К Вергилию, на смерть Квинтилия Вара
Сколько слез ни прольешь, все будет мало их —
Так утрата горька! Плачу надгробному,
Муза, нас научи: дар благозвучия
От отца получила ты.
Наш Квинтилий, увы! спит непробудным сном.
Канут в бездну века, прежде чем Праведность,
Честь и Верность найдут мужа, усопшему
В добродетелях равного.
Много честных сердец ранила смерть его;
10 Но, Вергилий, твое ранено всех больней.
Тщетно молишь богов друга вернуть тебе,
Им любовно врученного.
Пусть рокочет твоя лира нежнее той,
Чьим напевам внимал бор зачарованный, —
Не наполнится вновь кровью живительной
Тень, что страшным жезлом своим
Бог Меркурий, глухой к просьбам и жалобам,
В мрачный круг оттеснил немощных призраков.
Тяжко! Но, не ропща, легче мы вынесем
20 То, чего изменить нельзя.
К Лидии
Реже все трясут запертые двери,
Вперебой стуча, юноши лихие,
Не хотят твой сон прерывать, и любит
Дверца порог свой, —
Легкие в былом чьи скрипели часто
Петли. Слышишь ты уж все реже, реже:
«Ты, пока всю ночь по тебе страдаю,
Лидия, спишь ли?»
Дерзких шатунов в свой черед, старуха
10 Бедная, в глухом тупике оплачешь,
Фракийский когда голосит под новолунием ветер.
Ярая любовь пусть тебе и жажда
Та, что кобылиц распаляет часто,
Раненую жжет неотступно печень, —
Пусть ты и плачешь.
Пылкая, плющом молодежь зеленым
Тешится всегда, как и темным миртом,
Мертвые листы предавая Эвру,
20 Осени другу.
К Музам. Об Элии Ламии
Любимец Муз, я грусть и волнения
Отдам развеять ветрам стремительным
В Эгейском море. Что за дело
Мне до угроз полуночных скифов
И до забот державца парфянского?
О Муза, Муза, дочерь Пиерии,
Ключей ты любишь свежесть; свей же,
Свей же для Ламии цвет весенний
В венок душистый. Что без тебя моя
10 Хвала? Достоин быть он прославленным
Тобой и сестрами твоими
Плектром лесбийским на струнах новых.
К пирующим
Кончайте ссору! Тяжкими кубками
Пускай дерутся в варварской Фракии!
Они даны на радость людям —
Вакх ненавидит раздор кровавый!
Зачем блестит меж вин и светильников
Кинжал мидийский? Тише, приятели!
Умерьте крик и гам безбожный
И возлежите, склонясь на локоть…
Я должен с вами выпить фалернского?
10 Идет! Но пусть сначала признается
Мне брат Мегиллы Опунтийской,
Кто его ранил стрелой блаженства?
Не говоришь? Иначе не буду пить!
Любовь какая б ни увлекла тебя,
Палит она огнем не стыдным, —
Лишь в благородной любви ты грешен!
Что б ни таил, шепни-ка мне на ухо, —
Тебя не выдам. О злополучный мой,
В какой мятешься ты Харибде,
20 Юноша, лучшей любви достойный!
Какой ведун иль ведьма Фессалии
Тебя изымет зельями? Бог какой?
Ид этих уз тройной Химеры
Вряд ли тебя и Пегас исторгнет!
К Архиту Тарентскому
Славный Архит, земель, и морей, и песков исчислитель,
Ныне лежишь ты, покрытый убогой
Малою горстью песка у большого Матинского мыса!
Что из того, что умом дерзновенным
Ты облетел и небесную твердь, и эфирные выси?
Смертной душе не укрыться от смерти.
Пал и Пелопа отец, хоть и был он богов сотрапезник,
Умер Тифон, к небесам вознесенный,
Умер Минос, посвященный Юпитером в тайны; владеет
10 Орк Пантоидом, вернувшимся в Тартар,
Хоть и рассказывал он, свой щит на стене узнавая,
Как воевал он под башнями Трои,
Хоть и учил он, что смерть уносит лишь кожу да жилы,
Хоть и великим он был тайновидцем
Истин природы, как сам ты твердишь; но всех ожидает
Черная ночь и дорога к могиле.
Фурии многих дают на потеху свирепому Марсу,
Губит пловцов ненасытное море,
Старых и юных гробы теснятся везде: Прозерпина
20 Злая ничьей головы не минует.
Так и меня потопил в Иллирийских волнах буреносный
Нот, Ориона сходящего спутник.
О мореплаватель, ты хоть горстку летучего праха
Брось на мои незарытые кости.
Не поскупись! И пускай за это грозящие ветры
Прочь повернут от волны Гесперийской
К рощам Венузии, ты же свой путь продолжай невредима
Пусть на тебя справедливый Юпитер
Щедро прольет дары, и Нептун, охранитель Тарента.
30 Грех совершить ни во что ты не ставишь?
Может ведь это и детям твоим повредить неповинным;
Суд по заслугам с возмездием строгим
Ждет и тебя: не пребудут мольбы мои без отмщенья,
Жертвы тебя не спасут никакие.
Пусть ты спешишь, — недолга надо мною задержка: три горсти
Брось на могилу мою, — и в дорогу!
К Икцию
Мой Икций, ты ль счастливой Аравии
Сокровищ жаждешь, страшной войной грозишь
Царям непокоренной Савы,
Цепи куешь для мидян ужасных?
Какая дева-иноплеменница,
Когда в бою падет ее суженый,
Тебе послужит? Что за отрок
Чашником будет твоим кудрявым
Из дальних серов, стрелы привыкнувший
10 Метать из лука царского? Можно ли
Сказать, что Тибр не возвратится,
Реки не хлынут к истокам горным,
Коль ты, скупивший книги Панэтия
И вместе с ними мудрость Сократову,
Нам посулив благое, хочешь
Их обменять на испанский панцирь?
К Венере
О царица Книда, царица Пафа,
Снизойди, Венера, в волнах курений
С Кипра в светлый дом молодой Гликеры,
24
Размер — II асклепиадова строфа.
Квинтилий Вар — критик, друг Вергилия и Горация, умерший в 24 году до н. э.
25
Размер — сапфическая строфа.
26
Размер — алкеева строфа.
Ст. 6. Пиерия — область во Фракии, родина Муз.
27
Размер — алкеева строфа.
Ст. 2, 6. Фракийским обычаем было пить до потери сознания, мидийским — не снимать кинжала даже на пиру.
Ст. 21. …ведьма Фессалии… — Фессалия славилась колдуньями.
Ст. 23. Химера — трехтелое чудовище, с которым герой Беллерофонт бился верхом на Пегасе.
28
Размер — I архилохова строфа. Ода написана от лица моряка, погибшего в буре и выброшенного на берег близ древней гробницы тарентского математика Архита (IV в. до н. э.): в ст. 1-20 он обращается к Архиту, в ст. 21-36 — к проезжим морякам с просьбой похоронить его тело.
Ст. 10. Пантоид — имя троянца; Пифагор, последователем которого был Архит, утверждал, будто в него переселилась душа Пантоида, и в доказательство угадал щит Пантоида среди многих щитов, прибитых к храмовой стене.
29
Размер — алкеева строфа.
Ст. 2-3. …войной грозишь царям… Савы… — Римский поход на Савское царство в Счастливой Аравии (Йемен) был предпринят в 24 году до н. э.; до Ирана (страны мидян, ст. 4) и Китая (страны серов — ст. 9) он, конечно, не достиг.
Ст. 13. Панэтий — философ-стоик II века до н. э.