не в себе: твердит, что на самолете нет никаких поломок.

Скрипник сообщил, где находится Кулачко, и мы с инженером вылетели туда на маленьком Як-12.

Под нами массив леса с редкими полянами. Вот и железнодорожная станция. Неподалеку от нее, на узкой полоске пашни, вижу реактивный истребитель.

Делаю два круга. Выбрав прямой участок шоссе, сажусь в пятидесяти метрах от самолета. Инженер первым выскакивает из кабины и бежит к истребителю.

Сомнений нет — и летчик, и машина в полном порядке. У нее действительно помяты лишь подвесные бачки. Выходит, что она не упала, а спланировала, и прямо на рыхлую пашню. Удивительно редкий случай. На следующий день мы перевезли самолет на аэродром. После тщательного осмотра и небольшого ремонта его снова поставили в строй.

Поиски и находки

На вооружение бомбардировочных полков начали поступать новые реактивные самолеты, отличающиеся большой скоростью, огромной дальностью и небывалой доселе высотой полета. В связи с этим перед нами, истребителями, встала задача — выработать новую тактику действий.

Когда мы попросили у вышестоящего командования разрешение на отработку воздушного боя с реактивными бомбардировщиками, то получили отказ. Нам сказали, что такие полеты являются пока экспериментальными и ими занимаются в специальных испытательных центрах.

Но летчик есть летчик. На первом месте у пего желание летать. И не как-нибудь, а быстрее и выше всех, не только повторять пройденное, но и штурмовать новые барьеры. Молодежь рвалась вперед, потому что ей вообще свойственны неуемная энергия и задор. А нами, фронтовиками, двигало уже ясное понимание требований современной войны, стремление быть на уровне последних достижений авиационной науки и техники.

 — Товарищ командир, бомберы-то до стратосферы добрались, да и скорость у них чуть поменьше, чем у нас, — сказал мне однажды Соколов.

 — В ближайшие дни полечу договариваться с ними о совместных полетах, — ответил я. — Они тоже в них заинтересованы.

Мы не имели права повторять прежние ошибки. Перед минувшей войной наши истребители не только вражеских, но и своих бомбардировщиков по-настоящему не знали. Не раз они путали СБ с «юнкерсами». Пока разбирались и учились воевать, фашисты к Москве подошли…

Через несколько дней я сказал Соколову: — С командиром бомбардировочного соединения договорился. Он одобрил наше предложение. Осталось решить вопросы взаимодействия и определить порядок изучения тактико-технических данных самолетов.

 — Значит, можно надеяться?

 — Не надеяться, а начинать готовить летчиков к воздушному бою в стратосфере.

 — За нами дело не станет.

 — Надо серьезно готовиться, — предупредил я. — И прежде всего хорошенько изучить особенности перехвата скоростных целей на больших высотах.

А таких особенностей немало. В разреженном воздухе самолет ведет себя совершенно иначе. Там маневрировать значительно труднее. Да и организм летчика будет испытывать гораздо большие физиологические нагрузки. Значит, нужно систематическими тренировками заранее подготовить себя к высотным полетам.

В полках и штабе дивизии стали регулярно проводиться занятия. Главный упор делался на изучение тактики воздушного боя в стратосфере. Расчеты показали, что труднее всего будет осуществлять сближение с «противником» и определять момент открытия огня. Сложных вопросов встало перед нами немало. Однако мы твердо решили учебные воздушные бои в стратосфере проводить.

Захватив наши разработки и примерную программу обучения, я вылетел к бомбардировщикам. Аэродром у них оказался добротным, с большой бетонированной полосой и широкими рулежными дорожками. Бросался в глаза и образцовый порядок во всем.

Как только я сел, ко мне стали подходить летчики, интересуясь моей маленькой, но грозной машиной. С присущей бомбардировщикам неторопливостью они залезали в кабину, пытаясь представить себе полет на истребителе.

 — Здесь, оказывается, все надо делать самому, — с удивлением говорил молодой летчик.

 — Да, браток, тут второго пилота и воздушного стрелка нет, за все сам отвечай, — вторили ему товарищи.

 — Вы что, не видели истребителя? — спросил я.

 — Вот так близко — нет, — ответил молодой летчик. Весь день мы работали в штабе бомбардировщиков, согласовывая различные вопросы. А потом бомберы прилетели к нам для знакомства.

Когда летный состав и расчеты командных пунктов обеих сторон тщательно подготовились, мы приступили к осуществлению своих замыслов. Первые полеты на перехват должны были выполнить истребители, имеющие боевой опыт.

…Я сижу в кабине самолета в готовности номер один. Метрах в пятнадцати от меня — машина Соколова. На другом аэродроме ждут сигнала командир эскадрильи Носов и замечательный летчик Алтунин.

Сигнал. Запускаю двигатель. Пока турбина набирает обороты, подтягиваю лямки кислородной маски. На индикаторе в такт дыханию расходятся и сходятся два лепестка: значит, кислородная система исправна.

 — Разрешите взлет? — запрашиваю старт.

 — Взлет разрешаю, — слышится в ответ. Самолет, погромыхивая на металлической полосе, набирает скорость.

 — После взлета курс триста пять градусов, набор максимальный, — передает штурман с командного пункта.