Быстро переодевшись в походную форму цвета хаки, которая будет теперь моей постоянной одеждой до мая, я отдернул штору и пошел в направлении кормы. По обеим сторонам узкого коридорчика расположены задернутые шторками входы в офицерскую кают-компанию и шесть кают, которые на «Тритоне» предназначались для его семнадцати офицеров. В кормовой части отсека находилась корабельная канцелярия, к счастью, более просторная, чем канцелярии на других подводных лодках.

Водонепроницаемая дверь прочной переборки в конце коридора была задраена. Я повернул рукоятки запоров, переступил через высокий комингс, пригнул голову и тщательно задраил за собой дверь. Мы находились сейчас более чем в трех милях от ближайшей земли и по инструкции могли не задраивать дверей, но по общему согласию мы держали эту дверь задраенной, чтобы изолировать жилые помещения от первого реакторного отсека.

Еще несколько шагов — и я стоял прямо над реактором на слегка возвышающейся платформе, окруженной поручнями, и с удовлетворением обозревал отсек.

Близнецы — реакторные установки «Тритона» мягко гудели, вырабатывая пар для двух больших турбинных установок, но в реакторных отсеках нельзя было увидеть никаких движущихся механизмов. Слышно было только приглушенное гудение главных циркуляционных насосов и шорох вентиляторов. Помещения реакторов редко посещаются, поэтому они всегда в безупречном порядке и чистоте.

Вплотную к корпусу корабля по обеим сторонам платформы стоят два купола, покрытые толстым слоем теплоизоляции, из которых выходят большие паропроводы, ведущие в кормовые отсеки. На всех перегородках отсека расположено самое разнообразное оборудование: клапаны, циферблаты, измерители, специальные электрические приборы.

Под изолированной палубой, на которой я стою, находится один из двух огромных стальных сосудов; в нем размещается половина нашего драгоценного уранового топлива. Сквозь сосуд под высоким давлением пропускается дистиллированная вода, передающая тепло к парогенератору. Через отдраенную водонепроницаемую дверь в кормовой переборке был виден следующий отсек — абсолютная копия того, в котором стоял я, — это был второй реакторный отсек. Пройдя через него, я открыл еще одну водонепроницаемую дверь и очутился в первом машинном отсеке.

Это был самый большой отсек на корабле, немногим уступавший по своему объему водоизмещению подводной лодки времен второй мировой войны. В нем размещались все массивные компоненты главного двигателя правого борта.

На вахте в первом машинном отсеке находился капитан-лейтенант Фиерс, инженер-механик «Тритона». Он стоял у небольшого стола вахтенного механика перед невысокой приборной панелью, на которой располагалось бесчисленное множество различных указателей и переключателей. Сбоку на откидных сиденьях находились главный старшина и старшина 1-й статьи — специалист по электронике. Они несли вахту у нервного центра реактора правого борта, наблюдая за двумя панелями с множеством контрольных и измерительных приборов. Напротив Фиерса стоял вахтенный у главного маневрового клапана, перед которым была такая же панель с приборами, показывающими параметры пара. В целом все эти посты являются составными элементами поста управления энергетической установкой и двигателем правого борта.

Кивнув Фиерсу, я прошел дальше в корму. Во втором машинном отсеке такие же механизмы и оборудование, как и в первом, но расположены они несколько иначе, так как приводят в движение левый винт. Я быстро прошел через отсек, поздоровавшись с лейтенантом Троффером, старшим на посту управления энергетической установкой и двигателем левого борта. Миновав еще одну водонепроницаемую дверь, я вошел в кормовой торпедный отсек. В задней части отсека, ярко освещенной, в отличие от затемненной передней части, где размешались койки на сорок два человека, находился вахтенный старшина-торпедист Стил. Здесь нетрудно было оценить мощь двух огромных бронзовых винтов «Тритона». Совсем близко от нас их огромные лопасти с силой ударялись о воду, создавая непрерывный равномерный гул и легкую вибрацию корпуса.

— Ну, как дела, Стил? — спросил я.

— Прекрасно, сэр, — ответил он серьезно, — но будет еще лучше, если мы погрузимся.

Не прослужив на лодках и двух лет, этот молодой старшина уже рассуждал как опытный подводник. Я вполне согласился с его замечанием.

Вернувшись в центральный пост, я поднялся на мостик. Дул резкий пронизывающий ветер. На вахте стоял лейтенант Хей.

— Как сейчас глубина, Хей? — спросил я его.

— Несколько минут назад глубина была шестьдесят метров, сэр, — ответил он с готовностью. — Вы хотите, чтобы я перешел на подводное положение по достижении глубины шестьдесят пять метров?

— Да, Хей, но предварительно тщательно подготовьте мостик к погружению. К тому времени как вы сделаете это, мы, видимо, подойдем к шестидесятипятиметровой изобате. Я скажу вам, когда погружаться.

Не успел Хей отдать необходимые распоряжения, а в динамике корабельной трансляционной сети раздался громкий голос:

— На мостике! Докладывает центральный пост! Глубина шестьдесят пять метров.

— Ну вот, Хей, — сказал я, — когда все будет полностью готово, погружайтесь.

Я намеренно произнес эти слова громко, чтобы их услышали сигнальщики, которым, я знал, очень хотелось услышать хотя бы намек на то, какова цель нашего таинственного похода. Однако пока я воздержался сказать что-нибудь большее. Ничего не случится, если я просто немножко подразню их любопытство… Спускаясь по трапу вниз, я громко сказал вахтенному офицеру:

— Проследите, чтобы все было тщательно закреплено. Мы пробудем под водой очень долго, и нельзя, чтобы на мостике что-нибудь болталось.

При этом я не мог удержаться от улыбки, так как был уверен, что через несколько минут мои слова станут известны всему экипажу.

Когда я спустился через боевую рубку в центральный пост, все почувствовали, что на этот раз мое появление предвещает погружение. В центральном посту вахтой правил главный старшина-радист Уолш, возглавлявший группу радистов «Тритона». В свое время он был одним из первых допущен к вахте на посту управления приемом и продуванием балласта. Тамм спокойно стоял в стороне. Слева от Уолша находился старшина 1-й статьи машинист Картер, помощник вахтенного главного старшины. Погружение было для этих людей привычным делом: «Тритон» погружался уже много раз. Но данное погружение знаменовало собой начало нашего первого дальнего похода, поэтому они чувствовали, что готовится нечто необычное. Вероятно, весь экипаж уже понял, что поход предстоял необычный.

Я держался за поручень трапа под рубочным люком, через который только что спустился. Уолш и Картер внимательно наблюдали за приборами на панелях перед ними, проверяя правильность их показаний и повторяя мысленно свои действия в ожидании, когда прозвучит сигнал к погружению. Я подумал, что Хей, должно быть, сейчас заканчивает проверку мостика. Я надеялся, что наверху все будет тщательно закреплено. Наконец я услышал его голос в динамике трансляционной сети:

— Все — вниз! Все — вниз! Одновременно по всему кораблю раздался сигнал ревуна, так похожий на клаксон старомодного автомобиля.

Руки Уолша легли на рукоятки управления гидравлическими установками, включили насос, затем его правая рука задержалась около переключателя впускного клапана вентиляционной шахты.

Сигнал ревуна прекратился, затем он прозвучал второй раз. Я отступил в сторону от люка, и через несколько секунд по трапу прогремела пара ног, за ней — другая. Соскочив с трапа, старшина-торпедист Шварц быстро уселся на одно из сидений перед приборной панелью на посту погружения и всплытия. Матрос Маккеми, следуя за Шварцем буквально по пятам, уселся на другое кресло.

Вахтенный офицер лейтенант Хей покинет мостик последним. Он должен будет проследить, чтобы водонепроницаемый люк, ведущий на мостик, был надлежащим образом задраен. Сейчас он там наверху проверяет люк.

Как только прозвучал второй сигнал ревуна, Уолш щелкнул переключателем, закрывая впускной клапан вентиляционной шахты. Затем его действия на посту управления приемом и продуванием балласта стали похожи на игру на органе, — напряженно следя за доской световых указателей, он быстро и точно перебирал рукой по выключателям, как по клавишам, открывая двадцать два клапана вентиляции цистерн главного балласта. Проделав это, он замер в ожидании, положив одну руку на большой переключатель, который мог закрыть половину клапанов вентиляции цистерн главного балласта, а другую — на рукоятку управления главным клапаном продувания балласта. Судя по доске указателей, рубочный люк все еще не был полностью задраен. При погружении это один из критических моментов, и ни один командир лодки не может избавиться от желания как можно скорее удостовериться в том, что рубочный люк надежно задраен. Как только Маккеми прошел мимо меня, я снова подошел к трапу и стал смотреть вверх. Наконец Бичэм доложил Хею: