Может быть, это ее башня из слоновой кости? Место, где Гай хотел ее запрятать навсегда?

«Моя жена — моя!» — эти слова, свидетельствовавшие о неистовом желании самоутверждения, власти и обладания, выскользнули из прошлого и с такой яростью впились в ее чувства, что, казалось, Гай стоит рядом с ней. Он произнес их в день, когда они поженились и когда он в первый раз взял на руки свою жену.

— Мой сын не виновен в том ужасном преступлении, которое ты ему приписываешь, Марни, — нарушил Роберто установившееся напряженное молчание.

Она вся подобралась.

— Вы не знаете, о чем говорите, — холодно отрезала она.

Роберто покачал своей белой головой и обеими руками оперся о свою элегантную трость.

— Может быть, я и стар, дорогая, — сдержанно проговорил он, — но не дряхл. И я еще в состоянии сам разобраться в том, что мне хочется выяснить.

«Каков отец, таков и сын», — с горечью подумала она. Конечно, Роберто не оставил бы камня на камне от того, что ему мешало разобраться, почему таким драматическим образом развалился брак его сына. Роберто ушел из бизнеса потому, что устал от постоянной борьбы за власть, а вовсе не потому, что не мог больше побеждать в этой борьбе.

— На том роковом празднестве, — продолжал он печально, — было много людей, которые излагали события так, как они их хотели видеть. Не очень хорошие люди, — признал он, обратив внимание на несчастный вид Марни, — но тем не менее хорошо осведомленные.

— Тогда вы знаете правду, — отрезала она, отвернулась и невидящим взглядом уставилась в окно. В лучах солнца волосы на фоне ее бледного лица казались ярким пламенем. — Я бы предпочла, чтобы вы не знали этого, Роберто, — уныло добавила она.

— Как я уже говорил, — продолжал он, игнорируя ее слова, — это были нехорошие люди. Они не считались с чувствами престарелого человека в своем желании удовлетворить его любопытство. Но, — продолжал он, — поверь мне, Марни, зная твое отношение к этому, я не могу не задать себе вопрос: зачем ты связываешь себя узами с человеком, который, как ты считаешь, так бессердечно обошелся с тобой? Вот почему я привел тебя сюда, — добавил он, прежде чем она смогла ответить. — Я не знаю, как поступить, чтобы между тобой и моим сыном не разразилась буря, и я не могу... я не позволю, чтобы это опять произошло!

— Роберто! — она вздохнула и нетерпеливо повернулась к нему. — Вы не можете...

— Мой сын, Марни, использует твоего брата и деликатное положение его жены, чтобы принудить тебя опять выйти за него замуж, — он поднял руку, прося ее помолчать, когда она попыталась прервать его. — Не стоит отрицать это, — заявил он. — Я видел правду в твоих глазах, когда задавал тебе вопросы еще тогда, в моем кабинете. Ты только подтвердила мои первоначальные подозрения и то, что мне удалось разузнать. Но, уверившись в них, я понял, что мне надо действовать. Так же, как я не могу позволить Гаю поступить подобным образом с тобой, я не могу позволить, чтобы ты продолжала верить лжи, которую очень умело инсценировали для тебя злые и умирающие от скуки люди, считающие, что вдоволь повеселиться можно, только принеся в жертву чье-то счастье!

— Но это безумие! — воскликнула Марни, пытаясь собраться с силами.

Она вдруг начала понимать, что Роберто знает, о чем говорит. Она видела это по жесткому блеску его глаз. Он был похож в этот момент на Роберто тех времен, когда еще не передал все бразды правления сыну, — на хищника, не знающего пощады.

— Мы с Гаем женимся, потому что считаем, что все еще любим друг друга! — настаивала она, и ей казалось странным, что эта ложь не кажется ей ложью. — Прошлое — позади! Мы решили отбросить его. Вот и все, Роберто!

— А мучившая вас четыре года ложь так и останется между вами? — многозначительно остановил он ее. — Можно мне сесть?

— О боже! Конечно! — она засуетилась вокруг него, как только поняла, что он уже очень долго стоит на своей больной ноге. Она метнулась в другой конец комнаты и принесла ему стул, потом помогла ему сесть.

— О, вот так гораздо лучше, вздохнул он, потом хлопнул себя по больной ноге. — Ты и не представляешь, как я ненавижу эту немощь! — пожаловался он. — Мне иногда хочется стукнуть себя побольнее кулаком.

— Что вы сейчас и продемонстрировали, — сказала она, улыбаясь и поддразнивая его. — Бедная ваша нога!

Роберто оживился, потом засмеялся, и напряженность, витавшая между ними, куда-то исчезла. Но только на мгновение. Роберто схватил ее за руку, когда Марни попыталась отойти от него. Он держал ее очень крепко.

— Я привел тебя сюда, Марни, в надежде на то, что, увидев это прекрасное место, ты смягчишь свое сердце и выслушаешь историю, которую я хочу тебе рассказать. Хорошо? — он слегка тряхнул ее руку, как бы в подтверждение просьбы. — Ты выслушаешь то, что я должен сказать?

— О, Роберто, — она вздохнула и высвободила руку. — Почему бы вам не оставить все как есть?

— Потому что так это оставаться не должно! — воскликнул он. — Только не сейчас, когда вы с Гаем собираетесь опять вступить на дорогу, ведущую к пропасти! Правде надо посмотреть в глаза, Марни. А правда заключается в том, что Гай был настолько пьян в тот вечер, когда ты застала его с другой женщиной, что даже и понятия не имел, что она была с ним!

— О боже, Роберто, прекратите это, — закричала она и сморщилась от пронзившей ее боли: ужасная сцена вновь стояла перед глазами.

— Они видели, как ты пришла, — продолжал он, не обращая на нее внимания. — Фаулер и Антея Коул. Они подстроили для тебя ту отвратительную сцену в спальне. Фаулер ненавидел тебя, потому что ты отвергла его предложение. А Антея ненавидела тебя, потому что ты увела ее любовника! Им хотелось видеть твой ад.

«И им это удалось», — подумала Марни и отвернулась от Роберто, который, казалось, так и пронизывал ее своим открытым взглядом.

— Довольно, — прошептала она, в глазах ее застыла боль. — Говоря все эти вещи, вы представляете Гая слепцом и доверчивым дураком. А мне кажется, ему бы это не понравилось.

— Именно так, — холодно, язвительно и протяжно произнес кто-то.

10

Марни резко повернулась и увидела стоявшего в дверях Гая. Он был так взбешен, что, казалось, переполнявший его гнев вырывался из него и заполнял собой всю студию.

Роберто что-то пробормотал. Потом воцарилось гнетущее молчание. Атмосфера накалилась до предела. Гай переводил гневный взгляд с одного на другого, потом наконец остановил его на белом, как полотно, лице Марни.

— Папа, оставь нас, пожалуйста, сказал он и резко отошел от двери.

Роберто, с трудом поднявшись со стула, ни слова не говоря, заковылял к выходу.

Он остановился, когда поравнялся с сыном.

— Она имеет право знать правду! — хриплым голосом сказал он. — Оба вы ведете себя как страусы. Но от правды не спрячешься, засунув голову в песок.

— Я просил тебя в это не вмешиваться, — резко сказал Гай. — Как я мог думать, что ты мне доверяешь!

— Доверяю, сын мой, доверяю, — Роберто устало вздохнул. — Грустно то, что ты мне не доверяешь.

Гай немного смягчился, когда заметил удрученное, замкнутое выражение на лице отца. Он протянул руку и сжал его плечо.

— Оставь нас, — спокойно произнес он. — Пожалуйста.

— Только правда, — повторил Роберто, пристально глядя на сына, — только она может вам обоим помочь.

Гай просто кивнул. Роберто перебрался через порог и вышел, закрыв дверь. Теперь они остались одни, стоя лицом друг к другу в разных концах залитой закатным солнцем комнаты.

Марни не выдержала первая. Она повернулась к Гаю спиной не в состоянии больше смотреть на него. То, что сказал Роберто, не выходило из головы. Самые дикие мысли приходили на ум. Все в ней восставало против того, чтобы поверить ему. Она понимала, что для Гая взгляд на события под другим ракурсом мог бы стать очень умно подготовленным оправданием. Но ведь сам Гай никогда не пытался таким образом объяснить свое поведение. А может, и пытался?