Архиепископ Кельнский Филипп, герцог Бертольд Церинген и граф Филипп Фландрский в числе многих других оказались в плену у ломбардцев. В лагере немцев победители нашли богатую добычу: императорские штандарты, золото, серебро и украшения, оружие, коней. Это был триумф ломбардцев и сокрушительно-унизительное поражение императора — еще одно ниспосланное свыше свидетельство правоты папы Александра III и его сторонников.
Об императоре никто не знал ничего определенного — жив ли он, ранен или лежит среди павших на поле боя. Лишь спустя несколько дней Барбаросса появился в Павии, с радостью и вздохом облегчения встреченный своими.
В Милане же царил неописуемый восторг. Опять Господь явил зримое знамение: Фридрих, проклятый антихрист, разбит и изгнан, а мужественные борцы за свободу возвеличены беспримерной, триумфальной победой. Всевышний отдал им в руки сами знаки императорского достоинства — щит и копье, знамя и крест. Вместе с победной реляцией они отправили эти священные символы папе римскому Александру III, дабы показать всему христианскому миру, что идея свободы нашла свое воплощение и одержала триумфальную победу в нерасторжимом союзе ломбардцев с престолом Святого Петра.
Поскольку большая часть императорского войска не участвовала в битве при Леньяно, а в Павию продолжали прибывать обращенные в бегство на поле боя, оказалось, что потери немцев не столь уж и велики, а поражение не столь сокрушительно, как виделось поначалу. И все же Барбаросса не хотел больше браться за оружие, предпочтя пойти на сближение с давним противником, коего не сумел побороть силой, — с папой Александром III.
ПРИМИРЕНИЕ
Собравшиеся в Павии рыцари, уцелевшие на поле битвы, постепенно обретали обычную веру в себя и своего императора, чудесным образом спасшегося и явившегося, когда его уже считали погибшим. Однако все понимали, в каком отчаянном положении они находятся. Если Ломбардская лига соединенными силами предпримет марш на Павию, то спасти их может только чудо. С родины также приходили дурные вести. Говорили, будто Генрих Лев покушается на королевскую корону и никто не в силах помешать ему.
В резиденции императора непрерывно совещались. То и дело появлялись духовные князья, и чаще других архиепископ Магдебургский Вихман — единственный из немецких архиепископов, рукоположенный в сан законным папой римским, а не одним из императорских пап периода церковного раскола, благодаря чему его влияние в совете князей теперь заметно выросло. Прибыли ко двору и консулы из Кремоны, предлагавшие свои посреднические услуги. Появился и некий цистерцианский монах, присланный в Павию с секретной миссией. Когда же и руководители его ордена, святые отцы Гуго и Понтий, явились к императорскому двору и были сразу же приняты Фридрихом, стало ясно, что затевается что-то важное.
А император тем временем спорил со своими князьями, убеждавшими его в необходимости признать наконец Александра III законным папой. Поначалу Фридрих твердил одно и то же: как может он держать стремя попу, назвавшему императорское достоинство папским леном! Ему возражали, что нет иного пути, если он хочет спасти хотя бы остатки своего влияния в Италии. Надо честно и смело посмотреть правде в глаза: не Каликст, это беспомощное орудие имперской политики с позиции силы, но Александр, стойкий поборник идеи свободы церкви, является истинным наместником апостола Петра на земле. На это Фридрих отвечал, что уже дважды безрезультатно пытался примириться с ним, так на что же он может рассчитывать теперь, находясь в столь отчаянном положении? Но ведь, возражали ему, прежде он действовал неискренне, под натиском обстоятельств, ради тактического выигрыша. Уже давно мог быть заключен почетный мир с ломбардцами и установлено императорское правление над Центральной Италией, если бы император добровольно, а не принудительно, как теперь, расстался с иллюзией собственного суверенитета над церковью. Ему говорили, что одним только оружием не обеспечить власть в Италии. Идея одержала верх над силой: вера в независимую от светской власти церковь отвечает духу времени, и олицетворением ее служит стойкость Александра III. Однако и это еще не все: без баварских и саксонских войск, в поддержке которых Генрих Лев отказал, борьба не может быть продолжена, ибо Ломбардская лига сейчас сильна, как никогда. Даже в самой Германии крепнет убеждение, что император — еретик. Если он и дальше будет упорствовать, то и самые верные его сторонники столкнутся с необходимостью действовать сообразно голосу своей совести.
Помрачневший Фридрих испытующе осмотрел собравшихся. Они уже опасаются за свои приходы? «О себе вы радеете больше, чем об Империи», — огорченно сказал он, сознавая безнадежность собственного положения. Однако он понимал: если бы удалось провести с Александром секретные переговоры и заключить с ним соглашение за спиной ломбардцев, то никакая жертва не показалась бы чрезмерной. Такой сепаратный мир означал бы конец союза городов, ибо его единство рассыпалось бы под натиском нараставшего недоверия к папе как союзнику по борьбе. Но как заключить такой сепаратный мир? Александр никогда не пойдет на это.
Тут и появился упомянутый монах-цистерцианец, попросивший разрешения зачитать письмо, содержавшее некоторые соображения руководства его ордена относительно секретного соглашения императора с папой Александром. Кивнув в знак согласия и внимательно выслушав, Фридрих спросил, примет ли Александр эти условия. Монах этого не знал, однако сослался на авторов меморандума, Гуго и Понтия, лишь недавно побывавших у Александра в Ананьи и, возможно, располагавших точными сведениями.
Вскоре оба аббата прибыли в Павию и были уважительно встречены Фридрихом. Император понимал, что их орден сплачивает западный христианский мир, потрясаемый церковным расколом, так что их посреднические усилия представляли собой нечто большее, нежели простое выражение христианской любви. Аббаты заклинали императора во имя спасения собственной души нарушить дьявольскую Вюрцбургскую присягу, заранее обещая ему отпущение сего греха. Он должен прогнать от себя спесь и гордыню и склониться перед апостолическим князем Александром III, на коем лежит зримое Божие благословение. Благочестивый старец, уверяли они, не отвергнет императора, признавая, что Господь желает править миром посредством двух мечей — духовной власти, данной римскому первосвященнику, и светской власти государя. Теперь все зависело от того, сумеет ли Фридрих найти нужные слова для примирения, которого, как его уверяли, Александр желает от всего сердца. А как же ломбардцы, захочет ли папа и без них вести переговоры? Смиренно вздохнув, святые отцы ответили, что мудрость апостолического князя выше союзов и обещаний, и Фридрих их понял.
Тем временем в Ананьи, своей летней резиденции, Александр с нараставшим беспокойством ждал вестей от цистерцианцев. Не зашел ли он слишком далеко, заведя с Гуго и Понтием разговор о возможности примирения? Те двадцать лет, что пролегли между рейхстагом в Безансоне и днем Леньяно, годы, ознаменованные духоподъемной верой в торжество принципа свободы церкви и мрачным отчаянием, превратили гордого кардинала Роланда в обессилевшего старца Александра. Его земной путь близится к концу. Он преисполнен веры в свое божественное предназначение: только он и никто иной избран для завершения дела своих апостолических предшественников, трудившихся ради обеспечения свободы церкви. Кабы знать, что его жизнь, сплошная череда побед и поражений, радостей и страданий, прошла не зря. Прибудут ли послы от императора? С отъезда аббатов прошли недели, и вот уже четыре месяца отделяют от дня Леньяно, ставшего, как хотелось верить, поворотным моментом в затянувшейся борьбе. Однако опять может раздаться звон мечей, и так будет продолжаться до тех пор, пока не иссякнут силы немцев или пока не будет разбита Ломбардская лига, единственный оплот Александра.
Октябрь уже перевалил за середину, когда в Ананьи появились аббаты, сообщившие о чудесной перемене в умонастроении императора. Наконец-то он понял, что его борьба против истинного наместника апостола Петра на земле является смертным грехом, и уполномочил своих представителей вести с ним переговоры о мире. Архиепископы Филипп Кельнский, Вихман Магдебургский и Кристиан Майнцский, епископ Конрад Вормсский и протонотариус Ардуин прибыли в Тиволи и ждут, чтобы папа обеспечил им сопровождение.