— Люк задраен, сэр!

Я быстро бросил взгляд на Уолша. Напряженность, с которой он сидел перед приборами, немного ослабла. Светящийся красный круг, означавший, что рубочный люк открыт, сменился узким прямоугольником. Маккеми и Шварц, вытащив стальные стопорные шпильки, закреплявшие колонки управления рулями в нейтральном положении, стали перекладывать носовые и кормовые горизонтальные рули на погружение. Прошло около пятнадцати секунд после второго сигнала ревуна, и характер движения «Тритона» по поверхности уже изменился. Открытые цистерны главного балласта приняли почти все те две тысячи тонн воды, на которые они рассчитаны, и шеститысячетонный «Тритон», шедший по поверхности океана, превратился в восьмитысячетонный подводный корабль. Спустившись с трапа, Хей прошел мимо меня и занял место позади вахтенных рулевых-горизонтальщиков. Глубиномеры показывали, что киль «Тритона» находится на глубине двенадцать метров от поверхности и продолжает опускаться вниз.

— На какую глубину погружаться, сэр? — спросил Хей, не отрывая глаз от глубиномеров.

— Сорок пять метров, Хей, — ответил я. — Пусть эхолот все время работает, и не приближайтесь ко дну ближе чем на двадцать три метра.

— Есть, сэр! — сказал Хей и выжидающе взглянул на меня.

Я знал, о чем он думал: намерен ли я теперь, когда мы погрузились, объявить, куда мы идем?

Я слегка качнул головой, надеясь, что он поймет мой ответ.

Имея небольшой дифферент на нос, «Тритон» медленно переходил на заданную глубину.

Выполняя четкие команды вахтенного офицера, Шварц и Маккеми легко и уверенно вывели «Тритон» на глубину, а затем поставили его на ровный киль. Уолш произвел необходимые дополнительные манипуляции на посту управления балластом, выполняя их автоматически, без команд, лишь время от времени спрашивая Хея. Тамм, видимо удовлетворенный действиями подчиненных, тихо вышел из центрального поста.

— Примите на себя управление кораблем, Хей, — приказал я вахтенному офицеру. — Я пойду в корму. Эхолот пусть работает непрерывно. Внимательно следите за показаниями гидролокатора. Вызовите меня, если услышите что-нибудь.

— Есть, сэр! Курс сто восемьдесят градусов, полный ход, глубина сорок пять метров, держаться не менее двадцати трех метров ото дна; когда глубина под килем увеличится, выходить на крейсерскую глубину. Я понял, сэр.

Я кивнул ему и направился к двери. У кормовой переборки втиснутая в угол между прокладочным столом, аппаратурой контроля за кондиционированием воздуха, большой стойкой с блоками радиолокаторов и аппаратурой управления стрельбой находилась маленькая рубка с надписью «Гидроакустическая рубка». Это центр гидроакустического оборудования «Тритона». Я прошел мимо рубки к водонепроницаемой двери и, сделав еще несколько шагов, оказался в своей крошечной каюте. Сев за стол, я положил перед собой чистый лист бумаги. Нам предстоит составлять детальный отчет о плавании, и, пожалуй, сейчас самое время его начать.

Я записал: «Погрузились. До мая всплывать на поверхность не будем».

Я объявляю экипажу цель похода

Итак, начался первый этап нашего похода. «Тритону» предстояло пройти первые 3250 миль до редко посещаемого островка, расположенного почти на экваторе, в нескольких стах миль от берегов Бразилии.

В Вашингтоне было решено, что наше кругосветное плавание должно начаться и закончиться у пункта, который можно сфотографировать. Наиболее подходящим местом был маленький островок в средней части Атлантики, в пятидесяти милях от экватора, обозначенный на морских картах как остров Сан-Педро и скала Сент-Пол. Мы решили, что здесь мы завершим наш путь вокруг земли. Мы надеялись пройти весь путь, как и следует подводной лодке, под водой и приготовились сфотографировать скалы этого острова через перископ в подводном положении.

Утром 17 февраля перед рассветом мы подвсплыли на перископную глубину, для того чтобы проверить через перископ свое место по утренним звездам и провентилировать лодку. Необходимость делать это замедляла продвижение «Тритона» вперед значительно больше, чем может показаться на первый взгляд. Если бы наш корабль шел с максимальной скоростью, какую он мог развить, то поднятый перископ был бы серьезно поврежден, а возможно, совсем срезан у основания силой сопротивления воды. К тому же, прежде чем всплыть на перископную глубину, надо было уменьшить скорость хода и тщательно прослушать, нет ли поблизости надводных кораблей. Весь этот процесс — уменьшение скорости хода, изменение курса для прослушивания шумов на различных курсовых углах и на различных глубинах, всплытие и затем движение малой скоростью хода на перископной глубине — требовал много времени. Естественно, что время пребывания на перископной глубине мы старались использовать как можно целесообразнее. Во время всплытия много не сделаешь, но, находясь на перископной глубине, кроме астрономических наблюдений мы могли поднять нашу вентиляционную трубу и освежить воздух в помещениях (сберегая этим драгоценный запас кислорода). Одновременно мы старались принять по радио последние известия и записать их на магнитофон, чтобы позднее познакомить с ними весь экипаж. Поскольку давление воды на малых глубинах уменьшается, нам в это время было легче избавиться от мусора и продуть содержимое сточных цистерн санитарных узлов.

В это утро мы испытали приспособление к одному из наших перископов, которое было недавно разработано фирмой, производящей перископы. При помощи этого устройства можно было производить астрономические наблюдения с такой же точностью, с какой они производятся при помощи надежного секстана.

«Тритон» еще не был оснащен двумя новейшими приборами для длительного подводного плавания — действительно эффективными установками для получения кислорода из морской воды и гироскопическими приборами для надежного определения места корабля без астрономических наблюдений. Мы знали, что велись усиленные работы по созданию надежного и безопасного генератора кислорода с целью оснащения им подводных лодок и что экспериментальные экземпляры, предназначенные для подводных лодок, вооруженных ракетами «Поларис», уже были в производстве. Все остальные подводные лодки имеют запас кислорода в сжатом виде в больших стальных баллонах. Поскольку строительство «Тритона» было закончено до появления генераторов кислорода, мы имели на борту дополнительный запас больших «кислородных свечей», подобных тем, которые применяются горняками в глубоких шахтах. При сжигании эти свечи, состоящие из солей натрия, бария и железа, выделяют большое количество тепла, немного дыма и очень много кислорода сверх того количества, которое необходимо для их собственного горения. Сжигать их нужно в так называемых «кислородных печах», так как свечи эти небезопасны.

Что же касается навигационной гироскопической системы, то у нас на борту стоял экспериментальный комплект аппаратуры, которая называлась «корабельная инерциальная навигационная система». При помощи гироскопов высокой точности аппаратура учитывает силы, образующиеся в результате вращения земли. Эта система автоматически высчитывает широту и долготу точки, в которой находится корабль, и показывает их на циферблатах, находящихся на передней стенке прибора. Подобные электронно-вычислительные системы используются в баллистических ракетах, и два таких прибора, «позаимствованные» у ракет, были установлены на борту «Наутилуса» и «Скейта», когда они совершали арктические плавания. Одной из задач нашего похода была тщательная проверка работы инерциальной навигационной системы путем постоянного сравнения выдаваемых ею координат с действительным местоположением корабля, определяемым наиболее точными способами обсервации. Когда инерциальная навигационная система будет окончательно отработана, штурман будет определять место корабля по звездам лишь изредка — для контроля, и еще для того, чтобы не забыть древнего и романтического искусства мореплавания. В один прекрасный день эта система сделает ненужной такую уважаемую профессию, как штурман дальнего плавания.