Трены 15 А сколько лет я ждал узреть твои пороги; С последних ступеней — увы!—теперь я сброшен, И вот среди людей я как один из многих. ТРЕН X Куда же делась ты, Уршуля — дочь моя? В какие дальние отправилась края? Царишь ли в вышине над всеми небесами И к сонму ангелов причислена над нами? Иль в светлый рай взята? Иль как счастливый сон Живешь на островах? Или тебя Харон Везет по озеру, и там водой забвенья Поит, что ты глуха к отцовским огорченьям? Иль тело сбросивши, забыв и мысль свою, Ты уподобилась живому соловью? 4 Или в чистилище пятно смываешь с тела, Какое, может быть, на плоти уцелело? 5 Иль в прежний мир ушла, в неведомую даль? 6 Ужели родилась ты на мою печаль? — Но где бы ни была, ты сжалься надо мною! А если вновь предстать не можешь ты земною, Тогда утешь меня, явись перед отцом Хоть призрачной мечтой, хоть тенью, или сном! ТРЕН XI Да! «Добродетель — вздор» — сказал сраженный Брут; И люди многие смысл этих слов поймут. Ведь разве нас спасет и набожное слово? И разве доброта нас охранит от злого? Смешает скрытый враг деяния людские, И не посмотрит он, где добрые, где злые; Настигнет каждого дыханием своим, Виновен ты иль нет, — всё рок неотвратим.
16 Тексты И всё же в нас живет та мудрость напускная, И мы гордимся тем, что тайн судьбы не знаем. Мы смотрим в небеса, желая видеть в них Божественный закон, — но взоры глаз людских Бессильны; мы живем средь легких сновидений, Что в жизни наяву растают, словно тени. О скорбь души! Ужель лишиться должен я Рассудка своего и счастья бытия? ТРЕН XII Так ни один отец ребенка не любил, Так не страдал над ним, теряя столько сил. Но редкое дитя на этот свет придет, Чтобы достойным быть родительских забот. Уршуля так чиста, воспитана, послушна. Поет и говорит, к стихам неравнодушна; Родных изобразит, и вид их величавый, Привычки девичьи и девичьи забавы; Так рассудительна, и так любви полна, Так обходительна, стыдлива и скромна. Уршуля поутру не сядет и за стол, Пока не выполнит души священный долг; Она не ляжет спать без материнских ласк; Не вспомнив мать, отца, не закрывает глаз. Она спешит -к отцу, перешагнув ступени, Поведать радости, садится на колени; И каждому в семье готова для услуг, С наивной детскостью опережая слуг. Так с самых ранних дней казалась жизнь богатой, А ей ведь мало лет: ей месяц шел тридцатый. И вот под тяжестью той радости земной, Всех добродетелей, еще в часы восхода Упала ие созрев. — О юный колос мой! Ты не созрел еще, а я, не видя всходов,
Трены 17 Я должен вновь тебя, печальный, в землю сеять, Зерно надежд зарыть в страдании таком: Ты больше не взойдешь и, предо мною зрея, Ты не распустишься живительным цветком. ТРЕН XIII Уршуля! Выйди! Встань у гробовой плиты! Уж не рождалась бы, не умирала ты! За счастья миг плачу страданьями отныне, Тоскуя по твоей безвременной кончине. Обманут я тобой, как мимолетным сном. Что призраком богатств нас манит, а потом Исчезнет, промелькнув на краткое мгновенье, Оставив лишь тоску и горечь сожаленья. Уршуля милая! Вот точно так же ты Мне в сердце разожгла надежды и мечты, А после бросила, и нет теперь покоя, Все радости мои ты унесла с собою. Ты у меня взяла души заветной часть, Осталась лишь во мне любви печальной страсть. Вот положите здесь ей камень из гранита, Пусть надпись говорит мне о любви разбитой: «Тут Кохановская одна лежит в тиши — «Отцовская любовь — вернее, плач души. «Ты поступаешь, смерть, наперекор: не я — «Она скорей должна оплакивать меня». ТРЕН XIV О, где ж ворота те? Тот вход, каким когда-то Орфей сошел в Аид — тяжка была утрата. Когда бы той тропой туда пройти я смог, Ища родную дочь, и перейти поток, Где на ладье Харон плывя отвозит тени 2 Ян Кохаыовский
18 Тексты В лес кипарисовый под траурные сени. Ты, лютня — верный друг, не оставляй меня, Войдем мы во дворец, в то царство бытия, Где властвует Плутон! И песней и слезами Мы взор ему смягчим, пусть сжалится над нами; Он возвратит нам дочь — ее так страшно жаль — И укротит во мне жестокую печаль. Мы все придем сюда — уж так судьба велела; Но пусть созреет плод, еще вполне незрелый. Что ж каменную грудь имеет этот бог, Чтоб человек его и упросить не мог?! Так я останусь здесь. Меня он не отпустит: Я совлеку с души покров суровой грусти. ТРЕН XV О. лютня звонкая и нежная Эрато, Вы — утешенье тем, кого томит утрата, Развейте мысль мою, что омрачила дом, Пока еще не стал я каменным столбом, Слезу кровавую сквозь мрамор изливая — То память скорбных дней во. мне еще живая! Ошибся, может быть? Кто не терял детей? Что значит скорбь моя пред скорбью всех людей? Мать несчастливая! (Быть может, бред безумный Несчастьем называть всё то, что неразумно), Где дочери твои и где же сыновья? Где утешение? И радость где твоя? Четырнадцать могил твоих детей скрывают, А ты, несчастная, пока еще живая, Ты обнимаешь их, суровый холод плит, Где каждое дитя погубленное спит! Так и цветы лежат, подрезаны косою, Иль наземь свалены водою дождевою. На что надеешься? Кого ты ждешь с тоской?
Трены 19 Зачем не кличешь смерть, чтоб обрести покой? Неотвратимый лук и стрелы Артемиды, Что делают, о Феб, нанесшие обиды? Пусть жалость или гнев, когда виновна мать, Ей старость пресекут, чтоб больше не страдать! И снова месть словам, так высказанным смело: Ведь Ниобея вдруг сама окаменела И на горе стоит, как мрамор вековой, Под камнем только скорбь и боль души живой. Прорезав грудь скалы, слеза одна, другая Прозрачным родником с вершин скалы стекает, Где зверь и птица пьют; и скована с тех пор Она стоит в скале ветрам наперекор. Над мертвым нет холма, нет мертвого в могиле,. Могилу с мертвецом в единый образ слили. ТРЕН XVI На радость злой судьбе и тем невзгодам, Что сердце мучают мне год за годом, Я должен бросить стих и лютни строй, Чуть не простясь с душой: Я жив! Иль, может, сон меня терзает, Из костяных ворот на нас слетает И, ввергнув в тот или иной туман, Дарит один обман.7 О, заблуждения, безумца думы! Все знают, что легко прослыть разумным, Коль воле жизнь подчинена, И голова ясна. В достатке бедность благом мы считаем, В удаче — горем мы пренебрегаем.
20 Тексты Пока у пряхи шерсти есть запас, Смерть не пугает нас.8 Но, если к нам придет нежданно горе,. Жизнь нелегка, всегда мы с нею в споре, И смерть уже нам кажется страшна, Когда близка она. Ты с плачем, Цицерон, идешь в скитанья, Хотя и знаешь, что не Рима зданья, А целый мир отчизна мудреца — Так тверд будь до конца.9 Зачем же ты о дочери жалеешь? Мысль о несчастье до сих пор лелеешь? Уже ль достоинством тебе всегда Казалась и беда? Ты мнишь, что смерть безверью лишь ужасна, Сам в вере тверд, но разве не согласна, Душа твоя от злых обид порой Покинуть мир земной? Всех обманув, не обманул себя ты. Оратор славный! Горестью объятый, Тревогам дух свой гордый ты вручил, Как я, лишенный сил. Ведь человек — не камень, и судьбина Всех наших мыслей и тревог причина, И разве легче для души, когда Она болит всегда. О, время, только ты даешь забвенье! Что разум пред тобой, что все моленья? Дай сердцу жизнь и от печальных дум Освободи мой ум!
Трены 21 ТРЕН XVII Бога тронутый десницей, Должен счастья я лишиться, И душа уж еле-еле Держится в усталом теле. Солнце блещет, поднимаясь, Солнце гаснет, опускаясь, Но для сердца всё — мученье, Нет печали утоленья. Горю нет конца и краю. Все я слезы проливаю. Должен лить их! Боже, боже, От тебя кто скрыть их может? Если мы не в волнах моря, И войны не знаем горя, Беды все ж идут за нами, Хоть и разными путями. Скромно жил я, и едва ли Обо мне другие знали И карать мой нрав невинный Злобе не было причины. Но десницы бога властной Мы бежали бы напрасно. И удар был тем сильнее, Чем я вел себя хитрее. Разум мой, в иные годы Прозревавший все невзгоды, Ныне слеп, пути не знает... Плохо разум выручает!
22 Тексты Он порой помочь мне хочет Снять тоску, что сердце точит, Но тоска способна разом Перевесить всякий разум. Смысла нет, с судьбою споря, Горем не назвать нам горе, Тот же, кто в беде смеется, Лишь безумцем наречется. Тот, кто слезы презирает, Уваженье мне внушает, Но всегда его старанья Множат горе и терзанья. Дух мятется мой, тоскуя, Рад не рад, всё слезы лью я. И, к печали в довершенье, Зрю себя я в униженье. И лекарство то, о боже, Уж не лечит, а тревожит. Кто здоровья мне желает, Пусть другое предлагает. Я ж смочу слезою вежды, Так как нет уж мне надежды. Разум мой давно в смятенье, Лишь от неба жду спасенья. ТРЕН XVIII Мы — дети, непослушные с рожденья: Коль в счастье мы живем, Об имени твоем Не помним, предаваясь наслажденьям.