— Забываю я иной раз, что девка ты.

Она потом весь вечер украдкой глядела на себя и не узнавала… В зеркальце отражалось незнакомое ей лицо: худое, с острым подбородком, резкими скулами, морщинкой между тонкими бровями, с колючим взглядом исподлобья и жестко поджатыми губами. Эта незнакомая девка смотрела угрюмо и настороженно. Хотя, какая девка!.. Не было у ней ничего от девки.

Лесана убрала зеркальце глубоко в заплечник, переложив холстинами, и больше не доставала. Ей не понравилась та, которая в нем отражалась.

Тяжелые створки ворот медленно расходились в стороны.

Знакомый каменный двор. Столбы вдоль высоких мшистых стен, колодец… Северная башня, занозой вонзающаяся в светлое весеннее небо. Холодное нагромождение камня, гулкое эхо, мрачные провалы узких окон.

Лесана не видела все это три года. Но за столькое время тут ничто не изменилось. Даже показалось, будто и не было трех лет. Помстились. И снова она — юная выученица, и снова впереди все то, что уже… Даже голова закружилась! А потом вдруг попустило, и девушка с опозданием увидела, что на колодце новая деревянная крышка, сверкающая на солнце смолистой древесиной, что подновлено крыльцо и переложен всход в Башню целителей, что выученики, снующие по двору ей незнакомы и все они — гораздо младше.

Пожалуй, это-то и было самым удивительным. Послушники с любопытством оглядывались на въехавшую во двор незнакомую выученицу боевого мага. Сразу видно — из старших: лицо жесткое, в глазах ледяное спокойствие, такую ножом пырни, она и не вздрогнет…

Направляя лошадь через двор к конюшням, девушка смотрела по сторонам. Все казалось забытым и хорошо знакомым одновременно, близким и невыразимо далеким. Так бывает во снах, когда ты оказываешься там, где отродясь не бывал, но при этом знаешь, куда идти и, будто бы, уже видел все это, просто не помнишь — когда.

У конюшен было порядком народу: двое выучеников из молодших чистили лошадей, один чинил старую повозку, другой, обходя новоприбывших, тащил мешок с овсом.

Клесх уже спешился, когда Лесана обернулась и увидела, что у дверей одного из стойл стоит к ней спиной высокий мужчина в сером облачении колдуна: широкие плечи, в волосах проблескивает седина, движения выверенные, скупые.

Девушка тронула пятками свою кобылку, направляясь к нему, зная, чье лицо сейчас увидит, собираясь с духом и понимая, что не дрогнет, нет.

— Эй… — негромко позвала она.

Мужчина обернулся. Скуластое худое лицо. Темная щетина на подбородке и скулах. Тяжелый взгляд. Бледная кожа.

Обозналась.

Незнакомый ей молодой колдун поставил ногу в стремя, одним движением забросил себя на спину коню и сказал, проезжая мимо новоприбывшей:

— Поэйкай мне.

Она хмыкнула и заставила свою кобылицу слегка преступить с ноги на ногу, уступая дорогу. А не то бы чиркнули стремя о стремя.

Лесана спешилась, думая о том, что ей, видно, на роду написано не ладить с некромантами.

Впрочем, он уехал, а она тут же о нем позабыла. Были дела поважнее.

…Через пол-оборота, поднимаясь из мыльни, чистая, переодевшаяся с еще сырыми волосами девушка торопилась по коридору к наставнику. Он велел время попусту не терять — смыть с себя дорожную пыль и сразу идти к нему. Нэд и другие креффы ждали. Все старшие послушники — одногодки Лесаны — уже были опоясаны и разъехались в большинстве своем, кто куда. Ныне же станет ясно — опояшут ли выученицу Клесха. Получит она облачение боевого мага или так и запомнится здешним стенам считарем дур.

Девушка почти бежала по коридору, когда…

Он вышел ей навстречу. Один. И тоже, как видно спешил, потому что Нэд не любил ждать.

Гулко стучали каблуки сапог по каменному полу. В этом переходе всегда было мрачно. Тишина и холод крепости тут казались почти осязаемыми. Лишь подумаешь — сколько камня над тобою, вмиг не по себе становится.

Колдун торопился в мыльню. Спать хотелось… Но дернул же Встрешник Клесха возвратиться нынче утром — ни раньше, ни позже! Теперь сиди на совете, слушай кудахтанье и всеми силами сдерживайся, проглатывая зевоту.

Тускло горел чадящий факел. И в этом неверном мерцании навстречу Донатосу торопливо шагал молодой маг — высокий (правда, не сказать, что дюжий), а рожу впотьмах не особенно разглядишь да и не больно надо. Видать, кто-то из заезжих, остальные все примелькались уже…

Они бы так и разошлись в узком переходе, слегка посторонившись, чтобы не задеть друг друга плечами. Донатос бы и в лицо не заглянул. Но парень остановился, преграждая колдуну путь.

Крефф вскинулся, дивясь такой наглости, и в полумраке разглядел-таки боевика.

Лесана спокойно смотрела в лицо своему давнему обидчику.

Сколько раз она представляла как произойдет их встреча! Как мечтала голыми руками вырвать из него сердце, отомстить, отплатить! За поруганную юность, за болящую и по сей день рану в душе, за страшные ночи, когда она просыпалась в слезах. Как ей хотелось расквитаться с ним! Много чего все эти годы мерещилось, много о чем думалось, а теперь вот встретились, а в душе ни страха, ни ярости.

Она-то думала, он замрет. Не испугается, нет — чего ему ее бояться? Но хоть опешит. Вспомнит, что учинил над ней и, может, растеряется, смешается. Но он скользнул по ее лицу равнодушным взглядом и собирался уже пройти мимо…

В этот миг девушка поняла страшное: он забыл. За три долгих года просто забыл и о ней, и о том, что с ней сотворил. Ее непроходящий кошмар и пытка, для него оказались не стоящей памяти мелочью. Пока выученица обмирала от ужаса, тряслась, боялась, каждую ночь видела кошмары и захлебывалась от стыда и бессилия, он вообще не думал о случившемся! Ни единого дня. Сделал и вычеркнул из памяти. Отвел душу, выплеснул злобу, да с той поры более и не вспоминал. Зачем?

— Не узнаёшь? — негромко спросила Лесана.

Конечно, узнал. Теперь узнал.

— Мне к ногам пасть? — насмешливо поинтересовался Донатос.

— Можешь, — кивнула она.

— Дерзости, как я погляжу, в тебе не убавилось. Если и дерешься так же, как языком метёшь, Нэд будет доволен.

И он хотел ее оттолкнуть, чтобы идти дальше, но выученица Клесха внезапно удержала колдуна за плечо. Тонкие пальцы сомкнулись с такой силой, что показалось — могут раздробить ключицу, как стальные клещи. Синие глаза прожгли некроманта.

Донатос смотрел спокойно, без испуга, без насмешки. Ждал, что последует дальше. Девушка не двигалась. Колдун молчал, глядя ей в глаза.

— Как долго мы будем так стоять? — спокойно спросил он. — Пока я не умру от старости?

Лесана усмехнулась:

— Я не собираюсь тебя убивать. Ты ведь смерти не боишься.

Колдун дернул плечом, стряхивая с себя руку послушницы, и усмехнулся:

— Да ты никак мстить мне собралась.

Она покачала головой:

— Нет. Но я знаю, как сделать тебе больно.

Мужчина присвистнул:

— Ишь ты! Она знает… А я знаю, как сделать больно тебе. Опять померяемся?

И он повел бровью.

Странно, но именно от этого незатейливого движения, а даже не от его слов, забытый гнев всколыхнулся в груди девушки с новой силой. Он не сожалел. Ему не было стыдно. Он считал себя правым. И в поступке своем не видел ничего плохого.

Когда выученица поняла, что ее обида и боль для него — всего лишь бабская блажь и злопамятность — судьба колдуна была решена.

Клесх не разрешал разбрасываться Даром. Говорил, он у Лесаны излишне силен, а оттого, как всякое грозное оружие, не должен выниматься из ножен попусту. Но сейчас девушка не стала сдерживаться. Холодная Сила вскипела в ней, ринулась прочь.

Узкая ладонь уперлась в грудь некроманту. Под пальцами сверкнула ослепительно-белая вспышка, просачиваясь сквозь серую ткань одежды. Глаза некроманта распахнулись. Казалось, из зрачков вот-вот польется то же неистовое сияние, которое только что ворвалось в тело.

Донатос более не чувствовал прикосновения девушки. Не чувствовал усталости. Не чувствовал ничего. Потому что тело перестало подчиняться и слушаться. Осталась только слепая паника и разум человека, заключенного в камень. Ни вздохнуть, ни моргнуть, ни разжать губ…