В этот самый миг дверь отворилась, и вошла... елка.

Она с трудом протиснулась лапами. Макушка качнулась, столовую заполнил запах смолы

и хвои.

Вслед за елкой возникла и Брунгильда Шнапс.

— Уфф! — выдохнула бравая фройляйн. — Я так и знала, что господа офицеры елкой не

озаботятся. Будут перекладывать друг на друга, а потом начнутся взаимные обвинения.

— Кажется, нас пытаются обидеть? — поинтересовался Франсуа у товарища младшего

лейтенанта.

— Понятия не имею, — ответил Вася. — Давай спросим у фройляйн Шнапс. Скажите,

Frau Leutnаnt, вы действительно пытались как-то задеть наши чувства?

— А получилось? — Брунгильда сощурила глаза.

— Не очень, — бессердечно ответил Вася.

А Франсуа воскликнул:

— Шарман!

— Несите ведро, растяжки, — приказала Зиночка. — Если уж вам не стыдно, что слабая

женщина притащила сюда целое дерево, так хоть помогите установить елку!

— Есть, мэм! — вскричал Хопкинс и козырнул.

Пока шла суета с елкой, Брунгильда подсела к майору Штюльпнагелю, и тот молча

протянул ей флягу:

— Угощайтесь, фройляйн.

— Данке. — Брунгильда вернула ему флягу.

— Нравится вам здесь? — неожиданно спросил майор.

— Очень! — искренне отозвалась она. — Отзывчивые товарищи, никто надо мной не

смеется… ну, что я падаю часто... Здесь есть с кем поговорить. Обсудить самолеты,

вообще — войны...

— Я всегда считал, что немецкая женщина — это валькирия, — сказал майор. — Если не

домохозяйка, конечно.

— Из домохозяек получаются прекрасные валькирии, — заверила его Брунгильда. — И не

только из немецких.

Майор Штюльпнагель, на удивление чисто, просвистел несколько тактов из «Полета

валькирии».

И тут перед взором собравшихся возникло довольно странное видение.

Они увидели капитана Хирату. На капитане красовался фартук, его голову покрывала

косынка, на лице — респиратор, в руках — швабра.

— Батюшки! — всплеснула руками бабушка Гарпина. — Никак газовая атака?.. Вишь,

супостаты!..

Хирата остановился в легкой растерянности. Видно было, что он немного смущен.

— Почему вы в респираторе, капитан? — Брунгильда с неожиданным тактом пришла к

нему на помощь. — Что случилось?

— Ничего... Я пришел помочь подготовиться к Новому году, — ответил Хирата.

— Пусть поможет мне крошить салат, — подала голос бабушка Гарпина, — если газовой

атаки нет.

— Я думал... — Хирата собрался с мыслями, снял респиратор и твердо произнес: — К

Новому году готовятся не так. В первую очередь нужно все прибрать и помыть.

— И выбросить из окна все старые рояли? — уточнил младший лейтенант. — Я в газетах

читал, что в Японии так делают. Избавляются перед Новым годом от разного хлама.

Желательно радикальным методом, то есть — через окно.

— Важно еще все отчистить, — сказал Хирата. — Стены, полы...

— А респиратор зачем? — не унималась бабушка Гарпина.

— Чтобы не пачкать снова, — объяснил капитан. — Если, например, вдруг чихнешь от

пыли...

— Как все сложно в Японии, — вздохнул Вася. — Уберите швабру, господин капитан.

Она вам сегодня не понадобится.

Хирата перевел взгляд на Зиночку, с нее — на Франсуа Лароша, снял фартук, косынку,

изящным и сильным жестом выбросил швабру в раскрытую дверь.

— Чуть не убили, сэр! — донесся голос Уилберфорса Гастингса, и флайт-лейтенант

появился в столовой.

В руках он держал большую коробку.

— Это что, старинный японский обычай — метать в сочельник швабры? —

поинтересовался Гастингс.

— Прошу прощения, — холодным тоном ответствовал Хирата. — Это вышло случайно.

— Понятно, — хладнокровно пожал плечами Гастингс и счел вопрос исчерпанным. — Я

принес пудинги. Новый год невозможен без пудингов.

Столовая наконец была украшена. Бабушка Гарпина принесла скатерти, расставила

тарелки. Праздник приближался.

Гастингс ревниво проводил глазами свои пудинги, которые были отнесены к самовару и

там положены рядом с огромным тортом «наполеон».

— Господа! — возгласил Штюльпнагель. Хлопнула пробка, шампанское вырвалось на

волю и вспенилось в лучших гусарских традициях.

— Не все собрались! — всполошился Хопкинс, бесцеремонно перебивая майора.

Штюльпнагель устремил на него убийственный взор. Но Билла Хопкинса, рожденного на

вольных просторах Соединенных Штатов, трудно было смутить одним лишь взором.

Даже если это яростный взор «Карлсона».

— А как же Горыныч? — настаивал Билл Хопкинс.

— Он огнедышащий дракон, если вы не забыли, — вполголоса заметил Ларош. — Боюсь,

дракон в нашу столовую не поместится.

— Мы приготовили для него особенную подушечку, — сообщил Вольф.

Зиночка всплеснула руками:

— Какая прелесть!

Господа офицеры действительно сшили подушку из плотной кожи. Ну, сшили как умели,

довольно ловко, кстати. Постелили ее на подоконнике.

— Го-ры-ныч! Го-ры-ныч! — грянула вся честная компания, и в раскрытом окне, удобно

уложив подбородок на кожаную подушку, возник Змей Горыныч собственной персоной.

— Только не давайте ему спиртное! — всполошился Штюльпнагель. — Подожжет и не

заметит!

— Глоточек-то шампанского можно? — примирительно произнесла Зиночка.

— Итак, все в сборе, — снова заговорил Штюльпнагель. — Друзья!.. — Его голос

дрогнул. Как всякий старый германский вояка, майор в душе был очень сентиментален. —

Мы впервые отмечаем этот праздник вместе. Это — наш первый Новый год! Сколько

всего позади! Альфа-тест! ЗБТ! Новые самолеты! Новые друзья!.. Хочу отметить, что мы

добились немалых успехов...

— Ну, завел, — прошептал Вася, глядя, как лопаются пузырьки в бокале.

— Каждый может высказаться! — заключил Штюльпнагель. Он высморкался и сел.

Встал Вася.

— Буду краток, — заговорил младший лейтенант. — На танке у меня, наверное, лучше

получалось... Здесь я падаю часто. Ну, не так уж часто, но...

— Садись уж! — махнул ему Герман Вольф. — Падает он часто... Лично я рад, что ты с

нами, Вася. Вот и все. И что все вы — тоже, — он обвел рукой весь стол.

Брунгильда вскочила, как будто ее подтолкнула пружина.

— Самолеты раскрыли перед девушками небо! — выпалила она. — И мы можем теперь на

равных с мужчинами летать, сражаться... узнавать новую технику! Вот за что я люблю

наш авиаторский сервер!

— Я с вами недавно, — заговорил Уилберфорс Гастингс, — но могу сказать, что получаю

большое удовольствие от такого приятного общества... Кстати, Ларош, не могли бы вы

мне еще налить? Как-то оно само успело выпиться, пока я слушал речи...

Франсуа Ларош встал и произнес:

— У меня есть мечта, господа. Я хочу полетать на триплане Фоккера. Предлагаю выпить

за новый опыт в новом году!

— Но какой смысл в этом триплане, когда есть более совершенные самолеты? —

сморщился Вольф.

— А мне любопытно! — отрезал Франсуа.

Горыныч деликатно откашлялся, наполнив помещение извивающимися искорками.

— Мои дорогие человекообразные друзья! — произнес змей. — Гхм. Я хотел сказать —

дорогие люди! Нет ничего дороже нашего летного братства. Помните это и дорожите им.

— Он уронил огромную слезу, сверкнувшую в свете разноцветных фонариков. — Да

здравствуют самолеты! Да здравствуют летчики!

Зазвенели бокалы.

Горыныч осторожно убрал голову из комнаты, и скоро в окнах вспыхнул ослепительный

огненный салют.

© А. Мартьянов. 29.12. 2012.

54. «Кудряшка» Снук

— Скажите, фройляйн Шнапс, как вы собираетесь праздновать Рождество? — спросил