Первых детей Пиппы постигла трагическая судьба: они были убиты львами. Вскоре она произвела на свет еще одно потомство. С этими детенышами я имела возможность общаться, пока они не достигли возраста семнадцати с половиной месяцев и не стали самостоятельными. К этому времени Пиппа уже порвала свою связь с ними и произвела на свет третье потомство, которое в возрасте всего тринадцати дней было истреблено гиеной. Четвертое потомство мы, можно сказать, выращивали с ней вместе до возраста четырнадцати месяцев. И тут Пиппа во время схватки сломала себе плечо. Ветеринары сделали все возможное, чтобы спасти ее, я пробыла с ней в ветеринарной больнице в Найроби восемнадцать дней, но, увы, она погибла от сердечной недостаточности. Мы похоронили ее вблизи нашего лагеря и сразу же начали разыскивать ее детей, на что нам потребовался целый месяц. Они были в прекрасном состоянии. Видимо, молодым гепардам удавалось добывать достаточно дичи, чтобы продержаться на ногах, хотя они с удовольствием принимали пищу от нас последующие три месяца. Когда дети Пиппы достигли половой зрелости и начали проявлять большой интерес к противоположному полу, мне с помощью фотоаппарата удалось заснять их любовные игры, которые до этого времена никому в мире, кажется, не удалось наблюдать. В 1971 году, к моему великому сожалению, мне пришлось покинуть заповедник Меру, поскольку мое соглашение с дирекцией парка по исследованию гепардов истекло. Я изложила историю Пиппы в двух книгах: «Пятнистый сфинкс» и «Пиппа бросает вызов». В них описаны повадки гепардов, обсуждаются причины их вырождения в естественных условиях и причины редких случаев их размножения в зоопарках. Я рассказала также в книге, как у гепардов и львов происходит регулирование размножения. Самки не подпускают к себе самцов, пока выхаживают своих детенышей, а это требует от них непрерывного труда — у гепардов на протяжении семнадцати с половиной месяцев и двадцати месяцев у львов. В то же время, когда Пиппа потеряла свое первое и третье потомство, она сейчас же стала искать самца.

Наблюдая семьи Эльсы и Пиппы, я поняла, что члены этих семей общаются друг с другом на больших расстояниях и могут предчувствовать наши намерения, даже находясь далеко от нас.

Джордж в 1961 году ушел из Департамента охоты и решил перевоспитать Боя, Гёрл и Угаса — трех львят, принимавших участие в фильме «Рожденная свободной». Его лагерь находился в двадцати километрах от моего, так как мы не могли расположить их ближе друг к другу из-за вражды между львами. Джорджа и моими гепардами.

Успешно вернув в естественные условия обитания Эльсу и Пиппу и увидев, как они успешно продолжают свой род, я хотела повторить такой же эксперимент с леопардами, которые пользуются славой самых опасных и самых умных из африканских животных. Леопарды — ночные, ловкие и неуловимые животные, — несомненно, трудны для изучения, но я не могла устоять против искушения сделать такую попытку. Поэтому, когда директор национальных парков Кении предложил мне двух маленьких леопардов, я тотчас же отправилась за ними в Найроби. Хорошо, что помощник Джорджа Тони Баксендейл через час последовал за мной. Поднимаясь вверх по склону, круто обрывающемуся к реке, я миновала поворот и вдруг увидела двух африканцев: взявшись за руки, они шли по самой середине дороги. Я сигналила им, но они не обратили на это никакого внимания, и в конце концов мне пришлось объезжать их. В этот момент тормоза отказали, лендровер занесло, он с силой ударился о дорожный столб и покатился вниз по крутому откосу.

Очнулась я на осколках стекла, машина лежала на середине откоса, а африканец, который ехал со мной, сидел рядом, держась за голову. Судя по положению машины, она, должно быть, летела кувырком вниз по склону. К нашему счастью, ее остановили кусты, не дав ей скатиться в реку. К моему великому облегчению, у африканца была только слегка порезана голова. Я же была покрыта большими синяками, а когда посмотрела на свою правую руку, то увидела сплошное месиво из крови и земли.

Я едва сдерживалась от боли, карабкаясь вверх по склону назад к дороге, и, дойдя до нее, потеряла сознание. Через некоторое время подъехал грузовик с африканцами. Среди пассажиров был местный вождь; он залил мою руку йодом, но я не почувствовала боли и поняла, что ранение очень серьезное. Потом мне помогли забраться в грузовик, но еще до того, как мы отправились в ближайшую амбулаторию, Тони Баксендейл догнал нас. Он помог мне пересесть в свою машину и попросил вождя побыть у места происшествия до появления полиции, которой предстояло расследовать этот инцидент.

Затем мы проехали сто тридцать километров до ближайшей больницы в Эмбу. Дорога была в выбоинах, машина все время подскакивала на ухабах, и боль от ран была невыносимой, к тому же я потеряла много крови. В больнице мне продезинфицировали и перевязали раны и снабдили обезболивающими средствами. Затем мы поехали в больницу в Найроби. Мы прибыли туда около полуночи, и мой друг хирург Джеральд Невилл немедленно оперировал меня, хотя в тот момент он мог только пересадить кожу с ноги на тыльную сторону руки. Мне сказали, что нужно ждать шесть месяцев, прежде чем можно будет начать приводить в порядок сухожилия и кости. У меня всегда была плохо развита левая рука, и потерять правую — мое главное орудие, — а с ней вместе в известной степени и свою независимость было ужасно. Вскоре до моего сознания дошло, что, если моя рука не будет полностью восстановлена, я никогда уже не смогу играть на пианино и рисовать в той манере, какую я люблю. Конечно, я очень огорчилась еще и потому, что мне пришлось отказаться от своего плана воспитания леопардов, во всяком случае в данный момент. Еще находясь в больнице, я научилась печатать левой рукой. Спустя шесть месяцев я полетела в Лондон, чтобы подвергнуться серьезной операции, которая, как я надеялась, сможет вернуть трудоспособность моей правой руке. Но хотя на протяжении ближайших лет было сделано еще пять операций, мне в конце концов пришлось примириться с мыслью о том, что я смогу пользоваться только большим пальцем и в ограниченных пределах указательным. Во время одной из операций медицинская сестра сказала мне, что в Лондоне в это время организована выставка, на которой демонстрируются мои рисунки с изображением представителей африканских племен. Как только мне разрешили выходить из больницы, я отправилась туда инкогнито и увидела, что на выставке очень много посетителей; их, очевидно, интересовали как оригинальные рисунки, так и репродукции, выполненные в натуральную величину. Затем я узнала от организатора этой экспозиции, что он получил разрешение от доверенных лиц музея в Найроби, которому к этому времени принадлежала моя коллекция рисунков, репродуцировать пятьдесят шесть портретов и продавать их во всех странах мира. Я была потрясена. Мне потребовалось больше шести лет, чтобы написать свыше 700 портретов, и за это я получила компенсацию, едва покрывавшую связанные с этим расходы. Теперь же, если бы я захотела включить в свою книгу несколько своих рисунков, я должна была платить кому-то за право пользования ими, а демонстрируемые здесь репродукции моих рисунков покупать так же, как покупают их остальные посетители. Единственное удовлетворение я получила от осознания того, что мои рисунки, по-видимому, пользуются популярностью. Доказательством этому послужило приглашение на чай, полученное мною от губернатора за несколько дней до празднования дня независимости; на празднике должны были присутствовать он сам и Джомо Кениата. Я не поверила своим глазам, когда увидела написанные мною портреты представителей разных племен, развешанные на стенах. Они были красиво оформлены и вставлены в рамы. Губернатор, который интересовался моими работами и давал мне ценные советы, когда я писала книгу «Народы Кении», подчеркнул важность этой коллекции. Для дома Правительства, который теперь должен был называться домом Государства, было отобрано триста лучших картин.

Уже не один год я присматривала дом, где мы с Джорджем могли бы поселиться, когда оба станем слишком стары для походной жизни. В конце концов я нашла такое место, которое, казалось, соответствовало всем нашим желаниям. Наше будущее владение находилось в провинции Рифт-Валли на озере Наиваша, в часе езды от национального парка Лейк-Накуру. К северу от озера Накуру раскинулся Национальный парк Абердэре, где горный массив Абердэре возвышается на 3000 метров над маленьким городком с тем же названием.