— Я уже третий год с тобой. — Красавица проявила решимость, желая выяснить, кто она для Императора: временная фаворитка или значит для него много больше? — Когда тебя изгнали из Рима, я, не раздумывая, последовала за тобой, вызвав этим у многих ненависть. Даже когда ты захватишь Рим, я не буду там спокойна за свою жизнь.

— Тебя прельщает судьба Мароции? — сухо поинтересовался император. — Ведь только она сумела стать властительницей Рима после смерти мужа — патрицией и сенатриссой.

Дочь римского консула Тускулума Теофилакта Мароция затмила славу своей матери, развратной Феодоры, делавшей своих любовников Папами. В пятнадцать лет Мароция стала любовницей Папы Сергия III, а в дальнейшем, чтобы добиться папской тиары для любовника, способствовала свержению и удавлению Папы Иоанна X, бывшего любовника ее матери. После смерти мужа она стала полновластной хозяйкой Рима, приняв титул патриции и сенатриссы — Domna Senatrix. После своих любовников Пап Льва VI и Стефана VII она сделала Папой своего двадцатилетнего сына — он стал Иоанном XI, но не отличался благонравным поведением. Однако вершиной ее интриг было возведение в папский сан внука — он стал Папой Иоанном XII в восемнадцать лет и предавался разврату, насиловал чужих жен, девиц и вдов, пока не был убит в момент прелюбодеяния ревнивым мужем.

— Нет, есть и другие примеры. Ведь не так давно ты доверил управлять Германским королевством своей тетке, аббатисе Кведлинбургской Матильде, присвоив ей титул «матриция».

Император вздрогнул, словно с его глаз спала пелена, — за красивой внешностью своей любовницы он только теперь рассмотрел непомерное желание власти, ставшее для нее важнее всех остальных чувств. Отдавшись ему в день казни мужа, она лживо шептала слова о якобы внезапно проснувшейся любви. Вначале хитроумно отказываясь от дорогих подарков, она тем самым заставляла его преподносить ей более дорогие дары, но ей было мало богатства, ей хотелось большего — власти. Ему вспомнилось, что рассказывал ученый грек Спиридон, недовольный его сближением со Стефанией:

— Большинство преступлений, совершенных патрицием Креценцием, лежат на совести Стефании. Она жаждала все большей власти и богатства, подталкивала того на борьбу с императором за Рим. Именно ей удалось уговорить престарелого Иоанна Филагата согласиться стать понтификом. Она исчадие ада с ангельской внешностью!

Император тогда не поверил греку и отослал его приором в Саксонию. А теперь он сожалел об этом, разглядев змеиную сущность этой женщины. Но Стефания, почувствовав изменившееся отношение к ней императора, рассмеялась — это был легкий, как звон серебряного колокольчика, заразительный смех. Сразу же вспыхнувшие в душе императора подозрения растаяли, как снег под весенним солнцем. Он вновь видел в ней влюбленную женщину, страстную любовницу и умную собеседницу, давшую ему немало разумных советов. Она, имея свои глаза и уши в осажденном Риме, советовала императору немного подождать, и тогда город сам распахнет перед ним ворота, как было в прошлый раз. Ведь одно дело — вступить в город, должный стать столицей вселенской империи, как захватчик, неся огонь и кровь, а другое — войти через открытые ворота, под праздничный перезвон колоколов церквей Вечного города, войти, как хозяин, вернувшийся к себе домой.

Женщина легко соскочила с ложа и, наклонившись, наполнила золотой кубок вином.

— Ваше величество, римский, саксонский и италийский слуга апостолов, Божьим даром всемирный император Оттон III, — торжественно начала она, глядя на него искрящимся полным страсти взглядом, от которого у императора закружилась голова, и он почувствовал нарастающее возбуждение внизу живота.

— Мне достаточно, чтобы меня называли Оттоном, слугой апостолов, — шутливо произнес он.

— Эти титулы — лишь золотое обрамление к тебе, редкому самоцвету, чистейшему бриллианту, вершителю судеб, — серьезно произнесла она. — Я счастлива, что была удостоена твоего внимания. Мне ничего не надо. Я просто влюбленная женщина, немного ревную, немного волнуюсь, зная, что вскоре ты будешь сжимать в своих объятиях другую и забудешь меня.

— Моя женитьба нам не помеха. Мы с тобой будем видеться, может, не так часто, но ты все время будешь недалеко от меня и ни в чем не будешь нуждаться — я об этом позабочусь, — возразил император.

— Промысел Божий распорядится нашими судьбами, и не следует давать никаких обещаний. Я пью за твое здоровье, удачу, благополучие. Чтобы в бою тебя миновало вражеское оружие, а дома — вероломство друзей. — Она жадно припала к кубку и опорожнила его наполовину.

— Раздели это вино со мной, — попросила она, протягивая кубок, своей тяжестью заставивший задрожать ее руку.

Она резко тряхнула волосами, так что тяжелый золотой гребень упал на пол. Император взглядом проводил его, не заметив, как над кубком мелькнула вторая рука женщины, лишь на мгновение над ним задержавшись. Император принял кубок, сделал глоток вина и скривился:

— Мне больше нравятся рейнские вина, чем итальянские. Это горчит. Завтра отправлюсь в Паттерно и, если в течение трех дней Рим не откроет ворота, пойду на штурм.

Через три дня император Оттон III скончался от неведомой хвори, покрывшей его тело сыпью и заставившей почернеть лицо после смерти. Скрыв смерть императора, германские войска отступили от Рима, увозя его тело, а вскоре прибывшая византийская царевна отправилась в далекий путь, обратно на родину.

Стефания, вдова казненного Оттоном патриция Иоанна Креценция, добилась аудиенции у маркграфа Ивреи Ардуина, вернувшего все свои владения и многократно укрепившего свою власть.

— Я отомстила за супруга, казненного тираном Оттоном, — заявила она, на мгновение склонив голову, а затем дерзко посмотрев ему в глаза.

«Что-то твоя месть затянулась на три года, хотя при такой близости к императору ты могла это давно совершить. Ты чертовски хороша собой, но красота твоя опасна», — рассуждал маркграф мысленно, а вслух сказал:

— Ты поступила как истинная римлянка и верная супруга, — а после паузы добавил: — Как я и обещал, тысяча золотых денариев ожидают тебя.

— Я так поступила не ради денег, — гордо произнесла Стефания, слегка разрумянившись. — Можно купить гетеру или убийцу, но не благородную сеньору!

— Вполне согласен, сеньора. Если вы отказываетесь, эта тысяча пойдет на богоугодные дела.

— Вы мне обещали вернуть положение в Риме, — жестко напомнила женщина.

— К сожалению, там власть в руках патриция Григория Ту-скуланского, а он, зная, что вы были любовницей императора, пообещал предать вас позорному наказанию.

— Но ведь я убила Оттона! — взорвалась женщина.

Ее покрасневшее лицо с выпученными глазами вмиг стало некрасивым и даже отталкивающим. «Вот ее истинный облик, — подумал маркграф. — Хищный оскал и смертельный укус. Ее надо держать подальше от Рима».

— Об этом лучше знать только нам обоим, — вкрадчиво произнес маркграф. — Иначе за вашу жизнь я не ручаюсь. Новый германский император Генрих, герцог Баварский, кузен и близкий друг Оттона, посчитает делом чести наказать убийцу. Вас не защитят ни крепкие стены, ни надежная стража. Он, как и все баварцы, упрямством напоминает барана и будет биться головой о стену, пока не расшибет голову или не разрушит стену. Первое предпочтительнее, но никогда не знаешь, как Повернется дело. Поэтому пока я рекомендую вам молчать и в Риме не появляться. Кроме тысячи золотых я вам подарю премиленькое поместье с замком в замечательном уединенном месте. И если будете вести себя тихо, то в скором времени ваше положение чудесным образом изменится.

Стефания прикусила губу — ее обвели вокруг пальца, как глупышку. Убив Отгона, она ничего не выиграла, а только потеряла. Но этот толстяк маркграф прав — ей надо на время затаиться, слишком много врагов у нее появится, если она расскажет правду о смерти императора. Григорий Тускуланский будет в их числе — он дорожит своей властью в Риме и постарается избавиться от той, кто претендует на эту власть. Придется все начинать сначала. Ей крайне не нравился обрюзгший от обжорства маркграф, особенно его сальные губы и брызги слюны, вылетающие изо рта, когда он говорил, но она постаралась вложить в свой взгляд как можно больше страсти и томно произнесла: