— Да-а, не везет тебе, — отвечает другой коммивояжер. — Со мной, слава Богу, такого не было. Меня вышвыривали вон, закрывали дверь перед самым носом, спускали с лестницы — но обижать? Такого ни разу не случалось!

В купе поезда граф Эстерхази разговаривает с попутчиком. Потом он представляется:

— Я граф Эстерхази.

— Очень приятно! Я — о Господи.

Граф Эстерхази, обиженно:

— Что за шутки!

— Никаких шуток! Я — коммивояжер. И куда бы я ни пришел, люди говорят: "О Господи, вы опять тут!"

В переполненной гостинице еврею достается комната, где уже спит офицер. Хозяин гостиницы просит еврея не шуметь и не зажигать свет: господин офицер очень устал на маневрах.

Еврей в темноте раздевается, утром, тоже в темноте, одевается, чтобы успеть на утренний поезд, и уходит из номера.

На улице все встречные солдаты отдают ему честь. Что бы это могло значить? На вокзале он проходит мимо зеркала — и видит: на нем мундир лейтенанта!

— Черт бы взял этого хозяина! — возмущенно восклицает он. — Вместо меня он разбудил лейтенанта…

Ночной пожар в гостинице. Хозяин спешит разбудить постояльцев, чтобы они успели выбежать из горящего здания.

Кон, которого бесцеремонно растолкали, бросает взгляд на часы и говорит строго:

— Хорошо, я выйду. Но сейчас только половина первого ночи. Поэтому за эту ночь я заплачу вам только половину стоимости!

Ицик, смертельно усталый, снимает номер в гостинице и сразу засыпает. В два часа ночи раздается стук в дверь. Ицик в испуге вскакивает.

— Что такое?! — кричит он.

— Я вам хотел сообщить, — отвечает хозяин гостиницы, — что с вокзала доставили ваши чемоданы.

— Оставьте меня в покое с чемоданами! До утра еще много времени! Дайте мне поспать! — кричит Ицик.

Спустя некоторое время его снова будят.

— Ну что там опять? — стонет он.

— Мы только хотели вам сказать, — кричит из-за двери хозяин, — что произошла ошибка: это вовсе не ваши чемоданы.

Гостиница переполнена. Ицика поселяют в номер, где уже есть постоялец.

— Я могу занять вторую кровать? — спрашивает Ицик соседа.

— Пожалуйста. Но я должен вас предупредить, что я очень сильно храплю.

— Это ничего. А я — лунатик…

Сосед, утром:

— Вы всю ночь спокойно спали.

— Никакой я не лунатик, — отвечает Ицик. — Но я знал, что если я вам скажу, что я лунатик, вы всю ночь будете наблюдать за мной, а значит, не будете храпеть.

Океанский корабль получил пробоину; через полчаса он пойдет ко дну. Катастрофа неотвратима.

На борту находится фокусник. Капитан велит его найти, объясняет ему положение и говорит:

— Мы ничего сделать не в состоянии. Но может быть, вы хотя бы сумеете предотвратить панику?

Фокусник обещает сделать все, что в его силах. Он входит в зал, где собрались пассажиры, и объявляет:

— Господа, через полчаса я заставлю наш корабль взлететь.

Он делает пассы и время от времени говорит: "Еще десять минут… Еще пять минут…" — и точно в назначенный момент раздается мощный взрыв.

Еврей в лапсердаке успевает ухватиться за какую-то доску и теперь плывет по волнам. Вдруг невдалеке, на гребне волны, он видит фокусника, которому тоже удалось найти доску.

— Ну ты, мешуге! — кричит ему еврей. — Ты не мог придумать фокуса получше?

Мейер, измученный морской болезнью, приплывает в Нью-Йорк. Шатаясь, он спускается по трапу. И вдруг видит водолаза, который в полном снаряжении поднимается из воды.

— Ой, — говорит Мейер, — если бы я знал, что сюда можно прийти пешком…

Восьмилетний ребенок падает за борт. Его отец в отчаянии; он обещает тому, кто спасет его дитя, десять тысяч долларов. Пока все, оцепенев от растерянности, стоят у поручней, Залман уже в воде. С ребенком в руках он хватается за спасательный круг, и их поднимают на борт. Счастливый отец зовет спасителя в свою каюту, чтобы выписать чек.

— О деле поговорим после, — останавливает его Залман. — Сначала я хотел бы выяснить, кто мне дал под зад пинок, от которого я очутился за бортом.

Корабль тонет. Еврей жалобно кричит и плачет. К нему подходит другой еврей и говорит:

— Ты чего орешь? Это что, твой корабль?

Старый Шмуль плывет в двухместной каюте вместе с другим пассажиром. Ночью Шмуль принимается во весь голос причитать:

— Ой, мне хочется пить! Ой, мне хочется пить!

И нет этому конца. Наконец сосед, проклиная все на свете, одевается и приносит для Шмуля бутылку сельтерской. На некоторое время становится тихо. Потом Шмуль начинает причитать снова:

— Ой, как мне хотелось пить!

Корабль вот-вот пойдет ко дну. Пассажиры молятся. Гольдберг тоже молится вслух, просит Бога спасти их. Еврей, который его знает, трясет Гольдберга за плечо и шепчет:

— Замолчи, пожалуйста. Если Бог узнает, что ты плывешь на этом пароходе, мы все пропали!

Чем он будет говорить?

— Представь, Янкель отморозил себе обе руки!

— Боже милостивый, чем же он будет теперь говорить?

Зима в Польше. Два еврея, засунув руки глубоко в карманы, молча бредут по снегу.

— Что с тобой? Ты почему молчишь? Заболел?

— Вот еще! Просто не хочу руки отморозить!

Перельмуттер возвращается домой после долгой поездки. Семья бурно приветствует его.

— Ну, рассказывай же! — просят все.

— Как мне рассказывать, если вы держите меня за руки?

— Мойше, что такое пантомима?

— Очень просто: это когда люди разговаривают, хотя ничего не говорят.

— Он говорит, и говорит, и говорит. Но что он говорит, он не говорит!

— Ты думаешь, я молчу? Я просто ничего не говорю!

Про уличного торговца, который спускается по лестнице, перешагивая через три ступеньки:

— Какой темпераментный человек! Он говорит даже ногами!

На маленькой железнодорожной станции в США. Два еврея, оживленно жестикулируя, прогуливаются по платформе. К ним подходит дежурный по станции и просит:

— Господа, беседуйте, пожалуйста, за туалетом. Иначе машинист скорого поезда подумает, что вы подаете сигнал экстренной остановки.

Библиотека в Нью-Йорке. В углу, где стоят еврейские книги, вместо "Quiet please" ("Просим соблюдать тишину") написано — "Ша!".

— Ты даже не спрашиваешь, как у меня дела.

— Ну и как у тебя дела?

— Ой, не спрашивай!

В чем разница между Гранд-отелем и кошерным рестораном?

В первом слышно, как люди разговаривают, и видно, как они едят.