Изменить стиль страницы

Роман «Мемуары Дьявола» демонстрирует и бесспорное драматическое дарование его автора. Он, во-первых, не чужд стремлению ввести в повествование собственно театральные приемы, во-вторых, что даже более важно, виртуозно создает фабульное напряжение, завершающееся всякий раз не только зрелищно эффективно, но и своего рода «катарсически». Динамика развития действия, умелое связывание воедино увлекательных коллизий, зримый облик персонажей, особенно — Дьявола, то и дело меняющего обличия и всякий раз предстающего перед Арманом в новом наряде и с новым выражением лица, разговаривающего на разных социальных диалектах. Здесь Сулье также прокладывает путь «социалистическому эпосу» Э. Сю, как именуют «Парижские тайны» многие литературоведы.

Однако стоит согласиться, что тем не менее «Мемуары Дьявола» остаются лишь «романом для народа», не превращаясь в «народный роман» («populiste»), где идеалы автора сугубо демократичны и выражают «народную точку зрения»[62]. Скорее они выражают «банальную истину» заурядного человека 19-го столетия, будь он барон или плотник, фиксируют его представления о добре и зле, нравственности и развращенности, не подвергая пересмотру эти категории, но давая понять, как далека современная действительность от идеала, как торжествует в ней порок, а добродетель терпит поражение. Сулье считает возможным предостеречь своего читателя, сгущая краски, однако никак не хочет отвратить его от добродетели, как полагали некоторые рецензенты, упрекая писателя за то, что в его сочинении невинность и чистота оказываются наказаны, а порок удачлив[63]. Секрет читательского успеха «Мемуаров Дьявола» — и в этой устойчивости и однозначности нравственных оценок.

«Мемуары Дьявола» вызвали целую эпидемию дьявольщины и во французской литературе, и за ее пределами. Романы, эссе, театральные постановки конца 1830—1840-х годов были наполнены реминисценциями из Сулье. Можно назвать среди подобных сочинений «Неизданную главу из Историй дьявола» (1837) Ж. Жанена, «Нескромные признания Люцифера, записанные под диктовку его секретарем» (1842) Жоржа-Мари Дернваля, водевиль Араго и Вермона «Мемуары дьявола» (1842), фантастическую драму «Дьявольский колокольчик» (1849) Буржуа и Гервиля и т. п. В год смерти Ф. Сулье в 1847 году в театре «Амбигю» с успехом играли «Сына Дьявола», пьесу Поля Феваля и Сент-Ива. Сам Сулье пишет в 1840—1845 годах романы в духе своего шедевра — «Общая исповедь», «Неведомые драмы», «Если бы молодость знала, если бы старость могла». Однако прежний триумф для писателя уже недостижим: интерес публики отныне обращен к новому кумиру — автору «Парижских тайн» (1842) Эжену Сю.

Может показаться, что Ф. Сулье, чей лучший роман так и не был переведен на русский язык, остался практически неизвестен в России XIX века. Однако это не так. Русскому читателю были знакомы и интересны некоторые другие романы писателя, переведенные в России: «Влюбленный лев» (см.: Отечественные записки. 1839. № 11), «Призрак любви» (см.: Отечественные записки. 1840. № 3), «Маргарита» (см. Отечественные записки. 1842. № 5), «Графиня де Монрион» (1860), «Кузнецы» (1862). Имя его неизменно появлялось в обзорах современной европейской литературы, которые регулярно писали русские критики от Надеждина до Белинского: О. Сенковский относил Ф. Сулье к «молодой словесности»[64] наряду с В. Гюго, А. Дюма, А. Виньи и О. Бальзаком; В. Г. Белинский — к «даровитым людям» современной французской литературы;[65] И. А. Гончаров — к «новой школе» романистов (см.: Обыкновенная история», ч. 2, гл. 3); А. А. Григорьев — к «ярким талантам», оставившим по себе память «хоть одной замечательной книгой»[66]. Наконец, вместе с Э. Сю, Ж. Санд, В. Гюго, через посредство широкой традиции «популярного романа», обращающегося к критико-патетическому описанию общественных нравов современного общества, Ф. Сулье оказал значительное влияние на Ф. М. Достоевского[67].

О том, что молодой Ф. М. Достоевский интересовался романами Ф. Сулье писал его бывший соученик, писатель Д. В. Григорович: «Он одно время пристрастился к романам Ф. Сулье, особенно восхищали его „Записки демона“» (то есть «Мемуары Дьявола». — Н. П.)[68]. По воспоминаниям доктора А. Е. Ризенкампфа, лечившего писателя и дружившего с ним, мы также убеждаемся, что русский романист увлекался не только творчеством Бальзака, Жорж Санд и В. Гюго, но и произведениями Э. Сувестра, Поля де Кока и Ф. Сулье, выделяя в романах последнего именно «Мемуары Дьявола»[69].

Имя автора «Мемуаров Дьявола» встречается в одной из заметок Ф. М. Достоевского[70], в его повести «Дядюшкин сон», однако суть состоит даже не в этих упоминаниях, а в истоках жанровой поэтики великого русского романиста. Так, по мнению М. М. Бахтина, творчески воспринимая и «высокую» и «массовую» модификации социального романа XIX в., Ф. М. Достоевский осваивает «карнавальную» традицию в ее сочетании с «авантюрным сюжетом и острой злободневной социальной тематикой» главным образом именно через Фредерика Сулье и Эжена Сю[71]. Следы чтения романов Ф. Сулье специалисты по творчеству Достоевского обнаруживают также в конкретных сюжетных перекличках — например, в «Братьях Карамазовых» (в главе «Черт. Кошмар Ивана Федоровича»)[72], однако тема эта пока не разработана. Между тем, интересным объектом будущего исследования мог бы стать сравнительный анализ художественного воплощения темы «дьявольщины», «бесовства» в жизни общества у Ф. Сулье и Ф. М. Достоевского, он позволил бы расширить наши представления как о творчестве каждого из этих писателей, так и о формах взаимодействия элитарной и массовой литературы, о взаимовлиянии романтизма и реализма, о взаимосвязях французского и русского романа XIX века. И это — один из самых сильных аргументов в пользу публикации перевода «Мемуаров Дьявола» в серии «Литературные памятники».

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ РОМАНА «МЕМУАРЫ ДЬЯВОЛА»

Том первый

Глава I. Франсуа-Арман де Луицци прибывает в родовой замок, чтобы подписать, подобно своим предкам, договор с Дьяволом в обмен на душу. Однако, поскольку барон не знает, что именно принесет ему счастье, Дьявол изъявляет готовность десять лет предоставлять душепродавцу знания о людях и обстоятельствах, дабы тот прояснил все-таки свой выбор. Оговаривается лишь одно условие: после каждой подсказки из волшебного кошелька будет изыматься монета, а вместе с ней сокращаться та или иная часть из десятилетнего срока, отпущенного герою для принятия окончательного решения.

Глава II. Луицци уезжает из замка и отправляется в Тулузу, чтобы оттуда проследовать в Париж. В доме торговца Дилуа он знакомится с госпожой Дилуа и решает добиться свидания с нею. Визит к маркизу дю Валю, которого Луицци не застает дома, разговор с его женой Люси, а также мужской голос, доносящийся из соседней комнаты, наводят героя на мысль, что у его знакомой есть любовник. Третий визит барон наносит госпоже Барне, жене своего нотариуса, и выясняет у нее подробности о чете Дилуа.

Глава III. Луицци отправляется на ночное свидание с Люси; странное состояние маркизы он принимает за любовную лихорадку. Герои отдаются страсти, однако Луицци чувствует некую тайну, скрывающуюся за любовным исступлением Люси.

Глава IV. Через несколько дней вечером Луицци отправляется к госпоже Дилуа, застает у нее молодого служащего Шарля, в котором подозревает ее любовника, решает добиться свидания для себя и уходит, чтобы вернуться позднее. Однако свидание проходит не так, как предполагал барон, он получает решительный отпор. На вечеринке Луицци неожиданно узнает, что Люси знает о его приключении с госпожой Дилуа. Луицци обращается к Дьяволу за разъяснениями.

вернуться

62

См.: Vareille J.-C. Op. cit. P. 14.

вернуться

63

См.: Revue de Paris. 1838. № 29. Avril. P. 348; Revue des Deux Mondes. 1847. T. IV. P. 138; Le siècle. 1842. 7 mars.

вернуться

64

Сенковский О. Указ. соч. С. 39.

вернуться

65

Белинский В. Г. Указ. соч. С. 74.

вернуться

66

Григорьев А. А. Знаменитые европейские писатели перед лицом русской критики // Время. 1861. № 3. С. 58.

вернуться

67

В работах, посвященных проблеме связи романистики Достоевского с французским романом XIX в., имя Ф. Сулье обычно не упоминается, теряется в тени Э. Сю, однако поэтика романа-фельетона, созданная в том числе и автором «Мемуаров Дьявола», бесспорно признается важным компонентом жанрового синтеза великого русского романиста (см., напр.: Arban D. Dostoievski par lui-même. P., 1963; Idem. Les années d’apprentissage de Fiodor Dostoievski. P., 1968). Приведем в связи с затронутой проблемой и мнение Б. А. Грифцова: «Преследование невинной жертвы, заговоры, измены, убийства, о которых торопливо рассказано введением бесчисленных случайностей, — это основной тип романа, почти безымянного, количественно необозримого, который законно игнорируют исследователи литературы и который всегда будет любимым чтением обывателя. ‹…› Нечто из этого бульварного романа — в уголовном интересе, в роковых встречах, в неожиданных наследствах, в подслушиваньях, в стремительном действии романов Достоевского» (Грифцов Б. А. Эстетический канон Достоевского // Вопросы литературы. 2005. № 2. С. 200).

вернуться

68

Григорович Д. В. Литературные воспоминания. М., 1961. С. 88.

вернуться

69

См.: Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 13 т. СПб., 1883. Т. 1: Биография, письма и заметки из записной книжки. С. 40—50.

вернуться

70

В «Приписке к статье Н. Н. Страхова „Нечто о Шиллере“» Ф. М. Достоевский говорит о вине отечественной критики (в том числе и В. Г. Белинского), высокомерно относящейся к Бальзаку, Виктору Гюго, Фредерику Сулье, Эжену Сю (см.: Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1979. Т. 19. С. 90).

вернуться

71

См.: Бахтин М. М. Проблемы творчества Достоевского. М. 1963. С. 160.

вернуться

72

См. примеч. к изд.: Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. … Т. 2. С. 518.