Изменить стиль страницы

Как бы там ни было, со стволом он пока не расставался. Только ступив гуляющей походкой под мокрые кроны деревьев в парке Победы, выбрал пруд посимпатичней и, зашвырнув пистолет на его середину, облегченно вздохнул — теперь он уже не мокрушник. Вообще, ему здорово сегодня везло. Видимо, погода была настолько мерзкой, что ни гуляющие, ни менты мокнуть под моросящим дождем не пожелали. Единственным живым существом, повстречавшимся Савельеву среди аллей, был страдалец бультерьер, справлявший максимальную нужду под кустом.

«Ну, вот и все». — Юрий Павлович залез в «семерку», с третьего раза уговорил мотор завестись и, с трудом включив первую передачу, — видимо, корзина сцепления накрывалась, — начал выруливать на Витебский проспект. Машину здорово тянуло влево. Решив на скользкой дороге судьбу не искушать, Юрий Павлович проглотил голодную слюну и степенно покатился сквозь дождь по направлению к Серебристому бульвару.

На всякий случай по пути он несколько раз проверялся, однако дела до него никому не было. Заметив несколько странную надпись: «Мини-супермаркет», ликвидатор решил заняться своим желудком. Кассирша посмотрела на него с раздражением: и откуда это у людей столько денег берется? Савельев же, с трудом дотащив все пакеты до машины, устроил себе легкий ужин на лоне природы.

Выбрав место поглуше, напротив заросшего пожелтевшими лопухами пустыря, он первым делом схватился за мороженое, однако есть его не стал, а, вытащив ложку, навалился на финский мясной салат, который выглядел отменно, но закончился очень скоро. Затем Юрий Павлович достал из красивой коробочки холодную пиццу, положил на нее слоями ветчину, колбасу, а также рыбную нарезку с сыром и, сладострастно вонзив в кулинарное чудо зубы, принялся запивать его пивком «Фалькон» трехлетней выдержки — пускай права отбирают, не жалко.

Учуяв через открытое окно запах съестного, откуда-то из темноты около машины появился мокрый пес-неудачник. Однако, опасаясь приближаться на расстояние человеческой ноги, уселся неподалеку на облезлый хвост и просительно тявкнул, мол, дайте жрать.

— Дадим обязательно. — Савельев начал со сладкого, запихнув в собачью пасть мороженое, затем выдал барбосу остатки колбасы и невесело улыбнулся: — Ты, брат, такой же, как я, не нужный никому.

Между тем ему значительно полегчало. Собрав недоеденное в полиэтиленовый пакет, Юрий Павлович с первого раза удачно завел двигатель и неторопливо порулил дальше. Цель его вояжа, гостиница квартирного типа «Чайка», была уже недалеко. Не доехав до нее пару километров, Савельев содрал с себя всю фальшивую мохнорылость, вытащил профессорские документы и, сдернув шланг со штуцера карбюратора, обильно полил все это бензином.

Костерок прогорел мгновенно. Разворошив пепел, Юрий Павлович вернулся в машину, долго вертел кодовый замок дипломата и наконец его открыл. Под пачками долларов имелся тайник. Осторожно приподняв находившийся там контейнер с оружием, ликвидатор вытянул из-под него тонкую красную книжицу, на второй и третьей страницах которой красовались его фотографии, а на первой было написано: «Вознесенский Игорь Константинович».

Глава тринадцатая

Осень 1962 года в Каире, как обычно, выдалась жаркой, и заполнившие до отказа университетский конференц-зал журналисты понемногу начали обливаться потом. Однако чего не сделаешь в погоне за сенсацией, и все присутствующие терпеливо ожидали, когда же доктор Эззеддин Таха начнет вещать о своем открытии века.

Наконец в зале наступила тишина, и собравшиеся приготовились услышать что-то поистине необычайное, однако черноволосый красавец на кафедре начал издалека.

— Господа, — несмотря на духоту, доктор Таха носил строгий черный костюм, а его английский был совсем неплох, — позвольте немного истории. — Заметив, что аудитория сразу заскучала, он примиряюще поднял руку: — Терпение, господа, терпение. Итак, известно всем, что тринадцатого февраля тысяча девятьсот двадцать третьего года семнадцать человек во главе с египтологом Картером и финансировавшим экспедицию лордом Карнарвоном, сломав печати, шагнули в погребальную камеру фараона Тутанхамона. После этого начались странные вещи. — Доктор Таха зловеще сузил красивые оливковые глаза. — Вскоре скончался Карнарвон, затем его друг, миллионер Джордж Голд, за ними открывший главную камеру археолог Мейс, а следом нашел свою смерть промышленник Вульф, побывавший в гробнице всего лишь один раз. Рентгенолог Рит, разрезавший бинты мумии Тутанхамона, едва ступил на родную землю, как тут же перешел в мир иной. Короче говоря, в считанные годы умерли двадцать два человека, причем одни из них побывали в гробнице, другим довелось изучать находки из нее, и каждый раз смерть была быстротечной, а диагнозы самые разнообразные — от бубонной чумы до эмболии, то есть закупорки сосудов легких. Так вот, — все-таки в английском доктора Таха чувствовался еле уловимый южный акцент, и согласные он произносил слишком мягко, — в течение этого года мною накоплен огромный статистический материал по изучению сотрудников Музея египетских древностей в Каире, и в организме каждого из них я обнаружил грибок, провоцирующий лихорадку, а также сильнейшее воспаление дыхательных путей. То есть речь идет, — доктор внезапно сделал какое-то непонятное движение обеими руками, — об огромном скоплении болезнетворных агентов, и среди них печально известный Asperqillus Niqer, обитающий в мумиях, пирамидах, а также склепах, закрытых тысячелетиями от всего мира.

В воздухе повисла пауза, и было хорошо заметно, что сенсации не получилось — аудитория отреагировала слабо. Эка невидаль, еще четыре года тому назад врач госпиталя в Порт-Элизабет Джефри Ди обнаружил, что симптомы болезни, от которой скончался лорд Карнарвон, весьма напоминали пещерную лихорадку, давно уже известную медицине. Ее разносят микроскопические грибки, обитающие в организмах животных, чаще всего летучих мышей.

— Разрешите, доктор. — Молодая грудастая корреспондентка в водолазке, настолько обтягивающей, что явственно проступали соски, подняла руку. — Элис Кросби из «Каир обзовер». А как вы можете объяснить тот факт, что сам Картер называл гробницу Тутанхомона самым безопасным местом в мире и медики не обнаружили в ней ни одного микроорганизма, а кроме того, почему все жертвы так называемого проклятья фараона умирали по-разному — одни от укуса москита, у других же просто отказывало сердце? Причем же здесь ваша пещерная лихорадка?

— Хороший вопрос, — доктор Таха внезапно надрывно закашлялся и, наконец справившись с собой, посмотрел корреспондентке прямо на лежавший поверх прекрасных выпуклостей медальон, — да только кто теперь скажет наверняка, сорок лет спустя, были там микробы или нет? А что касаемо причин гибели каждой из жертв фараона, — Таха улыбнулся, снова при этом начав кашлять, — все эти загробные штучки отныне нам нестрашны, ибо вполне излечимы антибиотиками.

Духота в зале между тем сделалась непереносимой, вопросов больше ни у кого не было, и, ощутив, что конференцию пора заканчивать, доктор Таха кивнул черноволосой головой:

— Спасибо, господа.

Никто еще не знал, что через пару дней доктор Таха умрет. При вскрытии у него обнаружили эмболию.

— Прощай, лохматая. — Савельев похлопал «семерку» по крыше и за десять тысяч легко добрался до гостиницы «Чайка».

Незанятых номеров там было немерено, и, поселившись в однокомнатном люксе, Юрий Павлович первым делом пошел под душ. Мылся он долго, не церемонясь, изведя пол-упаковки жидкого мыла. Почувствовав, как все события дня стремительно отодвигаются куда-то в самый темный угол памяти, Савельев без промедления направился на кухню. Там он с ходу принял на грудь стакан «Черной смерти», закусил прямо из огромной жестяной банки испанскими оливками и, намазав зернистую на хлеб слоем толщиной с палец, принялся советоваться с самим собой относительно ужина. В конце концов все дело закончилось огромным куском ветчины, зажаренным с маринованным перцем в яйцах. Решив водки больше не пить, Юрий Павлович очистил вяленого леща, присосался к бутылке «Фалькона» и уселся в кресло перед телевизором.