– Перестань переживать о свадьбе, – увещевала Элизабет. – Ты же не нарочно заболела.

– Тебе следовало поехать без меня.

– Ты, должно быть, в бреду говоришь такое. Мы вместе это затеяли, леди Эм. Мэллори держатся друг друга. – Элизабет взбила сестре подушки. – Скоро принесут бульон и чай. Ты должна сосредоточиться на том, чтобы набраться сил. Потому что, как только ты придешь в себя, мы отправимся дальше.

– Только не в Блэксли, – мотая головой, заявила Эмили. – Мы не вернемся до тех пор, пока не проясним свое отношение. Он должен знать. Что мы старались.

– Мы можем написать письмо.

– Он письма никогда не читает.

Слуги Лонглендза время от времени общались с теми, кто служил в Эйнсвуд-Хаузе, а экономка Лонглендза писала каждые три месяца леди Элизабет и Эмили. Следовательно, девушки были осведомлены, что герцог полтора года не вскрывал личную переписку. В Лонглензе с деловой перепиской его светлости имел дело управляющий. В Эйнсвуд-Хаузе та же обязанность возлагалась на дворецкого Хаула.

– Мы можем написать ей, – предложила Элизабет. – А она может сказать ему.

– Ты уверена, что они женаты? Новости разносятся быстро, но не всегда точны. Может, она выиграла гонку, и он постарается еще что-нибудь придумать.

– Об этом напишут в завтрашних газетах, – сообразила Элизабет. – Тогда мы решим, что делать.

– Я не собираюсь возвращаться в Блэксли, – твердо заявила Эмили. – Никогда не прощу их. Никогда.

Раздался стук в дверь.

– Принесли твой обед, – произнесла Элизабет, поднимаясь со стула. – Как нельзя вовремя. Может, твое настроение улучшится, когда что-нибудь будет в твоем желудке.

Хотя Лидия и Эйнсвуд появились в Эйнсвуд-Хаузе очень поздно в четверг, все домочадцы их ждали.

К тому моменту, когда экономка освободила Лидию от верхнего одеяния, остальные слуги выстроились внизу в холле и стояли – все внимание, или изображая таковое.

Лидия понимала, что чувствовал Веллингтон перед Ватерлоо, обозревая свою «покрытую позором армию» – потрепанный сброд, с которым ему предстояло одолеть Наполеона.

Она заметила помятые фартуки и пятна на ливреях, неровно сидевшие чепцы и парики, кое-как выбритые подбородки и большое разнообразие выражений на лицах – от ужаса до презрения, от смущения до отчаяния.

Тем не менее, она проглотила замечания и сосредоточилась на том, чтобы запомнить имена и положение каждого. В отличие от Веллингтона, у нее имелась впереди целая жизнь, чтобы сотворить удовлетворительное домашнее войско из этого павшего духом сборища.

Что же касается впечатления от дома в целом: даже при беглом взгляде она поняла, что он пребывал в еще более жалком состоянии, чем прислуга.

Ничего удивительного. Эйнсвуд редко проводил много времени в резиденции и, по примеру большинства собратьев по полу, ему недоставало способностей воспрепятствовать запустению, грязи и беспорядку.

Только спальню хозяина прибрали, и там было относительно чисто. Без сомнения, заслуга Джейнза. Ранее днем она открыла, что в противовес наружности – следовало уточнить, наружности Эйнсвуда – Джейнс был чрезмерно суетлив и внимателен до мелочей. Он просто имел несчастье служить у субъекта, который отказывался идти ему навстречу.

Поскольку Эйнсвуд нетерпеливым раздраженным жестом отпустил слуг, лишь только дворецкий и экономка, мистер Хаул и миссис Клей, всех представили, то именно Джейнзу выпала участь показать Лидии ее покои. Ее апартаменты примыкали к комнатам Эйнсвуда. Выяснилось, что там давным-давно никто не жил.

Эйнсвуд явно не хотел заходить к ней. Когда Джейнз открыл дверь в апартаменты ее светлости, герцог направился в противоположную сторону в свою гардеробную.

– Получив известие в столь короткий срок, полагаю, миссис Клей не успела позаботиться о моих комнатах, – спокойно заметила Лидия, лишь Эйнсвуд оказался вне пределов слышимости.

Джейнз огляделся, с оскорбленным видом поджав губы, когда увидел паутину, висевшую в углах на потолке, мутной пленкой подернутые зеркала и стекла, толстый, как пепел Везувия в Помпее, слой пыли.

– Она могла бы сделать хоть что-то, если бы осмелилась, – произнес он

Лидия заглянула в мрачную, затянутую паутиной пещеру, которую Джейнз представил ей как гардеробную:

– Я так понимаю, что холостяки – некоторые холостяки – не любят, когда их беспокоят по пустякам.

– Многие слуги служат здесь еще со времен четвертого герцога. Кое-кто из семей, которые служили Мэллори многие поколения, – сообщил Джейнз. – Преданность – прекрасная вещь, но когда ты изо дня в день ничего не делаешь из-за того, что не знаешь, чем заняться и не осмеливаешься… – Он прервал себя и замолчал, сжав рот.

– Тогда будет легче приучить слуг к моему порядку, – оживленно рассуждала Лидия. – Мы начнем с чистого листа. Никакие экономки не встанут на их пути. Никакие свекрови не будут вмешиваться.

– Да, ваша светлость, – согласился Джейнз. Затем вновь сжал губы.

Лидия не могла утверждать, что он прямо разражался откровениями. Хотя ее снедало любопытство, она, однако, знала протокол, не позволяющий ей поощрять Джейнза. Она заметила, что он не так сдержанно себя вел непосредственно с хозяином. Ранее днем она слышала ворчание камердинера – и не всегда под нос – пока он помогал его светлости привести себя в порядок.

– В любом случае, любые перемены лучше подождут до завтра к их же пользе, – заметила Лидия, возвращаясь обратно в коридор и направляясь к двери, ведущей в хозяйские покои.

– Да, ваша светлость. – Джейнз шел за ней по пятам, когда она вошла в спальню. – Но вам понадобится горничная. Я лучше спущусь…

– Вот ты где, – выходя из гардеробной, заговорил Эйнсвуд. – А я гадаю, не значит ли это, что ты остался сплетничать с миледи на всю ночь. Что к дьяволу ты сотворил с моей одеждой?

– Ваша одежда в гардеробной, сэр.

Джейнз еще что-то добавил про себя вполголоса, но Лидия не смогла разобрать.

– Да не эта одежда, ты самодовольный плут, – вскипел Эйнсвуд. – Одну я надевал вчера. Одна в моих сумках. Все, что я могу найти – чертовы рубашки и шейные платки. Где мой жилет?

– Жилеты, что вы носили вчера, в моем жилище и ждут чистки, – отвечал Джейнз.

– Черт тебя побери со всеми потрохами! Я не опустошил карманы!

– Да, ваша светлость. Я позволил себе эту вольность. Вы найдете – э – содержимое в лакированной шкатулке на… То есть, будет лучше, если я найду это для вас, сэр.

Джейнз направился в гардеробную.

Эйнсвуд встал в дверях, преградив ему путь.

– Неважно. Я смогу найти проклятую шкатулку. Я ведь не слепой.

– В таком случае, если вы извините меня, сэр, я спущусь и поищу одну из горничных. Я бы позвонил, но никто не поймет, кому прийти и зачем.

Эйнсвуд, который было собирался снова скрыться в гардеробной, обернулся:

– Горничную? На кой дьявол мне понадобится горничная?

– Ее светлости требуется…

– Не в моей комнате.

– Покои ее светлости не годятся для…

– Уже середина ночи, проклятье на твою голову! Мне не нужна тут суетливая и кудахтающая стая женских особ, чтобы они ворошили здесь все.

Наконец, Эйнсвуд, кажется, вспомнил о существовании Лидии. Он вперил в нее сердитый взгляд.

– Пропади оно пропадом, Гренвилл, мы что, должны устраивать эту чепуху сегодня ночью?

– Нет, мой дорогой, – ответила она.

Сверкающий зеленью взгляд вернулся к Джейнзу:

– Ты слышал, что она сказала. Ступай спать. У тебя завтра будет весь день, чтобы подхалимничать.

Еще сильнее поджав губы, Джейнз кивнул и удалился.

Лишь только за ним закрылась дверь, выражение лица Эйнсвуда немного смягчилось.

– Я могу помочь тебе раздеться, – хрипло произнес он.

– «Могу» не то же самое, что «хочу». – Она подошла к нему и поправила свисающую на лоб прядь каштановых волос. – Полагаю, сие удовольствие тебе наскучило. Ты уже раз его проделал.

Он отодвинулся назад, настороженно глядя на нее зелеными глазами: