В январе 1547 года умер Генрих VIII Английский, давний противник французского короля. Но это событие, способное в другое время и при других обстоятельствах развеселить их, на этот раз лишь напомнило королю о собственном возрасте — покойный был одних с ним лет.

«Через несколько дней Франциск I простудился, но это никого не взволновало. Однако с 11 февраля в течение трех дней кряду „он пережил приступы лихорадки“, и при дворе стали шептаться о неизлечимой болезни. Герцогиня д’Этамп была сражена…

Но король не чувствовал приближения смерти. Он ездил верхом, носился по лесам и даже при случае оказывал любезность горничной… 12 марта 1547 года в Рамбуйе ^[192] с ним случился четвертый приступ лихорадки. Он был в таком плохом состоянии, что посол Сен-Морис писал: „Болезнь зашла так далеко, что врачи не надеются на излечение“.

29 марта, когда Диана де Пуатье с трудом скрывала свою радость, он вызвал к своему изголовью наследника и сказал ему:

— Сын мой, я поручаю герцогиню д’Этамп вашей учтивости… Это — дама.

Потом добавил:

— Никогда не подчиняйтесь чужой воле, как я подчинялся ей.

Утром Франциск I, понимая, что умирает, приказал своей фаворитке покинуть его изголовье. Подле него должна была оставаться лишь его законная жена. Госпожа д’Этамп… срочно отбыла в Лимур ^[193].

Прошло еще два дня. Король тихо угасал. А в соседней комнате Диана и семейство Гизов, герцогов Лотарингских ждали воцарения Генриха II.

Утром 31 мая 1547 года раздались зловещие стоны.

— Ну вот, отходит наш любезник, — цинично промолвила Диана.

Так оно и было. Через несколько минут король Франции испустил дух» [194].

Смерть его породила немало загадок. У одного историка мы читали, что, согласно протоколу вскрытия, у короля были «язва желудка, испорченные почки и сгнившие внутренности, изъязвленная глотка и немного поврежденное легкое».

После этого родилась легенда о том, что Франциск был заражен «злой» болезнью красавицей Ферон, женой адвоката Жана Ферона. Эту странную легенду вполне серьезно озвучил историк Мезре, написав: «Доведенному до отчаяния оскорблением, которое придворные называют просто галантным похождением, Жану Ферону пришла в голову ужасная мысль — пойти в дурное место и заразиться там, чтобы заразить свою жену и таким образом отомстить человеку, отнявшему у него честь». Но Ги Бретон в качестве более убедительной приводит другую версию: «Франциск I подхватил неаполитанскую болезнь уже давно. Луиза Савойская, как внимательная мать, записала в своем дневнике 7 сентября 1512 года: „Мой сын заехал в Амбуаз по дороге в Гиень, а за три дня до этого у него проявилась болезнь в тайном месте“.

Но умер ли он от этой болезни?» [195].

Ссылаясь на исследования современных историков и доктора Кабанеса, Бретон уверял, что Франциск I скончался от туберкулезного свища. Впрочем, существует и еще один взгляд на это. «Два последних года правления короля прошли под знаком прогрессирующей болезни. Болезнь короля была давнего происхождения. Еще в 1538 году Мартен дю Бедле говорил о жизненно опасном „апостуме“, абсцессе, опухоли в животе. Вопреки старым взглядам, сейчас считают, что Франциск I страдал опухолью, которая ущемила мочеиспускательный канал и была, вероятно, осложнением перенесенного в молодости триппера… В конце 1546 года за три месяца до смерти Франциска I в Рамбуйе (приключившейся с ним 10 апреля 1547 года) врачи попытались справиться с увеличивающейся опухолью в животе. Это вмешательство на короткое время принесло облегчение, но в конечном счете только ускорило смерть короля» ^[196].

Глава 5 Генрих II и Диана де Пуатье, или менаж а труа ^[197]

На рассвете 25 июля 1547 года город Реймс, любимый город французских королей, ибо именно здесь на них возлагали корону, был разбужен радостным звоном колоколов, возвещавших о приближении нового государя. Для Генриха Валуа наступал долгожданный момент коронации, на которой помимо его супруги Екатерины, присутствовала и госпожа Диана де Пуатье, впервые за все прошедшие годы заняв публично почетное место, в то время как королева (правда, беременная на третьем месяце) была отправлена на отдаленную трибуну.

И хотя большинство прелатов были шокированы присутствием Дианы, никто из них не посмел говорить об этом вслух по той простой причине, что молодой кардинал Лотарингский, который должен был помазать нового короля на царство, был одним из вернейших союзников вдовы главного сенешала.

После этой достопамятной коронации Генрих, Диана и Екатерина обосновались в Фонтенбло ^[199].

С восшествием Генриха II начинается подлинный триумф Дианы де Пуатье. Звезда мадам д’Этамп закатилась навсегда. Однако несмотря на все ее страхи и опасения, никаких репрессий в отношении ее самой или ее друзей и фаворитов не последовало. Ее не предали (за уже известные нам неблаговидные деяния) суду, не стали унижать публично, не бросили в тюрьму, не осудили за ересь, даже не сожгли публично на костре.

Мадам д’Этамп, укрывшейся в замке Лимур, позволили даже беспрепятственно исповедовать свою религию, — столь вдохновлявший ее протестантизм.

Всего, чего она лишилась, помимо неограниченного влияния и власти, были драгоценности, мы помним, при каких обстоятельствах доставшиеся ей от мадам Шатобриан, а теперь в который раз возвращавшиеся короне — недорогая плата за спокойную жизнь.

Итак, Диана де Пуатье, «как подобает осторожной женщине, отнюдь не желала создавать опасный прецедент, жертвой которого могла стать когда-нибудь и она сама» [200].

А вскоре и ее законный супруг Жан де Бросс, много лет назад назначенный губернатором Бретани вместо господина Шатобриана, прибыл в Лимур, решив вновь заявить о своих супружеских правах и потребовать выплаты пенсиона, достойного мук ревности старого рогоносца, «который вот уже в течение последних пятнадцати лет бывшая фаворитка забывала ему высылать» ^[201].

Об истинном отношении Анны д’Этамп к супругу довольно ясно говорит следующая цитата из Брайтона. «Госпожа д’Этамп, пользовавшаяся особым покровительством короля Франциска и именно поэтому не снискавшая любви собственного супруга, ответила некоей вдове, приступившей к ней с причитаниями в надежде разжалобить ее своим горем: „Ах, милочка, сколь вы счастливы в своем положении, ведь не всякой дано овдоветь“, — настолько страстно она этого желала. Так думают многие, хотя и не все» ^[202].

Жан де Бросс вновь вступил в свои права супруга, о которых он помнил в течение двадцати лет, с нетерпением ожидая лишь случая их предъявить. В результате утратившей былое могущество фаворитке пришлось отдать своему законному супругу во владение земли и замки, подаренные ей королем: Шеврез, Дурдан и Лимур.

Как в свое время госпожа де Шатобриан, и Анна де Писле, бывшая долгое время всемогущей и всевластной герцогиней д’Этамп, была отправлена мужем в Бретань — мрачный замок Ардуин, «где ей суждено было оставаться в заточении восемнадцать лет»… без всякой надежды когда-нибудь увидеть Париж.