– Но разве не подлость обсуждать Ваше открытие без Вас?

– Конечно низость. Но им некогда было об этом думать, понесло их, сфасцинировал их ведущий, схлестнув с астрологией и колдунами, заузил сознание. Захваченность же ослепляет человека. Даже гениев.

Денис, внимательно слушавший оправдывающие доводы Арбелина, проговорил весело:

– А я от физика просто тащился. Как он всех их тряханул!

– Физик – это ошибка охлопика Вьюгина. И ещё биолог. Он их хотел вписать в свой сценарий, а они непредсказуемыми оказались. Физик их раздраконил на достоверности феномена, вытащив на обсуждение очаровательнейшую фасцинацию – лаборантку Ниночку. Я с физиком непременно увижусь. И попрошу с Ниночкой познакомить. Очень хочу попасть под её колдовские чары.

Альфа надула губки:

– Любите Вы, Юлиан Юрьевич, очаровательных красоток…

– Ого-го, ещё как! Но не всех. У меня половой отбор. Только каллипиги-статуэтки. Ни одной не пропущу! Всех препарирую. Профессия, Альфочка, такая у меня, фасцинетик я. И ты такой же станешь.

– Вы и меня препарировали? – Альфа засмеялась, озорно сверкнув глазами.

– В одно мгновение, в долю секунды, как только переступила порог. И занёс в высший разряд пирамиды женской фасцинации. Там, где у меня Мерилин Монро и потрясающая Кэтрин Зета-Джонс. Люблю её. Так бы и женился на такой.

– Но я же хромая!

– Ерунда. Это тебе даже идёт… шарма добавляет.

– Что же, мне значит хромой и оставаться?!

– Прости старика, Альфочка! Не надо оставаться. Но хромота-то тебя вовсе не портит, это я хотел сказать…

– Альфа, когда на тебя смотришь, никакой хромоты не замечаешь. –подтвердил Денис.

– Вот! Поняла? Точнее не скажешь. – подхватил Арбелин.

– Ладно, успокоили. А как быть с Гаргалиным? Он же провалился. Он наверняка в гневе на журналиста и физика. И отписку в Москву в таком варианте не даст. Уволят по профнепригодности. А Вы всех готовы простить.

– Верное замечание. Но прощаю я не всех. Когда явный злой умысел, я записываю человека в специальный список своих врагов для отмщения.

– И я хотела бы этим охлопусам отомстить. Возьмите меня в соучастники. –горячо прибавила Альфа.

– И меня тоже. – вставил Денис.

– И отомстим. – Арбелин рассмеялся: – Отомстим фасцинацией. Покажем им, какая она бывает. Надо придумать такую яркую, небывалую массовую фасцинацию, от которой у горожан крыша поедет и которую невозможно игнорировать. Как научный факт.

– Как здорово! Вы уже придумали?

– Думаю, Альфа, думаю. Мне Гаргалин разрешил произвести эксперимент и свести город с ума, надо заказ исполнить. Придумаю. А пока надо сообразить что-нибудь пробное, экспериментальное. Вроде торта и пингвинчика. Но покрепче.

Было уже поздно, заговорились, не заметили, что уже полночь.

– На сегодня хватит, – потёр лоб Арбелин. – Давайте отдыхать. Утро вечера мудренее.

Ребята уехали, а Арбелин ещё долго не мог успокоиться, всё прокручивал в памяти круглый стол. Заснул под утро.

Часть двенадцатая

САТУРНАЛИИ РИМА, ЕЛЕНА ТРОЯНСКАЯ И СЛЕЖКА ФСБ

***

И приснился Арбелину странный сон. И сон этот был вещий.

Природа сновидений не разгадана и по сей день. Какие таинственные нейронные процессы происходят в мозгу заснувшего, откуда в нём возникают эти фантастические калейдоскопы картин и лиц, замысловатых сюжетов и ужасов, воспоминаний из давно забытого и заглядывания в будущее вещими и пророческими предсказаниями – всё это науке пока неведомо. И формула Сеченова о снах как небывалых комбинациях былых впечатлений всего лишь указывает путь к разгадке, но не открывает двери в скрытый в глубинах мозга фантастический мир. Сны никогда не занимаются пустяками, говорил Фрейд. А чем же они непустячным занимаются?

Под воздействием ли трудной беседы с Гаргалиным, пошлых ли и анекдотических нюансов круглого стола или накопленного за последний месяц опыта фасцинирующих изобретений академии, мозг Арбелина выплеснул сон столь невероятной и, в то же время, переживаемой им чуть ли не как реальная фантасмагория, что как он ни сопротивлялся ему, никак не мог от него отлипнуть, пока психика не была буквально взорвана финальной парадоксально-шокирующей сценой.

Сон этот соединял сразу две загадочные ипостаси: он был эйдетический, воспроизводящий конкретных лиц, в точности повторяя их облик и движения, и одновременно галлюциногенный, выводящий всё происходящее в такую живую реальность, будто Арбелин в неё погружен вот тут, здесь и сейчас. За свою жизнь такого вида сны возникали в его подсознании всего раз десять, не больше, и они настолько впаялись в его память, что он мог воспроизвести, пересказать их в любую минуту, почти не теряя деталей. Не все они заканчивались чем-нибудь ужасным. В аспирантскую пору видел он галлюциногенный сон весёлый, в виде последовательной серии сюжетных кинофильмов, в которых действующими лицами были он, Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Был сон настолько галлюциногенного воплощения, что Маркс и Энгельс были буквально как живые, разговаривали, шутили, смеялись, общаясь с ним, молодым их учеником, которого они возлюбили. Сон этот был приятен, он проистекал из работы над главой диссертации, в которой аспирант Арбелин анализировал их взгляды на общение. Не удовлетворенный существующими переводами с немецкого на русский их выдающегося произведения под названием «Немецкая идеология», дерзкий аспирант вознамерился при плохом знании немецого языка перевести первую, самую нужную ему часть этого труда, где основоположники анализировали категорию Verkehr, с помощью словаря. И настолько захвачен был переводом и постижением сути этой категории, что отваливался ко сну под утро в изнеможении. А отвалившись ко сну, переходил во власть галлюциногенной виртуальности, в кинофильм, в котором Маркс и Энгельс обсуждали с ним нюансы Verkehr, подсказывали, спорили, шутили. И тут же, в кабинете Маркса или на веранде в саду, появлялись дочери Маркса, одна из них, прелестная Элеонора, волновала Арбелина, основоположники с улыбкой фиксировали его влюбленность, а Энгельс не уставал подшучивать над ним и советовал на Элеоноре не жениться, она-де взбалмошная и сведёт его с ума. А Маркс как-то очень серьёзно, наморщив могучий свой лоб, произнёс: «Мы с Фридрихом кое-что упустили при анализе Ve r kehr, великое изобретение человека разумного – интердиктивность, его способность сказать себе «Нет!», запретить сползание в потребительский и духовный маразм. Займись этим, нам уже некогда, мы диктатурой пролетариата занялись» .Сон был чудесен, Арбелин рассказал его своему научному руководителю, а его жена, психиатр, настолько сном была очарована, что попросила разрешения его записать и использовать как пример в своих сноведческих изысканиях.

Сон, который увидел Арбелин этой ночью, был столь же красочен и галлюциногенно-реалистичен, но он был далеко не весёлый, хоть и карнавальный.

Уже внезапное впечатляющее начало сна зацепило Арбелина шоком – он увидел толпы обнаженных и полуобнаженных людей, причём почти всех толстых, распевающих песни и спешащих по улицам к видневшемуся вдали огромному зданию, в котором секунду спустя узнал Колизей, но Колизей был не разрушенный теперешний, а тот, из глубин веков, величественный и великолепный. Ещё пару секунд спустя Арбелин слился с толпой, стал её молекулой и участником раскручивающегося действа. Присмотревшись, он был поражен видом людей, с восклицаниями и песнями шествующими к Колизею: кто шагом, а кто бегом. Все они были вымазаны глиной и нечистотами, на шеях у всех висели фигурки-амулеты в виде миниатюрных фаллосов, у многих болтались прицепленные к поясу искусственные фаллосы или вырезанные из животных гениталии, шагах в десяти от него на носилках обнаженные негры несли огромный метра в три высотой фаллос, непонятно из какого материала вылепленный, но не тяжёлый, потому что несли его всего четверо и почти бегом. Арбелин прислушался к песенному гаму, начал различать слова и фразы, и шок возрос – всё произносимое было в высшей степени похабным и матерным, причем произносилось со страстью и восторгом. Да это же римские сатурналии, пронзило Арбелина, он попал на праздник древнеримского Бога Сатурна! Но почему же все толстые, неужто в Древнем Риме человечество тоже ожирело, пронеслось в мозгу и тут же пропало, уступив место лицезрению выбежавшей из проулка стайки девушек, обнажённых и столь же невероятно разукрашенных и похабно кричащих в адрес мужчин оскорбительные непристойности, что вызвало их ответный гомерических хохот и мат. Но что это? Не переставал дивиться Арбелин: прислонив одну из белокожих женщин к стене, некий огромный эфиоп, явно раб, совершал с ней половой акт и она не только не сопротивлялась, а с визгом ему помогала.