Нужно было срочно найти причину отказа двигателя. Срочно — до возобновления полетов. И не только для того, чтобы избежать повторения подобных случаев. Требовалось сделать все для морального успокоения летчиков, особенно молодых.

Инженеры и техники тщательно обследовали разбитую машину и нашли в камере топливного насоса крохотную дюралевую стружку. Видимо, она случайно попала туда при сборке. И случилось так, что стружка заклинила поршень насоса в такой момент, когда летчик не имел никакой возможности что-либо предпринять для своего спасения.

После этой катастрофы мы обязали технический состав перед полетами проверять все агрегаты самолета в рабочем состоянии. Летчикам было приказано длительно и на полных оборотах пробовать двигатель непосредственно перед взлетом.

Во всех подразделениях состоялись партийные и комсомольские собрания, на которых обсуждались меры по предупреждению летных происшествий.

Казалось, сделано было все, чтобы печальные случаи не повторялись. И все-таки одна заноза не давала мне покоя. Если б в конце взлетной полосы не было оврага, Провоторов, возможно, остался бы жив. Что делать? Засыпать его у нас не хватало ни времени, ни сил.

 — Вот что, — сказал я Соколову, — поеду к секретарю обкома и приглашу его на аэродром. Пусть сам убедится, что этот овраг больше терпеть нельзя. А потом вместе с ним напишем письмо министру, колесо наверняка закрутится.

На следующий день секретарь обкома приехал. Поздоровавшись с летчиками, которые стояли в строю, он стал осматривать аэродром и самолеты. Посидел даже в кабине.

Потом мы показали гостю полет. Взлетел командир эскадрильи.

Красиво выполнив несколько фигур пилотажа, он пошел на посадку. Самолет приземлился в начале полосы, а закончил пробег у самого оврага.

 — Пусть летчик не трогает машину с места, пока мы не подъедем, — попросил секретарь обкома.

И тут он, даже не будучи знакомым с авиацией, сразу понял, какая опасность угрожала летчику в случае отказа тормозов самолета. Через день состоялся пленум обкома. На пленуме обсуждался вопрос о помощи нашей дивизии в оборудовании аэродрома. Пленум обязал ряд заводов и строительных организаций города выделить нам землеройные машины и помочь людьми, особенно специалистами.

Судьба оврага была решена.

Летаем и строим

Успешно завершив учебный год, мы получили возможность больше внимания уделять решению хозяйственных задач. В частности, решили всерьез заняться ремонтом аэродрома.

Политотдел соединения теперь оказывал мне во всем действенную помощь. Наши разногласия с прежним его руководителем разрешились радикально — он уехал, а на его место прибыл Василий Иванович Ширанов — умный и энергичный человек. С ним мы сразу нашли общий язык. Прежде чем приступить к ремонту аэродрома, нужно было организовать заготовку щебня.

 — Будем на месте собирать битый кирпич, — предложил Ширанов. — Сразу двух зайцев убьем: и щебень заготовим, и развалины уберем.

На эту работу мы подняли женсовет, партийные и комсомольские организации. Дело пошло успешно. Вскоре на территории гарнизона исчезли и обгоревшие стены бывшего Дома культуры, и останки других развалившихся домов. Они превратились в горы щебня.

Жизнь ставила перед нами и другие задачи.

 — Весна на носу, товарищ командир, — многозначительно сказал однажды Ширанов.

 — Да, не за горами, Василий Иванович, — согласился я, еще не догадываясь, к чему он клонит.

 — Я думаю, что уже пора послать заявку в окружной пионерский лагерь, хотя бы мест пятьдесят выпросить…

 — Если судить по прошлому году, нам дадут не больше десяти путевок, — вставил присутствовавший при разговоре Скрипник.

 — Это для нас капля в море, — огорчился Ширанов. — А что, если мы попросим денег и арендуем под лагерь деревенскую школу?

 — Хорошо бы, — соглашаюсь я, — но дадут ли нам денег?

 — Дадут, в этом я уверен, — сказал Ширанов.

 — А сколько, хватит ли их?

 — Шестьдесят тысяч — ровно столько, сколько просят с нас за аренду школы. Я уже узнал.

 — Шестьдесят тысяч! Да на эти деньги можно самим построить пионерский лагерь, — возразил Скрипник. — И он будет служить нашим детям не один год. Все согласны?.. Правда, — тут же оговорился он, — это строительство не титульное, за него нам может крепко попасть. Но соблазн велик.

И, помолчав, для задора добавил:

 — А место я знаю преотличное, пионеры будут отдыхать не хуже, чем в «Артеке».

 — Хорошо, будем строить, — решил я. — Завтра же договорюсь с секретарем горкома о месте застройки, а потом решим все вопросы с архитектором города.

Секретарь горкома — бывший партизан, душевный и смелый человек — одобрил нашу инициативу и обещал поддержку.

Дело закрутилось. Нам выдали билет на порубку леса, и мы сразу же создали бригаду заготовителей. Место для лагеря мы с архитектором Коваленко выбрали на краю небольшого плато. Протекавшую рядом речку Серебрянку решили запрудить, чтобы ребятам было где купаться.

Коваленко, несмотря на свой преклонный возраст, любил и умел фантазировать. Главное здание лагеря он предложил построить на пригорке, верандой к реке. Внизу на плато соорудить столовую и разбить спортивные площадки.

 — Весной здесь по пригоркам земляники много, — говорил архитектор, — а в соседнем лесу — малины, черники, грибов.

Строительство пионерского лагеря легло главным образом на плечи Ширанова, который взял на себя непосредственный контроль за всеми расходами. Основным исполнителем стал командир авиационно-технической базы Князевкер, хозяйственник умный и энергичный.

Едва успели мы развернуть лагерное строительство, как подоспели новые заботы. С наступлением оттепелей пришлось освободить один из аэродромов для ремонта взлетно-посадочной полосы. С помощью молодежи, присланной городской комсомольской организацией, мы повели наступление на овраг.

Разумеется, в мирное время командир соединения должен прежде всего заботиться о боевой готовности вверенных ему частей, об обучении и воспитании личного состава. Но не последнее место в его повседневной практике занимают хозяйственные и другие дела. Те и другие заботы так тесно переплетаются, что их невозможно размежевать. И в итоге получается, что для командира все важно. Любая «мелочь» может так или иначе отразиться на боеспособности соединения.

На строительстве пионерского лагеря у нас работала бригада солдат под руководством двух плотников-специалистов. Она состояла из людей, в прошлом связанных с преступным миром и до 1953 года отбывавших наказание в лагерях. После освобождения по амнистии они были призваны в армию. Народ это был трудный и доставлял немало хлопот командирам подразделений. Надо было приобщить ребят к такому делу, где бы они смогли увидеть плоды своего свободного труда. Мы с Ширановым решили испытать их на строительстве лагеря, собрали со всех частей и свели в одну бригаду.

Сначала беспокоились, как-то оно получится. Но вскоре убедились, что не ошиблись: бывшие воры стали работать с увлечением.

Мы с ними не однажды беседовали и поняли, что ребята всерьез хотят порвать с преступным прошлым, но опасаются, что это им не удастся.

 — Если мы после службы в армии бросим старое, нас порежут, — говорили они.

 — А откуда кто узнает, где вы есть?

 — Узнают, скрыться невозможно, — отвечали они наперебой.

 — Тогда вы все вместе поступите на одно производство, создайте вот такую же, как здесь, бригаду. Это же сила!

Эта идея ребятам понравилась, и они не расставались с ней до конца службы в армии. Люди они были неплохие, большинство попало в дурную компанию во время или вскоре после войны, и мы считали своим долгом сделать для них все, чтобы помочь «выпрямить» линию жизни, поставить их в строй достойных граждан.

Приближалось первое июня — срок открытия пионерского лагеря. Доктор Шеянов уже роздал путевки, Шираков подобрал обслуживающий персонал. И вот — забит последний гвоздь, наш лагерь вошел в строи, на его открытие были приглашены представители городских организаций, все свободные от службы офицеры с семьями. Солдаты-строители, узнав, что я собираюсь поощрить их за хорошую работу, тоже попросили разрешения побыть им на торжествах. Мы, конечно, уважили их просьбу. Надо было видеть их счастливые лица, когда на митинге звучали слова благодарности строителям!