БЕРИКАУЛИ
Точит меч Берикаули,
Думу думая свою.
Водит каменным точилом
По стальному лезвию.
Уж давно свой меч старинный
Не снимал он со стены —
Заржавел клинок булатный,
Села копоть на ножны.
Собирается толпою
Перед старцем молодежь:
«Что с тобою, дед, случилось?
На кого ты в бой идешь?
Без тебя осиротели
И топор твой и коса!»
Хмурит бровь Берикаули,
Слыша эти голоса.
«Неразумные вы дети!
Иль не знаете о том,
Сколько я махал доныне
И косой и топором!
Стар уж я. В лесу и в поле
Протекла вся жизнь моя,
Но за пазухой не дремлет
Подколодная змея.
Кто подаст мне корку хлеба?
Где мой нищенский обед?
До сих пор молчал я, дети,
А теперь терпенья нет.
Не косой — мечом булатным
Помахать пришел черед,
Может быть, хоть он сегодня
От врага меня спасет».
И взметнул Берикаули
Брови, полные седин.
«Полно, дед! Ведь молодые
Выйдут в битву как один».
«Нет, — вздохнул Берикаули. —
До тех пор, пока седой
Не падет на поле битвы,
В бой не выйдет молодой!»
ОРЕЛ
Я видел: окруженный вороньем.
Упал орел, не в силах отбиваться.
Еще хотел бедняга приподняться,
Да уж не мог, и лишь одним крылом
Уперся в землю, и потоком крови
Весь обагрился, к смерти наготове.
Проклятье вам, стервятники могил!
В несчастный день меня вы сбили, гады!
А то бы я сегодня без пощады
Все ваши перья по ветру пустил!
ПЕСНЯ
Ты на том берегу, я на этом,
Между нами бушует река.
Друг на друга мы с каждым рассветом
Не насмотримся издалека.
Как теперь я тебя поцелую?
Только вижу смеющийся рот.
Перейти сквозь пучину такую
Человеку немыслимо вброд.
Не пловцы мы с тобой, горемыки,
Нет ни лодки у нас, ни руля.
Не ответит нам небо на крики,
Не поможет нам в горе земля.
Целый день ожидая друг друга,
Мы смеемся сквозь слезы с тобой.
Я кричу, но не слышно ни звука —
Всюду грохот и яростный вой.
Умирает мой голос тревожный,
Утопающий в бурной реке…
Как теперь я в тоске безнадежной
Проживу от тебя вдалеке?
И не лучше ли смерть, чем томленье,
Чем бессильные эти слова?
Нет, пока ты видна в отдаленье,
До тех пор и надежда жива!
ПОЭТЫ СОВЕТСКОЙ ГРУЗИИ
Г. АБАШИДЗЕ
ОБЛАКО НОСТЕ
Ты вдалеке от Носте угасал,
Затерянный в Алеппо и Стамбуле.
Где очи его напитались землей,
Истлели широкие плечи?
Холодный, как горы, как горы, немой,
Хозяин твой, Носте, далече!
Ты видишь: он скалы обходит вокруг,
Ущелья, долины и пашни.
Ты чуешь: укрылся изгнанника дух
В развалинах каменной башни.
Несчастные дети в могилу легли,
Иранским отрядам — раздолье,
И пыль кизилбашей клубится вдали,
И долго колеблется в этой пыли
Клинок его, воткнутый в поле.
Не раз от него улепетывал шах,
Но даже в высоких палатах
Он, Носте, мечтал о твоих облаках,
Герой ополчений крылатых.
Он в Грузию, верно, теперь не ездок,
Но с ней нелегко разлучиться.
Вдали от отчизны он весь изнемог,
Тоска навалилась, волчица.
Погибшие дети в могилу легли,
И нет ему радости боле,
И пыль кизилбашей клубится вдали,
И долго колеблется в этой пыли
Клинок его, воткнутый в поле.
НА КЛАДБИЩЕ САМЦХЕ
Он был подобен в жизни великану,
Я не видал ни рук таких, ни плеч!
В рост человека был привязан к стану
Его огромный выщербленный меч.
Он жил средь виноградников и пашен
С своей женой, красивой без прикрас.
Он был могуч, и был ему не страшен
Ни Тамерлан, ни грозный Шах-Аббас.
Но натиск персов крепче становился,
И наконец с рассеченным челом
В своей могиле еле уместился
Отважный муж, поверженный врагом.
Скрестил он руки в глубине могильной,
Оставив здесь на произвол судьбы,
Как корабли, огромные давильни,
Кинжал и меч, большие, как дубы.
«Лишь ветер подует в дубраве…»
Лишь ветер подует в дубраве
И снегом потянет с вершин,
В бокале блеснет саперави,
В столовой зажжется камин.
И явится столик нежданно,
И гости покажутся вдруг.
Кувшинчики, словно фазаны,
Пред ними усядутся в круг.
Сначала их робкие взоры
Бегут к потолку, но потом
Мечты их несутся в просторы,
Весельем дыша и вином.
Несутся в окно, в палисадник,
Над полем летят в тишине,
Где дремлет в снегу виноградник,
И ласточек видят во сне.