«Луис Дегон. «Гора». Лирика», – прочёл он.

Сердце ёкнуло в груди, а по спине пробежал холодок. На глазах выступили слёзы обиды... Ни имени поэта, ни названия его произведения Лёха даже не слышал. А между тем он – раздел за разделом – проштудировал весь учебник!

«Ну ладно! – подумал Лёха, когда его растерянность сменилась чувством досады. – Попробую наудачу. Может, повезёт».

– Слушаю тебя внимательно, – сказал Андрей Викторович, когда Лёха подсел к его столу.

Лёха хладнокровно протянул экзаменатору зачётную книжку, откашлялся и с глубокомысленным видом начал:

– Луис Дегон – величайший поэт Испании, один из крупнейших представителей...

– Представителей... чего? – с любопытством поинтересовался Андрей Викторович.

– Испанского барокко, – удовлетворил его любопытство Лёха, и глазом не моргнув.

– В самом деле?

– Ну да, – кивнул Лёха и продолжал невозмутимо: – Луис Дегон одним из первых в Испании откликнулся на вопросы, связанные с кризисом национальной культуры. Под его непосредственным влиянием протекала целая эпоха в развитии испаноязычной поэзии...

И т. д.

Лёха рассказывал про Дегона долго и красиво, а главное – грамотно и уверенно, словно посвятил изучению жизни и творчества этого поэта не один месяц. Благодаря его красноречию лирика Дегона – и в особенности его «поэтический шедевр», поэма «Гора» – вскоре совершенно затмили лучшие творения Кеведо, Кальдерона и других испанских поэтов.

Андрей Викторович слушал внимательно и с явным интересом. По окончании рассказа он молча поставил Лёхе «отлично», а когда Лёха вышел из аудитории, зачем-то положил его билет в свой карман...

...Тремя часами позже Андрей Викторович вошёл в кабинет своего коллеги Владимира Дмитриевича и положил перед ним на стол Лёхин билет.

– Объясните мне, пожалуйста, что это такое, – попросил Андрей Викторович.

– Ошибка машинистки, – не задумываясь, ответил Владимир Дмитриевич. – Вместо того чтобы напечатать: «Луис де Гонгора.* Лирика», она напечатала: «Луис Дегон. «Гора». Лирика». Такое случается, когда печатают под диктовку (наши, разумеется, машинистки – литфаковские, – не знакомые с испанской поэзией, да и с любой другой поэзией тоже)...

– Я тоже так думал, – сказал Андрей Викторович. – Но три часа назад один студент так долго и увлеченно рассказывал мне про Луиса Дегона, что я засомневался. Признаюсь вам, я не только почти поверил в существование этого поэта, но даже заочно полюбил его стихи!..

– Неудивительно! – рассмеялся Владимир Дмитриевич. – Наш российский студент, ради того чтобы сдать экзамен, порою бывает способен на такое, что просто диву даёшься!.. Что там ваш Дегон с его лирикой! Я, помнится, однажды едва не поверил в то, что Декамерон – это лучший итальянский романист после Петра Арки!

– После Петрарки? – растерянно переспросил Андрей Викторович.

– Нет. После Петра Арки!

– А кто такой Пётр Арка?

– Никто, разумеется!.. Но в существование романиста с таким именем я тоже был почти готов поверить, честное слово!

_____________________________________________

* Луис де Гонгора (Luis de Gongora y Argote) – блестящий испанский поэт рубежа XVI и XVII веков.

РАЗ В КРЕЩЕНСКИЙ ВЕЧЕРОК

На Руси, как известно, всякому празднику рады - и старому, и новому, и своему, и чужому. Ведь любой праздник - это, прежде всего, повод собраться всем вместе, посидеть, поболтать, повеселиться... Конечно, можно было бы собираться и веселиться без всякого повода - просто в связи с наличием сильного желания и пары мятых сторублевых бумажек в загашничке на книжной полке. Но русский человек в глубине души подозревает, что это не совсем правильно, и потому наличие желания и бумажек в загашничке всегда мотивирует наличием какого-нибудь (достаточно серьёзного) повода. Приходит он, скажем, к своему приятелю, вечером, после работы, с бутылочкой (или с двумя; или с одной, но при этом рассчитывая обнаружить вторую в холодильнике приятеля), - и тут же торопится объяснить: "Я к тебе, старик, совсем не просто так, не от нечего делать пришёл! Просто так, ты сам знаешь, я и не пришёл бы. Да мужиков вот у магазина встретил, оказалось - праздник сегодня. То ли новый год еврейский, то ли ихнее Рождество... В общем, все евреи сегодня гуляют. А мы что - хуже евреев?.." В другой раз он объясняет приятелю, что, мол, "сегодня Нинка, троюродная сестра дяди шурина моего кума, двойню родила". Святое дело!.. Третий раз приходится как раз на Новый Год, четвёртый - на сочельник, пятый - на Рождество. А там, глядишь, - снова сочельник, за ним - Крещение, Татьянин день... А наступит перерыв - обязательно какая-нибудь Нинка, или Наташка, двойню родит, или приятель по службе продвинется, или у американцев национальная беда приключится... Словом, у нас, на Руси, повод, для того чтобы собраться, посидеть и повеселиться, всегда найти можно, - было бы желание да пара мятых сторублевых бумажек в загашничке на книжной полке...

У Вальки Скворцовой и Женьки Редискиной бумажки были. Желание - тоже. А повод они нашли ранним вечером 19 января, очень кстати вспомнив, что в этот день православная церковь отмечает праздник Крещения Господня.

- Крещение - большой праздник, - сказала Валька подруге по пути в магазин. - Грех не отметить.

- Грех, - согласилась Женька. - А к кому отмечать пойдём?

- К Таньке Кузнецовой. Железно.

- Почему именно к Таньке?

- Потому что она не крещеная, - объяснила Валька. - Спасать человека надо, пока не поздно.

- Так мы её что - в церковь поведём, что ли?

- Нет, сами окрестим. Ты ведь крещеная? И я тоже. Значит, имеем право совершить обряд. Мне бабушка говорила, что в некоторых, особых случаях любому крещеному человеку разрешается окрестить любого некрещеного.

- А как крестить будем?

- Как положено. По методу Иоанна Крестителя. Водкой.

- Разве Иоанн крестил водкой? Мне помнится - водой...

- Верно, водой. Но вода бывает разная - живая и мёртвая. Как ты думаешь, Иоанн Креститель какой пользовался - живой или мёртвой?

- Думаю, живой.

- Я тоже так думаю. А теперь давай-ка вспомним латынь, коллега филолог. Как будет по-латыни - "вода"?

- Aqua.

- Молодец. А "живая вода"?

- Aqua vitae, кажется... Ёлки палки! - хлопнула себя по лбу сообразившая что к чему, Женька. - Ведь точно так же на латыни звучит "водка"!

- Вот-вот. Так что будем крестить Таньку живою влагой, то бишь водкой. Причём изнутри, а не снаружи. Вернее будет.

- И приятней.

- Приятность не в счет. Разве можно думать об удовольствиях, когда речь идёт о спасении заблудшей души?

- Ни в коем случае! - согласилась Женька и, приняв покаянный вид, распахнула перед подругой дверь магазина.

Закупив всё необходимое для предполагаемого "обряда", Валька и Женька по занесенной снегом дороге (дворники, судя по всему, отмечали праздник) зашагали к студенческому общежитию, в одной из комнат которого жила их подруга и однокурсница Танька Кузнецова.

Танька очень обрадовалась их приходу.

- Как хорошо, что вы пришли, девочки! - сказала она без всякого намёка на фальшь в голосе и взгляде. - А я как раз сижу и голову ломаю: кого бы пригласить к праздничному столу?

Танькин столик, с облупившейся столешницей и двумя распиленными пополам лыжными палками вместо ножек, действительно имел праздничный вид: во-первых, он был покрыт "парадной" Танькиной скатертью с цветочками по углам и с отпечатком утюга посередине, а во-вторых, на нём, помимо традиционных бутылки водки и банки килек, лежали ещё кусок колбасы и завёрнутый в папиросную бумагу шмат сала. Но самое главное - в центре этой продовольственной икебаны, как раз на отпечатке утюга, располагалась литровая баночка с солёными огурцами, явно домашнего приготовления и просто нестерпимо аппетитными. Подобная роскошь на Танькином столе появлялась не чаще, чем отметки "отлично" в её зачётной книжке (то есть крайне редко), а когда появлялась, то причины для этого всякий раз были очень и очень серьёзные.