Двое юношей и загадочный старичок приходили лицезреть Ниночку ещё три дня, потом юноши отпали и остался только старичок. Его одновременно восхищённый и тоскливый взгляд сопровождал девушку, пока она появлялась на аллее и проплывала мимо него к входу в институт. Этим же взглядом сопровождал он её и в конце рабочего дня, когда Ниночка уходила с работы домой. Так когда-то часами, заворожёно, не произнося ни слова, смотрел на божественную и неприступную Веру Холодную Александр Вертинский…

Длилось это тоскливо-восхищённое дежурство старца неделю, после чего он исчез. Но исчез, как оказалось, не по своей воле – его хватил инфаркт, не выдержало стареющее сердце. Трагичным оказался для него фасцинативный стресс от изумительной красоты Ниночки. Радость и восхищение бывают смертельными.

Старец был кинорежиссёром документальных фильмов Валерием Сафчуком. Творческой трагедией его жизни было опостылевшее ему создание документальных фильмов о сильных мира сего. А в тайниках души жила лучезарная мечта создать художественный фильм о прекрасной гречанке Елене, из-за которой древние греки Эллады десять лет сражались с Троей. Телефильм о Елене Троянской режиссёра Джона Харрисона его разочаровал, и ещё более – актриса, сыгравшая в нём Елену. «Не так, не так надо показать величие Елены Троянской!», – вскричал Валерий Сафчук и возмечтал создать о ней совсем другой сюжет и, конечно же, с другой актрисой. Мечта эта с годами не таяла, а, напротив, росла, и стимулятором её разрастания стала вера Сафчука в реинкарнацию, в вечную жизнь душ и переселение их в новые и новые тела, так что Елена Троянская могла быть в человеческом калейдоскопе душ-тел где угодно, в любой точке земного шара. Проходили одно за другим десятилетия, вышел Сафчук на пенсию, дожил до семидесяти пяти, а всё страстно верил в реинкарнацию и искал глазами Елену Прекрасную. И вот, когда случайно, без всякого интереса, включил телевизор и наткнулся на круглый стол о лженауке фасцинетике некоего Арбелина, пронзило его описание физиком Невпопадом магического воздействия на мужчин Ниночки Чернавиной, лаборантки института физики металлов. Пять минут – и академик падает перед ней на колени и лепечет о любви! Это же Елена Троянская, вот она долгожданная – реинкарнировалась через тысячи лет в Бурге! И когда он увидел её, златокудрую и синеокую, шествующую по аллее, словно богиня Афродита, защемило сердце от восторга и горькой боли: это она, она, живая и прекрасная Елена Троянская; но фильма с её участием ему уже никогда не создать.

И сердце не выдержало восторженно-грустной фасцинации – взорвалось.

***

Когда у Арбелина от усталости и пережитой встряски стали слипаться веки, раздался звонок Альфы. Условным кодом она коротко сказала:

– Надо.

По их шифровке это означало – надо встретиться и скорее.

– В десять. – ответил Арбелин, что означало «в двенадцать», решив, что до двенадцати отдохнёт и придёт в форму.

Альфа позвонила в дверь точно в двенадцать. К этому времени она продумала свой проект во всех деталях.

– Что-то стряслось? – обеспокоенно спросил Арбелин.

– Стряслось, – улыбнулась Альфа, – и сотряслось. Вот тут. – она постучала костяшкой по голове.

– Значит что-то интересное. Рассказывай.

– До утра не могла заснуть. Круглый стол прокручивался в башке. Юлиан Юрьевич, хотите ругайте, хотите смейтесь, но я приняла вот какое решение и прошу Вас его утвердить. Я буду писать историю фасцинетики.

Арбелин был ошарашен:

– Историю фасцинетики?! Не рано ли? – только так и смог он отреагировать на столь неожиданную идею Альфы.

– Не рано, Юлиан Юрьевич. Надо уже начинать и вписать этих охлопусов как отдельную страницу в историю фасцинетики. История любой науки – это же и борьба вот с такими идиотами. Разве не так? Разве есть хоть одна наука, избежавшая нападок охлопусов?

О небеса! Какую мудрую девчушку послали вы мне. Нечем ей возразить, права она. Арбелин растроганно смотрел на Альфу.

– Разрешаете? – растерянно прервала Альфа его молчание.

– Решение мудрое. Раз есть наука – нужна будет и её история. Ты умница.

– Но это не всё. – зарделась Альфа.

Арбелин удивлённо посмотрел на неё.

– Раз история, а историю фасцинетики делаете Вы, Юлиан Юрьевич, значит придётся мне вписывать в неё и Вас.

И тут она была права и нечего было возразить.

– Как ты себе это представляешь? Писать мою биографию? – сощурил он иронично глаза. – Но я ведь, голубушка, ещё жив. Да и биография штука беспощадная, жутко опасная.

– Я одолею. Так надо.

И снова Арбелин смотрел и молчал. Не знала девчонка, на что шла, покушаясь на самое трудное, что только можно придумать. Но не буду её пугать, всё равно уже не свернёт, решил Арбелин.

Он нежно улыбнулся, взяв её руки в свои ладони.

– Только давай договоримся об одном условии. Из моей невообразимой биографии брать только то, что касается фасцинетики. И непременно под знаком весёлости и иронии. Не люблю в биографиях занудства и умничания.

– Повинуюсь. И всё буду записывать только с Вашего одобрения.

– С биографиями вообще-то шутки плохи, Альфуша. Берегись. Фрейд все попытки писать его биографию пресекал на корню. Даже Цвейга выгнал. Не может быть правдивой биографии. Ложь или отсебятина получается. Вот как ты представляешь вписать в мою биографию, предположим, клопов, если они начнут меня поедом есть и отвлекать от исследований?

Арбелин хитро прищурил глаза, ожидая, что скажет чистенькая, отменно гигиеничная девушка.

– Откуда же у Вас могут быть клопы?! – удивленно взметнула ресницы Альфа.

– Позавчера обнаружил на дверях подъезда объявление «Надёжно выводим клопов». Значит у нас в городе клопы появились. На планете сейчас нашествие клопов. Тараканы почти исчезают, клопы плодятся. В гостиницах Нью-Йорка, Лондона, Москвы – всюду. Видимо и до Бурга добрались, коль объявления расклеивают. Причём клопы какие-то рыжие, мутанты, совершенно настырные. Из Средней Азии, должно быть, привезли гастарбайтеры. Попрубуй-ка таких вывести. Боюсь их. В детстве в деревне поедом ели. На ваших подъездах нет таких объявлений?

– Не видела. Посмотрю сегодня же. Ужас какой.

– Ужас ужасом, а биография биографией. Биограф Льва Толстого врач Маковицкий написал в воспоминаниях, что снял с тела умирающего Толстого в доме начальника станции Астапово двух клопов. Вот такой факт биографии гения. А вообще в яснополянской усадьбе было видимо-невидимо всякой живности: мыши бегали, тараканов не могли вывести, ну и клопов – полчища. Знаешь, как Толстой от клопов спасался?

– Как?

– Он кровать летом выносил на ночь в сад. Дома заедали.

– А в саду же комары, Юлиан Юльевич.

– Ну, значит, комары были меньшим злом. Видишь, какие биографические подробности. Кстати, вот тебе пример фасцинации на службе охраны от кровососов. Зоологи изобрели ловушку для комаров. Принцип действия простейший: в ёмкость помещают нечто, содержащее запах человеческого пота и других ингредиентов кожи, сигнал привлекающей фасцинации, обещающей комару лакомство. Залетает комар в ёмкость, а обратно хода нет, фасцинирующая ловушка. Остроумное изобретение. Но тем же способом ведь можно ведь и клопов уничтожать! Надо только создать для них чарующий сигнал, то, что они улавливают своими рецепторами, когда вычисляют, где лакомство, где человечья кровь. Скорее всего, тоже запах особого рода. Запахи – наидревнейшие сигналы фасцинации в живом мире, как услаждающие, так и отпугивающие. Даже коммуникация растений на продуцировании и улавливании запахов заквашена эволюцией.

– Обещаю о клопах не писать. – засмеялась Альфа.

– Я клопов привёл как метафору. Много всяких тараканов в моей биографии. Так что будем отсекать ерунду, оставим забавности. Я их тебе целый ворох соберу. Веселее будет читателю.

Арбелин вспомнил про сон, и про то, как он размышлял, рассказывать ли о нём ребятам или промолчать. Теперь, когда Альфа взялась за историю и биографию, сама собой напрашивалась мысль поведать ей о столь необычайном сне.