Пиджин здесь не изучают, его и так знают все. Это что-то вроде эсперанто, позволяющего жителям разных островов понимать друг друга, так как местных языков насчитывается более шестидесяти и все они сильно отличаются между собой. Мы дарим детям карту архипелага Соломон, где изображён их остров, и все тетради и карандаши, какие у нас есть, потому что правительственное судно уже несколько месяцев, как не приходит и у многих уже не на чем писать.

Наступил полдень. Теперь дождь, не дождь, пора выходить. Погода ещё ухудшилась, ливни из тяжёлых, низких тучь налетают один за другим, сильный ветер и хлещущий дождь уменьшают видимость до нескольких десятков метров.

— Ну что, выходим? — Нам нужно пройти 400 миль до Хониары. Если выйдем сегодня, к пятнице будем на месте.

— Конечно. Сколько мы уже здесь, погода всё время такая. Если даже задержимся на день, ничего не изменится.

В последний момент появляется Джерри. Он выходит из леса с последним подарком: гроздью зелёных кокосовых орехов. У них приятный, освежающий сок и желатинообразная, только что сформировавшаяся мякоть. Очень хороший подарок, он обеспечит нас свежими витаминами на много дней, но это также и очень объёмный подарок. Отделение для овощей в носовой каюте уже забито, уложены тендер, подвесной мотор и паруса, которые обычно хранились на палубе. В рундуках абсолютно нет места, и потом, мы заметили, что в такую жару, в закрытых рундуках, гниют даже кокосы.

— Пока привяжем их в кокпите, потом будет видно.

— Хорошо. Уже давно пора выходить.

— Хелло, хелло, хелло. — Двести полуголых человек кричат и машут руками нам вслед. Чарли стоит в первом ряду и машет правой рукой с видимой издалека повязкой. Мы лечили его от инфекции, после укола шипом ядовитой рыбы. Нарыв дошёл до самой кости, плоть превратилась в кровоточащую желтоватую массу. Мне стоило усилий, обработать этот гнойник. Лиззи отводила взгляд в сторону а сам Чарли с трудом держался, пока я осторожно удалял гной. Потом наполнил кратер мазью антибиотиком и сделал монументальную повязку.

— Не понимаю, почему она не заживает, я каждый день промывал её пресной водой. — говорит Чарли, когда я заканчиваю. Но в тропиках вода, и пресная и морская, кишат жизнью, микроорганизмами, которые при контакте с раной инфицируют её.

— Чтобы промывать рану, воду нужно кипятить, по крайней мере 10 минут, и каждый раз использовать новый бинт. Запомни, это очень важно. И, некоторое время, не ходи на рыбалку. Если намочишь её морской водой, снова воспалится.

Мы оставили ему пакет бинтов и половину последнего тюбика Ауромицина. Вечером Чарли вернулся вместе с женой и двумя старшими сыновьями, с корзиной полной фруктов. Папайя, бананы, лаймы и, вот чудо, два баклажана и, самое главное, один помидор, большая редкость в этих краях. Мне вспомнились наши рынки, где на прилавках вкусные, мясистые, сочные помидоры складывают горками. Помидор, который принёс Чарли, маленький и недозрелый, но мы церемонно съедаем его, каждому по половинке, перед ужином, чтобы лучше почувствовать вкус. После ужина мы собирались лечь спать, но дети, собравшиеся на мостках, с любопытством заглядывали в иллюминаторы. Больше всего их удивляла Лиззи, занимающаяся вязанием. Во время перехода из Сувы, мы потеряли пластиковый карман, в котором хранились рукоятки лебёдок закреплённых на мачте. Мы долго ломали голову, чем его заменить, пока Лиззи не придумала связать его на спицах из четырёхмиллиметровой верёвки и привязать к первой ступеньке на мачте.

— Можно запатентовать, и продавать. Карман для рукояток лебёдок, ручной работы, любого цвета, не наполняется водой!

Дети никогда не видели вязальных спиц и не могли понять, как из верёвочки получается такая вещь.

— Хелло! Хелло! — Прощания вызывают у нас меланхолию.

Хорошо бы научиться избегать их. Нужно бы расставаться так, как это делают эскимосы. Много лет назад, ещё ребёнком, я читала прекрасную книгу, которая называется «Страна длинных теней»: полярные эскимосы живут небольшими семейными группами, кочуя по пустынному побережью и паку, охотясь на тюленей, белых медведей и оленей карибу. Когда две семьи случайно встречаются, это большое событие. Они становятся лагерем и достают свои лучшие запасы. Несколько дней они вместе охотятся, веселятся и общаются, прерывая на время великое одиночество в ледяной пустыне. Но это не может длиться долго, потому, что дикие животные, источник их пищи, уходят, потревоженные присутствием множества людей, и наступает момент расставания. Они уходят глубокой ночью, тихо, чтобы не мучить себя и других расставанием.

Нужно делать акцент на встречах а не на расставаниях. Поэтому мы, с невозмутимым видом, готовим лодку к выходу, собираем верёвки, протягиваем верёвочки ветрового рулевого, поднимаем грот.

Лиззи, как всегда, спускается вниз, чтобы сделать запись в бортовой журнал.

Понедельник. 5 февраля 1990 г.

Утупуа — Хониара Покидаем залив Басилиск на Утупуа, где стояли 20 дней. Мы ожидали улучшения погоды и знакомились с обитателями острова.

Они так сильно отличаются от всех, кого нам доводилось встречать прежде.

Погода неспокойная, небо облачное, дождь. Ветер переменный, порывистый.

Неизвестно, как там, в открытом море. Подняли грот с двумя рифами. Под мотором направляемся к выходу, нет смысла ходить галсами по заливу.

Только вышли, как всё небо накрыла большая туча. Исчезла деревня, трухлявые деревянные мостки, с провожающими нас людьми, исчезли остров и залив, скрытые плотной завесой дождя и мы снова остались одни. В сильный ливень приходится идти вслепую, как в тумане, вести лодку по компасу, чтобы выйти к проходу в наружном коралловом барьере, который находится в двух милях по курсу 260°.

— Надеюсь он прекратится, а то придётся ложиться в дрейф.

Но, меньше чем через десять минут, ливень прекращается и долгожданное солнышко освещает проход и делает видимыми ограничивающие его мели. Под мотором, с большой осторожностью обходим полупогружённый коралловый выступ и входим в канал.

Ветер встречный, в тесном пространстве канала, волны неожиданно большие и крутые.

— Смотри какие волны.

— Это, наверное, течение вздувает океанскую волну.

Снаружи волны ещё больше. Нос лодки периодически зависает в воздухе, после чего падает вниз, врезаясь в воду и поднимая два огромных буруна, тонны воды катятся по палубе, стекая через фальшборт.

— Я дам полный газ, чтобы быстрее выйти отсюда. — Кричу я Лиззи.

Но и в открытом море, где уже нет течения, волны остаются большими. Пытаемся поднять геную, и нас мотает невыносимо.

Непонятно, отчего такое сильное волнение.

— Когда будешь готова, я лягу на курс. — чтобы слышать друг друга, приходится кричать изо всех сил.

— Постой. Держи носом к волне, очень сильно болтает, никак не смогу поднять её. — кричит Лиззи в ответ.

Мы в растерянности. Ветер не очень сильный. Пытаемся поднять тяжёлую геную и на гроте взяли всего один риф, надеясь, что большая парусность смягчит качку. Но как объяснить эти огромные волны в сочетании со слабым ветром? На самом же деле, объяснение очень простое. Там дальше, в море, штормит и ветер сейчас слабый из за дождя, принесшего неожиданное затишье. Объяснение простое, но нам в голову оно не приходит, иначе бы мы приняли другое решение — вернуться и укрыться в Утупуа.

Лиззи, цепляясь за всё, что попадётся под руку, наконец поднимает тяжёлую геную, пока я под мотором держу лодку носом против волны. Кокос, который мы съели перед выходом из канала, начинает шевелиться в желудке.

— Меня тошнит. — говорю я.

— Меня тоже. Хоть бы чуть-чуть усилился ветер, чтобы стабилизировать лодку. — отвечает Лиззи.

Ложимся на курс северо-запад, полный бейдевинд. Паруса трепыхаются и хлопают на каждой волне.

— Нужно заблокировать гик, а то их порвёт.

На погоне гика шкота, за запасную каретку закладываем дополнительную оттяжку и гик перестаёт летать над палубой. С генуей ничего нельзя поделать, и мы, смирились с постоянным хлопаньем. Мы специально заказали её тяжёлой, с тройными швами, чтобы выдерживала как раз такие ситуации. Подобных условий тогда мы и представить не могли, но, рано или поздно, что-то подобное всё равно должно было случиться.