* * *
В край далекий уезжая,
милая моя,
ты не вздумай, дрянь такая,
позабыть меня!
Ты не вздумай, дорогая,
позабыть о том,
как стоял я, обмирая,
под твоим окном,
как сидел с дурацким чаем
за столом твоим,
меж надеждой и отчайньем
нем и недвижим,
как раскатанной губищей
нежных уст твоих
я коснулся, словно нищий
у ворот святых!
Так не вздумай, ангелочек,
это забывать!
Хоть один еще разочек
дай поцеловать!
А иначе – вот те слово,
вот те, Таша, крест —
будешь ты не Гончарова,
а прямой Дантес!
* * *
Бодливой корове бог рог не дает.
Вот так же и ты – не даешь!
Я хнычу и жалуюсь дни напролет,
я сетую: «Эх, молодежь!..»
Но, знаешь ли, то, что ты все же даешь,
никто на земле не дает —
такое веселье по жилам течет,
такое блаженство под сердцем растет,
такая музыка поет!
II
РОМАНС
Я тебя называю своею,
хоть моею тебе не бывать,
потому что все больше пьянею,
подливаю опять и опять.
Черной ночкой вино зеленое
нашептало мне имя твое.
Глухо екнуло сердце хмельное.
Так прощай же, блаженство мое!
Черной ночкой по белому снегу
я уйду от тебя навсегда,
в горе горькое брошусь с разбегу,
пропаду без стыда и следа.
Провожают меня до заставы,
наливают мне на посошок,
подпевают мне пьяной оравой
и Некрасов, и Надсон, и Блок!
СТАРОФРАНЦУЗСКАЯ ПЕСНЯ
У моей у Госпожи
нрав суров и строг режим —
ничего ей не скажи,
никогда с ней не лежи!
На мою бы Госпожу
да хорошую вожжу,
я же только погляжу —
как осенний лист дрожу!
Потому что Госпожа
словно майский цвет свежа.
Как такую обижать?
Лучше просто обожать.
КРАСАВИЦЕ, ПРЕДПОЧИТАВШЕЙ ФЕБА КУПИДОНУ
Я так люблю тебя, а ты меня не так,
так как-то, средненько, неважно, на трояк.
Напрасны жалобы, бессмысленны укоры —
ты снова о стихах заводишь разговоры!
А что в них, девочка? – Слова, слова, слова!
Ужели же от них кружится голова,
и сердце сладостно сжимается, и очи
вдруг увлажняются, а также, между прочим…
Да что там говорить! Органа жизнь глухой
скорей поймет, чем ты меня!.. Ах, ангел мой,
как хочется тебя! Обнявши стан твой гибкий,
я б целовал тебя – от пятки до улыбки,
и спереди всю-всю, и сзади, и т. п.!
Вот счастье, милый друг!.. А вот стихи тебе.
МАЛОРОССИЙСКАЯ ПЕСНЯ
По бэрэжку хожу
да соби смэкаю:
хто з тобою нэ знается
горя той нэ знае!
Ох уж ты, Наталка,
шо ж ты наробыла?
Ты ж мэнэ, стару людину,
зовсим погубила!
Ты мэнэ старого
нэ мож'эшь кохати.
А я пийду в сад зэлэный
по тоби рыдати!
Нату моя, Нату,
шо ж таке творится?
Ты ж така хороша, Натку,
дай хоть подывыться!
Дай уж, дивчиночка!..
Нэ дае ни трошки!
Ой, ратуйте, громадяне,
помираю с тоски!
Нэ дае, змиюка!
Чому ж я нэ птица,
шоб в блакитно небо ридно
от тоби сокрыться?
Тю на тэбэ, Натку!
Сэрдэчко разбилось.
Грае, грае воропае,
шоб воны сказились!
* * *
Богу молиться об этом грешно.
Книжки об этом печатать смешно.
Что с этим все-таки делать?
Жил же без этого – и ничего,
без дорогого лица твоего
и уж тем паче без тела.
Что посоветуешь, милый дружок?
Милый дружок, как обычно, – молчок.
Правильно, что уж тут скажешь.
Сам заварил и расхлебывай сам,
кто ж поднесет к твоим детским губам
эту прогорклую кашу!
Жил, не тужил же, и вот тебе раз! —
по уши в этом блаженстве увяз,
мухою в липком варенье.
Сладко, и тяжко, и выхода нет.
Что-то уж слишком мне мил белый свет
из-за тебя, без сомненья!
Сердце скрепя и зубами скрипя,
что же я все же хочу от тебя,
от европеянки нежной?
К сердцу прижать или к черту послать?
Юбку задрать, завалить на кровать?
Это неплохо, конечно.
Но я ведь знаю, что даже тогда
мне от тоски по тебе никуда
не убежать, дорогая!
Тут ведь вопрос не вполне половой —
метафизический! – Боже ты мой,
что я такое болтаю?!.
Просто я очень скучаю.