Этих беспокойных и воинственных туземцев, в которых жил дух Сида и Дон-Кихота, предстояло римлянам обуздать и приучить к более мягким нравам. В военном отношении задача эта была нетрудна. Что испанцы не были такими противниками, которыми можно было пренебречь, они доказали не только в битвах за стенами своих городов или под предводительством Ганнибала, но и самостоятельно на полях сражений: своими короткими обоюдоострыми мечами, которые впоследствии были заимствованы у них римлянами, и своими грозными штурмовыми колоннами они нередко приводили в замешательство даже римские легионы. Если бы они были способны ввести у себя военную дисциплину и политическое единомыслие, они, может быть, были бы в состоянии избавиться от владычества иноземцев; но их храбрость была не столько солдатской неустрашимостью, сколько партизанской отвагой, и у них вовсе не было политического такта. Поэтому в Испании никогда дело не доходило ни до серьезной борьбы, ни до водворения внутреннего спокойствия, как впоследствии правильно укорял испанцев Цезарь; они никогда не желали быть спокойными в мирное время и мужественными в военное. Насколько легко было римскому полководцу справляться с толпами инсургентов, настолько же трудно было римскому государственному деятелю приискать надлежащие средства, чтобы утвердить в Испании внутреннее спокойствие и цивилизовать ее: так как единственное средство, которое могло бы привести к этой цели, — обширная латинская колонизация — было несогласно с общим направлением римской политики в ту эпоху, то римскому полководцу приходилось ограничиться одними паллиативными мерами. Территория, которая была приобретена римлянами во время войн с Ганнибалом, издавна распадалась на две части — на бывшие карфагенские владения, заключавшие в себе теперешние провинции Андалузию, Гренаду, Мурсию и Валенсию, и на земли вдоль Эбро, или теперешнюю Арагонию и Каталонию, где постоянно находилась во время последней войны главная квартира римской армии; из этих владений образовались две римские провинции — Дальняя и Ближняя Испания. Ту внутреннюю часть страны, которая приблизительно соответствовала современным обеим Кастилиям и которую римляне называли общим именем Кельтиберии, римское правительство старалось мало-помалу совершенно покорить, в то время как по отношению к жителям западных стран, а именно к жившим в теперешней Португалии и испанской Эстрамадуре лузитанцам, оно довольствовалось тем, чтобы не допускать их до вторжений в римские владения, а с племенами, жившими на северном побережье, с каллеканами, астурами и кантабрами, пока еще не вступало ни в какие сношения. Но без постоянной оккупационной армии не было возможности ни сохранить, ни упрочить за собою сделанных приобретений, так как начальник Ближней Испании должен был ежегодно усмирять кельтиберов, а начальник Дальней Испании — ежегодно отражать нападения лузитанцев. Поэтому было необходимо постоянно содержать в Испании римскую армию в составе четырех сильных легионов, или почти 40 тысяч человек; кроме того, очень часто приходилось созывать местные ополчения для усиления войск в занятых римлянами странах. Это было очень важно в двух отношениях: военное занятие края становится здесь впервые постоянным — по крайней мере, в столь широких размерах, а вследствие того становится постоянной и военная служба. Старинная римская система посылать войска только туда, куда их призывали временные требования военных действий, и кроме очень трудных и важных войн не держать призванных к службе людей под знаменами долее одного года оказалась несовместимой с желанием удержать в своей власти беспокойные, отдаленные и лежащие за морем испанские провинции; не было никакой возможности выводить оттуда войска и даже было опасно отпускать их в большом количестве. Римские граждане начали понимать, что владычество над другим народом мучительно не только для раба, но и для господина, и стали громко роптать на ненавистную военную службу в Испании. Когда новые главнокомандующие вполне обоснованно воспротивились замене целых корпусов новыми, солдаты стали бунтовать и грозить, что, если им не дадут увольнения, они возьмут его сами. Что же касается самих войн, которые велись в Испании римлянами, то они имели лишь второстепенное значение. Они начались еще с отъезда Сципиона и не прекращались в течение всей войны с Ганнибалом. После заключения мира с Карфагеном (553) [201 г.] борьба прекратилась и на полуострове, но лишь на короткое время. В 557 г. [197 г.] в обеих провинциях вспыхнуло всеобщее восстание; начальник Дальней Испании был поставлен в очень затруднительное положение, а начальник Ближней Испании был окончательно побежден и сам убит. Пришлось серьезно приняться за эту войну, и хотя способный претор Квинт Минуций устоял в первую минуту опасности, сенат все-таки решил в 559 г. [195 г.] отправить в Испанию самого консула Марка Катона. Действительно, когда Катон высадился в Эмпориях, вся Ближняя Испания уже оказалась наводненной инсургентами, а во власти римлян оставались только этот портовый город и несколько крепостей внутри страны. Дело дошло до сражения между инсургентами и консульской армией, в котором после упорной рукопашной борьбы победили в конце концов римское военное искусство и сбереженный резерв. Вслед за этим вся Ближняя Испания изъявила покорность, на которую, однако, никак нельзя было полагаться, так как восстание снова вспыхнуло, лишь только разнесся слух об отъезде консула в Рим. Этот слух оказался ложным. Катон быстро справился со вторично взбунтовавшимися общинами и продал все их население в рабство, затем он приказал разоружиться всем испанцам в Ближней провинции и разослать всем городам от Пиренеев до Гвадалквивира предписание снести в один и тот же день их стены. Никто не знал, как далеко простиралась та территория, к которой относилось это предписание, а договариваться не было времени; большая часть общин повиновалась, а из немногих, не исполнивших приказания, большая часть повиновалась приказанию лишь только под их стенами появлялась римская армия, не ожидая штурма. Эти энергичные меры конечно привели к прочным результатам. Тем не менее, почти ежегодно приходилось приводить в «мирной провинции» в покорность то жителей какой-нибудь горной долины, то какой-нибудь стоявший в горах замок, а непрерывные вторжения лузитанцев в Дальнюю провинцию иногда оканчивались для римлян тяжелыми поражениями; так, например, в 563 г. [191 г.] одна римская армия после тяжелых потерь была принуждена покинуть свой лагерь и спешно удалиться в более спокойные места. Только победа, одержанная над лузитанцами в 565 г. [189 г.] претором Луцием Эмилием Павлом ²⁰² , и вторая, еще более значительная победа, одержанная над ними в 569 г. [185 г.] по ту сторону Тахо храбрым претором Гаем Кальпурнием, доставили на некоторое время спокойствие. Владычество римлян над кельтиберскими племенами в Ближней Испании, бывшее до того времени почти только номинальным, было несколько упрочено Квинтом Фульвием Флакком, который после одержанной над ними в 573 г. [181 г.] большой победы привел в покорность по крайней мере самые ближние из округов, и в еще большей степени преемником Флакка Тиберием Гракхом (575, 576) [179, 178 гг.], который силою привел в покорность триста испанских поселений, но достиг еще более удовлетворительных успехов своим уменьем применяться к нравам этой простодушной и гордой нации. Он привлекал знатных кельтиберов на службу в римской армии и этим способом приобретал себе приверженцев; он раздавал бродячему люду земли и собирал его в города (испанский город Гракуррис был назван по имени этого римлянина), чем значительно ослабил привычку к бандитизму; он старался урегулировать отношения отдельных племен к Риму, заключая с ними справедливые и разумные договоры, чем по мере возможности устранял поводы для новых восстаний. Вспоминая о нем, испанцы благословляли его имя, и с тех пор в стране водворилось относительное спокойствие, хотя кельтиберы еще не раз содрогались под тяжестью римского ига.