- Ну вот, теперь ты будешь слёзы лить! - Женька изо всех сил пыталась казаться весёлой, но в её взгляде отчётливо проступала растерянность: нечасто ей доводилось видеть свою "сильную" подругу плачущей.

- Не буду, - отозвалась Валька и, через силу улыбнувшись, разлила по рюмкам остатки водки.

Женька тотчас успокоилась.

- По последней - и бежим на улицу искать Пантелеймонов! - предложила она. - Уже почти полночь!

- Кто - Пантелеймонов, а кто - Сашу с Сережей! - рассмеялась Танька. - Я ведь ни Сашу, ни Сережу так за три года и не встретила...

- Сегодня обязательно встретишь! - пообещала ей Женька и подняла свою рюмку. - За счастливые встречи!

Все дружно чокнулись, выпили и, наскоро собравшись, побежали на улицу.

Минут десять, разгоряченные водкой и хорошим настроением, они бегали по спящему городу и недоумевали: почему на улицах никого нет. Лишь немного отрезвев и остыв, они заметили, что ледяной порывистый ветер сбивает их с ног, что воздух с трудом проникает в их заиндевевшие изнутри ноздри, - и догадались, что мороз, наверное, давно увеличился градусов до тридцати, если не больше... Все Пантелеймоны, Сережи и Саши, если только они не были пьяны и страшно одиноки, сидели по домам и выходить на улицу в надежде на "счастливую встречу", скорее всего, не собирались...

- Надо возвращаться в тепло, пока наше собственное тепло не вышло из нас окончательно! - сказала Валька. - Бежим обратно в общагу!

- Бежим! - согласилась Танька, у которой зубы уже перестали попадать друг на друга.

- А как же Сережа и Саша? И Пантелеймоны? - попыталась протестовать Женька.

- Поищем их в общежитии! - заявила Валька. - Бежим!

Но никто не побежал. Все трое одновременно заметили, как из темноты соседнего двора вынырнула и быстро двинулась им навстречу мужская фигура.

- Спрашивать будем одновременно, - сказала Танька. - Пусть у наших мужей будут одинаковые имена.

- Гениально! - восторженным шепотом произнесла Женька.

- Не возражаю, - улыбнулась Валька, и, когда мужик почти поравнялся с ними, все трое дружно выкрикнули:

- Как вас зовут?

Женька, правда, присовокупила к этому еще и "молодого человека", хотя мужик явно был уже не молод, а Танька - "мужчину" и "простите, пожалуйста", но, несмотря на возникшую разноголосицу, мужик вопрос понял.

- Никанор, - ответил он не особенно трезвым голосом. - А вас как зовут?.. У меня, кстати, с собой бутылка портвейна. Может, погреемся где-нибудь?..

- Мы не пьём! - выкрикнули девушки, на этот раз дружным хором, и со всех ног помчались к общежитию.

- Ну что ж, - сказала Валька, когда все трое ввалились в холл и под тяжелым взглядом вахтерши стали рыскать по карманам в поисках пропусков, - не самое редкое имя.

- Во всяком случае, - подхватила Женька, - Никаноры встречаются гораздо чаще Пантелеймонов!

- И гораздо чаще, чем Саши и Сережи, предлагают мне "погреться" где-нибудь, - вздохнула Танька.

- По-моему, еще чаще тебя пытаются согреть Василии, - улыбнулась Женька, вспомнив, что по Таньке давно уже сохнет их однокурсник Вася Плавкин.

- Кстати! - встрепенулась Валька, словно вспомнив что-то очень важное. - Нам сейчас обязательно надо будет зайти к Плавкину.

- Точно! - кивнула Женька.

Танька сделала вид, что предложение очень ей не понравилось.

- Зачем - к Плавкину? - пробурчала она, старательно хмуря брови.

- Повод есть, - объяснила Валька.

- Во-первых, - поддержала её Женька, - у Плавкина в холодильнике всегда пол-литра имеется...

- А во-вторых, - сказала Валька, - надо поинтересоваться, нет ли у него случайно каких-нибудь знакомых Никаноров. Хотя бы одного... - и шепотом, Женьке на ухо, так, чтобы не расслышала Танька, добавила: - Но никак не больше двух!

ОБОРОТНИ – ЭТО ДЕЛО ЖИТЕЙСКОЕ

рассказ

…я хочу сообщить вам об удивительном феномене, который с научной точки зрения значительно интереснее таких привлекающих всеобщее внимание явлений, как рентгеновское зрение или ассирийский массаж. Сообщённое мной может показаться вам шуткой, поэтому сразу оговорюсь, что это не так.

Вы, вероятно, не раз натыкались на слово «вервольф», обозначающее человека, который способен превращаться в волка. Так вот, за этим словом стоит реальное природное явление.

(...)

– А много у нас... оборотней? – зачем-то спросил Саша.

– Много...

В. Пелевин,

«Проблема верволка в средней полосе»

I

– Я вам, мужики, так скажу: я не трепло, никогда им не был и не буду. Если я что-нибудь говорю – значит, говорю правду. И это вам любая собака в нашем дворе подтвердить может... Спросите хотя бы Власовну из двадцатой квартиры! Не поленитесь, мужики, поднимитесь к ней на пятый этаж и, если она вам откроет, спросите: «Слышь, Власовна, ведьма старая, отвечай как на духу: Семён Фляжкин – врун или честный человек?» И она вам ответит, что Семён Фляжкин всю жизнь свою был честным человеком, и сейчас такой, а значит, и всегда таким будет... А Власовна, мужики, зря говорить не станет. Это такая баба!.. Ни телик, ни радио, ни газеты не нужны, если такая баба в вашем доме живёт! Она всегда всё про всех знает: и кто у кого червонец в долг взял и не отдал, и кто сколько зарабатывает и сколько жене отдаёт, и кто самогон варит и в каком количестве (и почём своим продаёт, а почём – посторонним), и кто с кем напился – где, когда, на чей счёт и до какого состояния... Не знаю, мужики, как ей это удаётся, – колдунья она, или на неё ФСБ работает, – но только она, ей-богу, всегда и всё про всех знает! Так что если уж она вам скажет, что Семён Фляжкин – честный человек, значит, так оно и есть на самом деле...

И вот я вам сейчас, значит, расскажу, какая со мной вчера история приключилась, а вы, конечно, начнёте сомневаться: мол, не могло такого быть, сказки ты, Семён, рассказываешь... Непременно начнёте. Потому как оно и вправду – трудно поверить в такие-то дела, если сам ничего своими глазами не видел и в «Вестях» о том по телику ни слова не сказали... Но только я, мужики, честное слово, – хоть нож мне к горлу приставьте, хоть пулемёт, хоть водки не налейте, – всё равно на своём стоять буду: было это! А стоять я на своём буду по той простой причине, что всё это и в самом деле было – не далее как вчера и притом лично со мной...

А было, мужики, вот что.

Вчера вечером, часов этак в одиннадцать – в начале двенадцатого, мы с Фролом зашли к Натахе в 62-ую (у неё самогон и крепче, чем у Алки, и воняет не так отвратно), взяли пол-литрочку, посидели, поболтали о том о сём – за домом, где брёвнышко в кустах лежит. Ну, вы знаете... Вот... А вечер, мужики, такой вчера, если помните, ласковый был, уютный: тишина вокруг, теплынь; ни мошкары тебе, ни комарья, значит, ни недоделков этих соплячьего возраста с магнитофонами да мотоциклами; тишь да гладь, да небо над головой, а в небе – звёздочки, словно бисеринки, сверкают; под ногами травка шелестит – мысли всякие приятные навевает. А в воздухе аромат какой-то плавает, прямо-таки неземной – хоть слюнями захлёбывайся! (Видать, Нинка с первого этажа опять пекла что-то для ублажателя своего нового, интеллигента этого.)

В общем, вечер такой, что сидеть бы и сидеть нам с Фролом за домом, на брёвнышке – хоть до самого утра. По домам расползаться совсем неохота: что там, дома, кроме жён да пустых холодильников?.. «Эх, – думаем, – ещё бы по стаканчику!» А денег-то нет. Поскребли в карманах – на полпузырёчка наскребли. А что нам с ним те полпузырёчка, мужики? Сами понимаете: ни душе, ни брюху, – одно расстройство только...